ПСИХО-БЛЮЗ

чтобы её воплотить. Что мы и видим.  Моше
- идея. Иешуа - сила. Вот что нужно было для выхода из Египта. Не физического, прежде всего, я понятно объясняю? Смена династии хранителей равновесия мира. Идея должна быть выше мате¬риальных сил и, видимо, поэтому, Моше, став её физическим воплощением, так и не вступил на святую землю. Он символ  идеи, которую воплотил Навин,  вооружённый' идеей  и военным опытом. Подумайте, что дало силу народу,  которые сорок лет до вступления в Землю Обетован¬ную  были рабами, затем скитались в пустыне?
Как они могли стать победоносной армией, завоевавшей Хааианские царства? А ответ в леген¬де. Моше при помощи Иешуа смог каким-то образом похитить ковчег. Да, тот самый «ковчег За¬вета», в котором, как гласит легенда, и хранились «весы». Не потому ли был так храним иудеями, что его значение было известно, по крайней мере, первосвященникам и царям? И вот почему фа¬раон погнал в догонку войско.  Ему ни к чему были  рабы, которых он без проблем заменил бы другими покорёнными народами. Он должен был во чтобы-то не стало вер¬нуть ковчег. Дальше вы знаете. А Египет с тех пор стал угасать и вскоре его заменили другие на¬ роды - греки и арабы. Он растворился в них, так как свою функцию выполнил. Народ-хранитель, бессмертен. Вот что гласит легенда. Вот почему царь Давид поручил своему сыну Соломону воз¬двигнуть Храм. Храм вокруг ковчега.
Тогда же появился и символ шестиконечной звезды. Символ хранителей равновесия, мирового порядка. И этот символ Давид поместил на щит свой. Щит, которым он должен был защищать на¬род -хранитель. Ведь название маген Давид переводится, как щит, а не звезда - кохав. Но после смерти Соломона и распрей, после Вавилонского пленения, главная святыня исчезла. Видимо свя¬щеннослужители смогли где-то спрятать её. Там, где до сих пор никто не смог отыскать её. Мно¬гие беды постигли народ Израиля, но «весы» и сейчас, видимо, где-то в пределах этой земли, так как, несмотря ни на что, евреи не исчезли, как те же египтяне, преемниками которых они стали.  Но то, что «ковчег» всё же утерян, повергло в страдания, которые до конца не исчезнут, пока «ков¬чег не вернётся в ПI- й Храм. Но вот, что интересно, если внимательно проследить историю сов¬ременных народов, то у них только тогда наступал прогресс, когда ослабевало ''давление на ев¬реев. А вспышки антисемитизма служили предвестниками бед.
Это доказанный факт, а ведь щит Давида может прикрыть все народы, освободившиеся от нена¬висти. И мы –кумраниты,  знаем, что Иешуа не только не отрицал, но и понимал это, читая свои проповеди в синагогах. Под звездой Давида. Под знаком всеобщей Божьей гармонии. И пока мир это не осознает -не быть миру. Вот, пожалуй, и всё, что я могу вам поведать. И что вы теперь на¬мерены делать?
--- Не знаю,- несколько растеряно произнёс я, - это несколько неожиданно, несколько ... Не знаю даже. Мне надо подумать. Спасибо вам Йони.
--- За что? За ещё одно сомнение, посеянное в вашей душе? А ведь основы этих сомнений лежат ещё в соперничестве гностиков и ортодоксов. И когда верх взяли ортодоксы, в силу большей об¬щественной силы своих адептов, под руководством Киприана и создали епискепство, напрочь ис¬чезли упоминания об истине,  и возникла легенда, мало имеющая общего с действительностью. Возникла догма, определяющая власть Рима на  долгие  века,  а задумано всё  это  было ещё  при
жизни Иешуа. Вот мне особенно и интересен посланник. Но кто он был и чьи интересы предста¬влял
можно лишь предполагать. Так, как никаких дополнительных сведений о нём не сохранилось. Но это уже в не вашей сфере интереса. Ваш друг...
--- Фимка, хранитель?! - Изумлённо воскрикнул я.
--- Нет, - спокойно возразил Йони. В том смысле, что он не  кумранит.  Мне пора. А ваш друг просто понял и надеюсь принял правду о нас такой, какова она есть. Прощайте. Теперь и вы обречены знанием. Он не про¬щаясь  с трудом поднялся, разминая затёкшие мышцы и ушёл. Вот так просто ушёл, как будто ни¬ чего не было. Бред, сон. Но напротив меня возвышались мрачные, требующие реставрации своды
«Храма Гроба Господня». Проклятое место Голгофы. Я взошёл на неё, скрытую за камнями зда¬ний и мостовых, но несмотря ни на что, остающуюся там же и так же, как в иные времена, вводя¬щую в трепет любого, спустившего в незримую зону ирреальности. Почти невидимую за реально¬стью жизни. Но я побывал здесь и я вопреки всему спущусь с Голгофы, унося её с собой, не забы¬вая о ней, как о больной совести всего человечества. Да и она не забудет меня и когда-нибудь вновь призовёт  к  себе, чтобы  тут я держал ответ.
Сначала перед собой, в преддверии Судного Дня. Тяжела ноша Знания, которую теперь и мне придётся нести по жизни на не столь мощных плечах.
Сны бывают приятными и не очень. А порой, когда перегруженный мозг требует разрядки, вры¬ваются кошмары -предвиденья, чтобы измучив тебя, под утро уйти, унося накопленную тяжесть и освобождая место для очередных накоплений. Я шёл, спотыкаясь по грани реальности. Или я спотыкался потому, что неровно уложенная брусчатка и плиты, тормозили естественных ход¬ истории?, Времени? Я шёл по вымершему, затихшему, затаившемуся старому Иерусалиму. Куда? Сейчас, - огоньком зажигалки я осветил зажатый в руке клочок бумаги, с написанным на ней ад¬ресом. Надпись была на арамейском. Я ещё успел удивиться тому, что почему-то понимаю напи¬санное. Адрес, где мне, наконец, скрытое до сих пор Знание. Я не хотел, боялся идти, но всё-таки шёл, прижимаясь к стенам старинных домов.
Луна, этот естественный фонарь, освещал путь, скользя лучом то по кованным решёткам, то по вселяющей ужас, притаившейся в глубине мрачной арки тени. Я устал и, казалось, кружу по како¬му-то невидимому кольцу квартала, возвращаясь к исходной точке. Усталость и ужас постепенно проникали в меня. Может быть, плюнуть на всё и по примеру бездомного пса притулиться к какой
- нибудь затемнённой нише, дожидаясь благословенного рассвета? Раннего, утреннего. И в какой-то момент я побежал, не отдавая себе отчёт почему и куда? Тени, явные очертания человеческих теней преследовало меня. Я был в отчаянии. Я заблудился. Я ... хотя, вот название улицы: - «Дело Роз». Улица крёстного пути. А тени, не приближаясь сопровождали меня, и на каком-то отрезке бега, стали принимать видимые очертания. Как из негатива, из туманной дымки стали проявляться лица и одеяния соот¬ветствующие скорее виденному мною на картинах, чем в реальной жизни.
Разве что на карнавале в честь праздника Пурим. Это был Иерусалим, но Иерусалим времён Ирода. Вдруг материализовались руки, руки, руки и какие-то люди схватили меня  и  поволокли. Я пытался кричать, но мои губы были словно склеены сверхкрепким клеем. Что же это? Куда?! Тут луна высветила пурпурную точку и высокий лысоватый человек предстал передо мной, пронзая адским взглядом, прожигающим меня насквозь. --- «Весы» !; Он протянул ладонь. Да это же Понтий Пилат, - неизвестно из каких глубин пришло знание,- «Весы»! -Злобно прошипел он. И вдруг что-то в его лице мне показалось знакомым. -Ба! Да это же кумранит Йони. Значит Пилат был тайным ессеем. Но ведь это чушь. Чушь! Я подмигнул ему, но тут почувствовал, что хлыст буквально вспорол мне спину. Но почему я не чувствую боли? Почему? А тем временем Понтий подставил под непонятно как, возникшую водокачку руки, а какой-то грузный, борода¬тый иудей приводил в действие рычаг. -Ирод, давай, качай, веселей, - покрикивал он. Тонкая струйка воды потекла в подставленные ладони. -Что же  ты делаешь! -хотелось  закричать мне.
--- Умываю руки, - спокойно ответил на мои мысли Пилат, - да вот никак не могу умыть. А дру¬гого крана поблизости нет. Розовая вода, хотя бог весть как в этой темноте, я мог рассмотреть её цвет, стекала с ладоней и это была уже не вода. Не вода! А лужа всё полнилась у  ног  его. Затем
меня куда-то вели, направляя тычками,  нагрузив на спину большой крест. Я ощущал   кожей   его
необструганную поверхность. Я видел лишь брусчатку под ногами и потную спину такого •же бедняги, как я. - Ты кто?- С трудом, сквозь сбитое дыхание ( говорили же мне, что нужно мень¬ше курить) спросил я впереди идущего человека.  - Иешуа, из Назарета, - с трудом ответил он мне.- Ты, Иешуа?, - поразился я. А куда нас ведут?
--- На Голгофу, - смиренно ответил он. И  каждый  несёт свой крест.
--- Какой крест?! Вы что, охренели?! -Заорал я. -Мне адрес дали, записку. Я тут вообще не при- чём .- Не исповедимы пути господни, - ответствовал Назарей.- Не ропщи, на всё воля Божья.
--- Так ты -Иисус? -Греки зовут меня так. -Греки, - несмотря на своё положение всё-таки  съяз¬вил я.  - Ты же не грек, - что ты хочешь, человек? - тихо произнёс Иешуа, - итак тяжела ноша моя.
--- А мы, - покряхтывая, не мог опомниться я, -  неужели уже веками несём эту ношу. Ты хоть прежде поду¬мал, чем обвернётся твоё учение для твоего народа. Ты идёшь на распятие, а твоих соплеменни¬ков, затем именем твоим и во славу учения твоего будут и  распинать и жечь, и тра¬вить газом.  - Я не понимаю о чём ты, - хрипя под тяжестью креста произнёс Иешуа.
--- Я хотел любви, а не смерти. Но на всё есть Высшая Воля. Я иудей. Мой отец, отец всех иудеев, но он и отец •всех народов. Я не отрекался ни от него ,ни от веры своей.- Но именем твоим бу¬дут уничтожать и твой народ и твою веру! - Я скорблю, если это так. Но что изменишь, идя на крест?  Лишь всепрощение.
--- Чушь! - перебил я его. -Какое всепрощение, когда последователи твои не научились любить единоверцев своих, сколько крови, войн.Любовь должна быть с кула¬ками, Любовь за любовь. Мир за мир. - Уже поздно, - ответил после недолгого молчания он.- А чтобы ты делал, если бы всё это знал?- не отставал я, -Подумал, - всё же ответил Иешуа.- Но ... Мне трудно говорить ...
И снова какие-то сильные руки выдернули меня из скорбного пути. Видимо, пока ещё не моё время. Упали разрезанные верёвки, свалился с противным стуком проклятый крест. - Фимка!¬ обрадовался я, - ты?! -Я -Иеуда, - ответил Фимка.- Ты должен выжить, чтобы рассказать. Он оттащил меня в глубь переулков и сильно подтолкнул в спину: - Помни! И опять темень, опять гулкие пустые переулки кварталов «Старого города». Но где же бумажка с адресом? Я её выро¬нил, потерял? Куда же мне идти? Как выйти? Кто-то настойчиво теребил меня, разгоняя видения. Это было утро. Я открыл глаза и. наверное, с минуту очумело смотрел в потолок, но никаких зна¬мений и писем на нём не появилось. А тревога вопреки логике не исчезла вместе со сном. Она, сволочная и весьма стервозная ныла,  посасывала  где-то в  глубинах  желудка и сушила горло. Я с трудом преодолел притяжение кровати. Встал и поплёлся к холодильнику за заветным глотком ледяной колы.
Прошла неделя после моего возвращения в Тель-Авив.  Южный, беззаботный и, как говорят, никогда не спящийv   приморскииV     город   снял  с  меня.  Гнетущую завесу  мрачной  мистики . Вечного города. А тут ,в  Тель-Авиве,  всё казалось надуманным и не реальным в цветном водовороте беззаботных гуляк по длиннющей, богемной артерии города улице Дизенгоф, развеи¬валось, исчезало за пряными запахами специй и мяса. Заволакивало ароматом свежесмолотого кофе и убаюкивало в мелодиях уличных музыкантов. Реальный контраст разделения миров, где прошлое лишь слегка угадывалось за фасадом настоящего и агрессивно наступающим на город