Здесь я впервые упоминаю о ночниках
Наутро я узнал, что ночники захватили еще один дом.
Всего в нашем местечке сорок-пятьдесят однотипных кирпичных домов, и за два последних года ночники захватили половину из них. Из домов пропали люди, все до единого; также вещи, которые могли представлять какую-либо ценность. В некоторых квартирах после вторжения ночников напрочь отсутствовали двери; в других квартирах были выкрадены замки. Все двери так или иначе были повреждены: выбиты, висели перекошенно на петлях; скрипели и хлопали от сквозняков.
В дневное время по разрушенным домам еще можно было пройтись. Находились так называемые гиды, которые за плату могли провести по самым интересным домам, квартирам, комнатам, рассказать интересные истории, часто ими самими придуманные.
Наше местечко называлось Сольбаккеном, что переводится с датского как Солнечный Холм.
Улицы в нашем местечке носят сплошь цветочные названия. Я живу на Клёвервай - клеверной улице; рядышком находится улица астр, улица примул - названия улиц одно красивей другого. Дома, впрочем, скучные, типовые, выстроенные с пятьдесят шестого по пятьдесят девятый год прошлого века, из красного кирпича, как почти все в Дании; если бы не указатели подъездов, среди домов можно было бы легко заблудиться.
Сам я одно время жил в подъезде номер тринадцать, сейчас живу в двадцать втором и буду там находиться до тех пор, пока его не захватят ночники. В наших домах, как правило, по три подъезда; в каждом подъезде по три этажа; на каждом этаже по две квартиры, за исключением нескольких, более поздних пристроек, где на каждый этаж приходится по три квартиры. Последние этажи домов нестандартные, мансардные; ниже первого этажа находятся просторные подвалы, где каждой квартире отведена равная подвальная комната; здесь же общее помещение для хранения велосипедов от непогоды и от воришек.
Подъезд номер 13
В прежней главе я уже успел упомянуть о том, что когда-то жил в тринадцатом подъезде на Клёвервай. Волей случая мне досталась квартира на самом последнем, мансардном этаже; хоть и с неудобными скошенными потолками, но все же невероятно просторная для одного несчастного иностранного человека, вроде меня. В квартире было две достаточно большие комнаты, гостиная и спальня, а также комнатка, которую я использовал под рабочий кабинет; плюс служебные помещения, такие, как туалет с душевой и кухня, без чего никак не обойтись; ко всему прилагался просторный балкон.
Впервые в жизни у меня появилось место, где я мог считать себя безраздельным хозяином. Такой недостаток квартиры, как скошенные потолки, меня нисколько не смущал; я даже похвалялся перед друзьями этой особенностью своей квартиры (представьте себе, живу в мансарде, всегда об этом мечтал). На самом деле подобная архитектура несла в себе сплошные неудобства: у меня постоянно возникали проблемы с расстановкой мебели, но с ними я всякий раз справлялся. Не раздражало меня даже и то, что по нескольку раз на день приходилось подниматься по крутой лестнице на третий этаж. Но тогда я был на десять лет моложе, и полагаю, что подниматься на третий этаж мне было так же легко, как сейчас на второй. Кстати, первым этажом у датчан принято считать второй, второй - третьим, и так далее.
Когда я переезжал из некоторого уютного местечка близ Копенгагена под названием Брондбю Странд в город Кёге, в подъезд номер тринадцать по улице Клёвервай, я тем самым сознательно удалился на целых тридцать восемь километров от цивилизации. Приятель по имени Саша (памятник ему за этот благородный поступок) перевез мне за небольшие деньги вещи в своем служебном, приспособленном под перевозку овощей, грузовичке; вдвоем мы перетаскали все пожитки, что у меня были, в том числе и тяжеленный раскладной диван, наверх, в мою новую квартиру. Я, конечно, не самый слабый человек на свете, но переезд и перенос вещей неожиданно отняли у меня столько физических сил, что в полной мере я восстановил их лишь через неделю; это меня расстроило, поскольку я надолго разочаровался в собственной выносливости.
Сам процесс переезда, хоть и прошел ровно и гладко, оказался, к великому моему сожалению, не таким восторженным и живописным, каким представлялся. Мне мечталось, например, оставшись после всех трудов, связанных с ним, наедине со стенами собственной квартиры, совершить некий, языческий по сути, ритуал, знаменующий собой начало новой жизни . Посреди поистине девственного беспорядка я налил бы в случайно обнаруженный в сумках граненый стакан что-нибудь крепкое и живительное; выкурил сигарету (тогда я еще курил), побродил бы хозяином по квартире, после чего наполнил стакан еще не один раз. Однако переезд закончился слишком уж в позднее время, в супермаркет было уже не сходить. Выяснилось ко всему, что в квартире нет света: единственным источником освещения в тот вечер мне послужила пузатая ильичевская лампочка на кухне.
Несколько лет, пять-шесть, спустя я переехал из того тринадцатого подъезда в двадцать второй, точно в такое же кирпичное здание, всего лишь через дорогу от меня; в заметно большую квартиру на втором этаже. Переезд съел все мои скромные сбережения; более того, он низверг меня в мрачную пучину невероятных по размерам долгов. Мне пришлось платить за причиненный квартире ущерб, а именно: местами поцарапанные или просто потертые паркетные полы; не совсем качественную побелку стен и потолка; грибок в ванной, который совершенно естественнен для местного влажного климата. В некоторых местах потребовалось заменить плинтусы и порожки, заделать просверленные в стенах отверстия; после меня даже пришлось перемывать кухонную плиту.
Вижу, что представился вам человеком довольно легкого поведения: крайне беспечным, возможно даже в чем-то безответственным; ко всему безнадежным неряхой. Все самом деле не так, потому что я аккуратен: не разбрасываю по квартире носки, подобно большинству закоренелых холостяков; не коплю в мойке грязную посуду; вовремя сдаю бутылки, которые можно сдать; меняю постель как положено, каждую вторую неделю. Соглашусь, конечно, что в дни перед переездом чуть запустил квартиру, слишком уж много забот навалилось на меня разом: тяжелая физическая работа по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки; сын-школьник разругался с матерью, бывшей моей женой, и поселился у меня прямо перед переездом; невеста связалась со своим бывшим одноклассником, наркоманом и убийцем, порезавшем в свое время на части гулящую любовницу-татарку. Любой на моем месте уж точно бы сиганул с Эйфелевой башни. Я же продолжал как проклятый нести на себе весь этот груз.
Не стану утверждать, что технические работники жилищной конторы, называемые нами зелеными человечками из-за цвета рабочей одежды, принимая квартиру и оценивая ее состояние, пытались как-то нажиться на моем переезде; хотя и не исключаю того. Я был в прекрасных с ними отношениях, и тем не менее мне засчитали в ущерб даже самые мелкие царапины.
Обычный переезд из одной квартиры почти в такую же другую обошелся мне, по меньшей мере, в тридцать тысяч крон, или же пять тысяч американских долларов, чтобы было понятней; для меня это было (и до сих пор является) очень даже немалой суммой. Но об этих тысячах я узнал лишь через месяц после совершенного переезда, когда нельзя уже было хоть что-то исправить. На меня был повешен безумный по своим размерам долг, а вскоре обнаружилось и другое: за все годы проживания в квартире тринадцатого подъезда я ни разу не проверил показания счетчика; потому платил за электроэнергию невероятно мало - столько, сколько платила проживавшая до меня в квартире скупая датская старушка. Недоплаченное пришлось возмещать, а это составило еще тринадцать тысяч крон, или же две с половиной тысячи долларов. Впрочем, никакие цифры не способны объяснить, что творилось со мной в то время.
Неприятности сыпались на меня беспрестанно, одна за другой, точно звезды в летнюю ночь; эдакий датский звездопад. Я послал своей невесте немного денег, чтобы она смогла купить на них билет и приехать ко мне - на самом деле, конечно же, прилететь. После чего решил, что поступил глупо, послав деньги при живом-то ее любовнике, и объявил, что лучше ей все же не приезжать; высланные деньги, сказал, пусть будет вольна потратить на что угодно. Через час пожалел об этом своем решении; так вот и жил: подумаю, приму решение, а через час передумаю - живой ведь человек, не древесина. Спустя два месяца снова послал восемьсот долларов на поездку, попросил приезжать поскорее. Получив деньги, она сразу же заболела и попала в больницу; пока лечилась, любовник-одноклассник выкрал у нее эти несчастные доллары да вдобавок вынес из квартиры все возможное, кроме одежды.
В общем, навалилось на меня разом столько всего, что даже и не знаю, как выжил.
О подъезде номер тринадцать я буду еще не раз рассказывать; пока замечу, что, проживая там, и малейшего понятия не имел о ночниках.
Ночники
Изначально ночниками мы называли людей, которые, не умея ничего другого, зарабатывали на жизнь тем, что развозили по ночам утренние газеты вроде "БиТи" и "Экстра Блядет". Любой человек, подписавшийся на утреннюю газету, независимо от условий абонемента и места проживания, мог быть уверен, что та попадет в его почтовый ящик никак не позднее шести часов утра.
Сам я по брезгливости избегал этих изданий (возможно, из-за вероятности эмоционально увлечься той или иной освещенной в них темой и потерять чувство объективности; также из опасения среагировать на прочитанное слишком уж просто, в духе коренного читателя, и тем самым упасть в собственных глазах). Эти две упомянутые газеты были для меня худшими образчиками местной бульварной прессы, обе были рассчитаны на людей намного проще меня; простыми словами и такими же несложными предложениями они без излишних затей изо дня в день толковали своим читателям события последних суток; в подробностях отслеживали жизнь и скандалы самых непростых людей королевства. В чем я совершенно не нуждался.
Чтобы подобная газета в должное время попала в руки каждому, подписавшемуся на нее, необходимо было начать ее развозку еще до полуночи.
Такой вот развозкой одно время зарабатывал на жизнь мой старинный приятель Жорик, свободный художник, неплохой фотограф, любитель жесткой музыки в духе Бружерии и компьютерных шутеров. Он развозил газеты исключительно по ночам, бегал по этажам точно сумасшедший (а в Копенгагене множество пяти-шестиэтажных зданий без лифта), после чего похвалялся передо мной тем, какие крепкие у него ноги, точно каменные; за ночь он пробегал сотни этажей, вверх-вниз, а между домами и улицами передвигался на своем маунт-байке. Я, нехотя наслушавшись рассказов о его ночных приключениях, сразу убедился, что это не моя жизнь.
Люди вроде Жорика, разносчики газет, зовутся здесь авис-будами.
Классическая велосипедная развозка утренних газет существовала в Дании всегда, и уж точно многие десятки последних лет. Но даже и она, будучи практически бесшумной, тоже могла кое-кого раздражать, особенно людей с тонким, как у меня, слухом и беспокойным сном, поскольку авис-
