Декады день Первый

сложным рефлексиям и поэтому разговор совершенно непринужденно, логично и безо всяких промежуточных этапов перешел на инопланетян, летающие тарелки-НЛО, науку УФОлогию, Бермудский треугольник, экстрасенсов, парапсихологов, йогов, шаманов, колдунов и ведьм и вообще грозил забраться черт знает в какие дебри, как вдруг в беседу вступило новое лицо.

Мистерия вторая.                
Повествующая о жизни, любви и невероятном успении
товарища-пана Макогона

«Вот вы говорите: дважды два – четыре, а я вам расскажу еще более невероятную историю, – подал из своего угла голос доселе молчавший  товарищ Маузер. – Наше Учреждение (как вы знаете, я служу в Столице, в одном из районных Учреждений) занимается сразу всем, но понемножку – то тó, то сё... Когда объявили Перестройку, мы начали составлять план Перестройки нашего района. Слава Богу, до его выполнения дело не дошло – случилось ГПЧК**, а за ним грянула Великая Августовская Революция. Ну, грянула – это, наверно, чересчур сильно сказано, было в общем-то тихо-мирно, но все равно – страху мы тогда натерпелись большого. Думаю, именно поэтому революцию называют Великой… А когда всё улеглось, мы сразу принялись за составление плана по Незалежному Развитию нашего района.

** Правильно не ГПЧК, а ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению). Товарищ Маузер, как мы заметили, иногда путается в названиях. Многие уже и не помнят, что ГКЧП – это группа заговорщиков из высших эшелонов власти СССР, которые в августе 1991 года  объявили о взятии всей полноты власти в стране на себя и введенни в связи с этим чрезвычайного положения. Результатом «деятельности» ГКЧП, продолжавшейся ровно три дня, стал распад СССР. История, э-хе-хе-хе! (Сост.)

Возможно, вам покажется, что составление планов – занятие сугубо бумажное, скучное и сосредотачивается в тиши кабинетов, но на самом деле это далеко не так. Ведь для того, чтобы грамотно составить план, нужно собрать данные, а также предложения с мест, нужно тщательно их проверить, систематизировать и так далее. А проведение совещаний! А связь с общественными кругами! Это целая поэма. А согласования, увязки, координация!..
Именно координацией в нашем Учреждении занимался товарищ Макогон. Отвечая за этот участок работы, он так и возглавлял группу по координации, руководителем которой числился, хотя она, эта группа, состояла всего из одного человека – самого товарища (теперь уже пана) Макогона. Впрочем, мы по старой памяти продолжали называть его товарищем Макогоном и он не обижался. Вообще, славный он был сотрудник! Всегда веселый, доброжелательный. Улыбка так и струилась с его круглого лица.
Числилась за ним всего одна странность, хотя по зрелом размышлении и странностью-то ее назвать было нельзя – он постоянно себе приискивал невесту. Дело в том, что пан-товарищ Макогон никогда не был женат. Что было тому причиною – не знаю. Скорее всего, виновато было его необычное, редкостное и даже фантастическое имя-отчество: Сосипатр Писистратович. Так и вспоминаю, как при знакомстве с ним, в компании только и слышалось со всех сторон „соси-писи” да „писи-соси”! Особенно трогательно это „соси-писи” звучало из уст милых дам. Что нам оставалось делать, как только называть его товарищем (а теперь уже и паном) Макогоном! И во всех анкетах он числился одиноким холостяком.
Но пан Макогон не отчаивался и не терял своего врожденного оптимизма. Занимаясь координацией, он ни на минуту не забывал о приискании невесты (кстати, словечко это: „приискание” – тоже принадлежало нашему Сосипатру Писистратовичу. Он так и выражался: „Поеду в командировку в Мотовиловку для координации. Надеюсь там приискать.”). Только ничего из этих приисков не получалось. Не клевала невеста – да и все тут! Ну, до знакомства – еще      туда-сюда, но как только начиналось „соси-писи”, невеста моментально спасалась бегством. А если какая-нибудь и склонялась к согласию, то уж наверняка была такою, что не годилась, как говорится, ни для „писи”, ни для „соси”, и тут уже самому Сосипатру Писистратовичу приходилось пускаться в бега.
И вот в нашем славном Учреждении случилось одно, а точнее даже целых два события. Во-первых, скоропостижно померла заведующая нашей канцелярией Мария Кузьмовна (с ударением на у: Кýзьмовна) – очень хорошая, порядочная женщина, Царствие ей Небесное! Все любили ее и до сих пор вспоминают добрым словом. Вторым важным событием, повлиявшим на ход нашей истории, было то, что на ее место приняли новую сотрудницу – и тоже Марию Кýзьмовну – такое вот необычное совпадение. То есть, сама себя она называла Марией Кузьминичной, и в паспорте у нее так было записано, но мы настолько привыкли к прежнему, что уже и к ней обращались не иначе как Мария Кýзьмовна. К чести ее надо заметить, что она не обижалась на такое переименование, восприняв его как некую традицию нашего Учреждения, что немало способствовало ее скорейшему вливанию в наши дружные ряды.
Лет Марии Кузьмовне было что-то чуть больше тридцати. Была она бездетною вдовою и очень хорошо сохранилась. Особенно нравилась нашим мужчинам ее полная грудь, тонкая талия и пышная, приятная, извиняюсь, попа. Немудрено, что пан-товарищ Макогон сразу же положил на нее глаз на предмет приискания. Кстати сказать, Мария Кузьмовна в нашем небольшом, районного масштаба Учреждении по наследству от своей предшественницы вела и кадровые дела и как-то легко, без напряга и излишних эмоций восприняла имя-отчество Сосипатра Писистратовича, только краснела каждый раз, произнося его, что очень шло к ней.  
Начиналась осень и приближалось важное событие в жизни всего нашего коллектива: пан-товарищ Макогон готовился отметить свой полтинник – до него оставалось что-то такое месяца два-три. Но готовиться нужно было уже сейчас – вы ведь помните, что в те времена и выпивку и закуску достать было ох как трудно! Правда, теперь это уже как-то стало забываться и я даже сам себя иногда спрашиваю: неужели было такое время, чтобы организовать выпить-закусить составляло целую проблему? Водки хорошей почти не было, достать „Московскую” или „Столичную” было почти подвигом, а единствен¬ное, чем изобиловали гастрономы, был напиток „Козацький”, который мы между собою называли „Кизяцький” – благодаря оригинальному вкусу и запаху, намекавшему на его возможное происхождение.
Поэтому мы, чем могли, помогали нашему Сосипатру Писистратовичу, понимая, как много для него значит этот юбилей – ведь на нем он собирался сделать предложение Марии Кузьмовне, и при благоприятном стечении обстоятельств – а у него, да и у нас были полные основания полагать, что обстоятельства складываются благо¬приятно, – юбилей мог плавно перейти в свадьбу! Наши сотрудники с энтузиазмом доставали для пана Макогона приличную выпивку, пользуясь многочисленными связями, которые имело наше учреждение, покупали, где могли (тоже по блату), дефицитные консервы, красную рыбу, сырокопченую колбасу и прочую „деликатесную группу”.
Однако спустя некоторое время мы стали замечать, что наш Сосипатр стал раздаваться в ширину. Сначала мы думали, что это просто так, сезонные колебания, но буквально через пару недель он так раздобрел, что его пузо, когда он садился, уже ложилось ему прямо на колени, штаны не сходились на пузе, а пиджак трещал по всем швам.
– Слышь, таварыщ-пан Макогон, – не выдержав, вставил ему как-то не отличавшийся особою тактичностью Кахи Швилидзе – завсектором связи с общественными кругами, – ты, мабуть, батоно*, всю нашу жратву схавал, что стал такой жирный, да?!

* уважаемый (грузинск.)

– Что вы, товарищи-панове! – чуть не плача, ответствовал пан Макогон, адресуясь ко всему нашему сообществу. – Верите ли, отломил только маленький кусочек колбаски – и вот на тебе, видите, что случилось!
– Ну да! – не унимался бесцеремонный Кахи. – Нэбось, ночью пад падушкой малотышь дэфсыт («дефицит») за обэ щеки, унычтожаешь „дэлыкатэсную группу”, да?! Какые акарака («окорока») и харызму («харизму») нагулял! Цхе!
Но вскоре мы убедились, что  Сосипатр не врет. И тогда стало понятно, что на него неожиданно напала таинственная хвороба какого-то спонтанного и стремительного ожирения. Макогон неуклонно толстел, и динамика, так сказать, этого процесса была пугающей – он уже с трудом проходил в дверь. Юбилей и связанные с ним матримо-ниальные ожидания оказались под угрозой. Надо было что-то делать.
Нужно сказать, что все наши сотрудники приняли Макогонову беду глубоко к сердцу. Все стали проявлять интерес к средствам от ожирения и для похудения, предлагалась масса рецептов – от простейших до самых изощренных и невероятных. Каждый из вас, наверно, и сам знает не один такой рецепт, полученный от разного рода шарлатанов и врачей, которые любят наживаться на чужом горе.
Сосипатр только пыхтел, выслушивая советы коллег и товарищей по работе. Но все его попытки воспользоваться предложенными рецептами приводили, казалось, к прямо-таки противоположным результатам. Думаю, вес его уже превзошел триста килограммов и все увеличивался да увеличивался. Его зад уже не помещался на одном стуле, так что он вынужден был подставить второй. „Он тут всэх нас падсыдыт!”– шипел бестактный Кахи.
На Макогона было больно смотреть!
Не менее больно было нам смотреть и на Марию Кузьмовну, которая, уже привыкнув в душе к своей роли его невесты, вынуждена была наблюдать, как на глазах рушатся и ее надежды. И вот именно со стороны этой незаурядной женщины неожиданно последовали самые решительные шаги.
В один из дней она появилась на пороге Учреждения в сопровождении какого-то таинственного незнакомца – длинного, черноволосого, прекрасно одетого и поразительно худого мужчины, темные глаза которого пылали каким-то нехорошим огнем. Все мы потом признавались, что при виде его у каждого из нас в животе что-то булькнуло, а в сердце – ёкнуло. „Воланд!” – внутренне ахнули наиболее начитанные.
Мария Кузьмовна вместе с незнакомцем, не говоря ни слова, решительно проследовала к столу, за которым на своих двух стульях восседал Сосипатр Писистратович, пошепталась с ним несколько секунд, после чего тот, отдуваясь, поднялся и все вместе они вышли вон из помещения. Мы только переглянулись.
В тот день ни Макогон, ни Мария на службе больше не появлялись, а назавтра они явились парой, причем всем нам показалось, что Макогон значительно похудел.
И действительно! Он начал терять свой колоссальный вес буквально на глазах! Похудение Макогона походило на таяние снеговой горы под жаркими лучами весеннего солнца, и вскоре на его круглом лице вновь засияла обычная милая улыбка. Как радовались все мы вместе с ним и Марией Кузьмовной! Даже бестактный Кахи прекратил свои выпады против пана Макогона и при встрече поощрительно похлопывал его по изрядно похудевшему брюху. В течение какой-нибудь недели-двух Макогон возвратился в свое обычное состояние, и мы с энтузиазмом возобновили свои ожидания и его юбилея, и других, имевших последовать за юбилеем, событий.
Но недаром наш народ говорит „Не кажи «гоп», пока не перескочишь!”
Процесс похудения Сосипатра Писистратовича отнюдь не остановился с