будам плевать было на все правила приличия. Коли сам не спишь, считали они, разбуди обязательно другого. Ночами они носились по этажам, точно обезумевшие элефанты. А с некоторого времени жаждущие еще большей наживы газетные компании пересадили своих разноссчиков на старые, дребезжащие скутеры, и мои ночи превратилисьв кошмар. Совпало это, как ни странно, с моим переездом из тринадцатого подъезда в двадцать второй.
Авис-буды беззастенчиво подъезжали к моему подъезду на своих грохочущих мопедах, бежали, отчаянно топая, вверх по этажам; затем сбегали вниз, топая еще страшнее; газовали прямо под окном - "вжиг-вжиг" – и уносились прочь.
Всем становится страшно
Несмотря на то, что на улице стоял дикий холод, вторую уже неделю, я рискнул спуститься вниз по лестнице налегке, в одной лишь тонкой домашней футболке, чтобы проверить, пришла ли почта - письма, реклама, газет я не выписывал; а когда снова поднялся на свой этаж, то столкнулся лицом к лицу с соседкой по лестничной площадке. Увидев меня, она почему-то перепугалась: смотрела так, точно я был для нее страшным грабителем, а она моей несчастной, старенькой седовласой жертвой.
Почти сразу она взяла себя в руки, и мы объяснились между собой простыми и совершенно естественными словами. Выяснилось, что я не имел никакого отношения к ее страхам, просто совсем недавно в ее жизни произошло нечто настолько ужасное, что она стала бояться и остерегаться абсолютно всего.
Она рассказала, что этой ночью ночники взяли еще один дом, в том числе и тот подъезд, где я прежде жил, тринадцатый. Если бы в свое время я не переехал в другой дом, в подъезд номер двадцать два, тоже исчез бы этой ночью; не исключено, впрочем, что исчез бы и за пару ночей до того. Мне всего лишь безумно повезло с переездом, была то судьба или случайность; в любом случае, действия ночников никто не может предугадать: они захватывают дома без всякого логического порядка и общечеловеческого смысла.
- Я очень боюсь,- сказала соседка Лисбет; ее при этом нервно передернуло,- что теперь они возмутся за наш дом.
- Ну и где все вы были раньше,- поинтересовался я,- когда я один-Один-ОДИН пытался бороться с ними? Почему вы не поддержали меня, а встали на сторону Флемминга и этих тронутых на всю голову ночников?
Что могла ответить мне эта несчастная женщина?
Всего лишь пару месяцев назад она впервые открыто осмелилась посмотреть мне в глаза: слишком уж виновата была передо мной, вместе, впрочем, с другими жителями нашего дома. Об этом я обязательно расскажу чуть далее, в последующих главах, а пока я наблюдал за тем, как она вся дрожит от страха перед ночниками, понимая прекрасно, что справиться с ними обычным людям, вроде нее и меня, вряд ли возможно, раз они проделали такие ужасные вещи с половиной из домов нашего района.
По одиночке с ними не справиться в любом случае. Что-то делать было необходимо, она это понимала, и к кому ей было еще обратиться за поддержкой, как не ко мне. Можно было еще обратиться к Орастому Флеммингу из соседнего подъезда, которого все здесь, кроме меня, боялись.
Бабушку зовут Лисбет, ей лет, наверное, 85, но она все еще бодрая, стоит передо мной в одном халате и заметно, несмотря на суровую ситуацию, что даже кокетничает. Несмотря на возраст, ездит на велосипеде, как и многие старушки здесь; у нее даже есть любовник, который живет на той же улице, только в районе частных домов, жил в собственном доме. Он может передвигаться только опираясь на тележку с колесиками. Ом по-настоящему стар, лицо у него в экземе, увидев меня, он не всегда вспоминает, кто я, тогда как мою жену узнает всякий раз. Как-то я встретился с ним у врача-кожника (что-то произошло с моей кожей на лице, она стала красной и меня отправили под лазер), сидели рядышком в комнате ожидания, и старичок не узнал меня, когда я здоровался с ним; не узнал и когда я с ним прощался. Иногда он подъезжал к подъезду на автомобиле и куда-то отвозил Лисбет. Я совершенно напрасно преуменьшаю способности старых людей.
- Ночники взяли очередной дом,- сказала Лисбет,- в том числе и твой прежний, 13-й подъезд. Я ходила сегодня навестить подругу, но ни ее, и никого больше во всем доме нет.
На ней, как я уже сказал, не было ничего, кроме халата, она дрожала то ли от холода, то ли от страха. Она была худая, щуплая, точно подросток, только уже в конце жизненного пути. Подумалось, что когда-нибудь жизнь вытворит то же самое и со мной (я имею в виду возраст, старость).
Пока я беседовал с Лисбет, наверх поднялась соседка Пернилла с первого этажа. Она была совсем другим человеком, нежели Лисбет, не такая честная и откровенная, всегда излишне вежливая; все время хитрит, но как-то по-доброму. Несколько раз зачем-то ездила в Россию, говорит, что страна ей нравится, но я ей не верю, потому что она явно скрывает какую-то тайну. Впрочем, она немножко на моей стороне: когда я поругался с Орастым Флемингом, она рассказала с улыбкой, что не раз слышала, как тот, поднимаясь по лестнице своего подъезда, выкрикивает проклятия в мой адрес. На ее веку я был единственным, кто посмел наорать на Орастого.
-Нам страшно,- сказала Пернилла.
Как действуют ночники
Никогда нельзя загадывать, как ночники будут захватывать дом. После них никого не остается, кто бы мог поделиться этим. Но кое-что все-таки известно. Люди из других домов, прежде чем исчезнуть, все-таки встречаются с другими людьми: случайно, в магазине, часто за выгулом животных (я имею ввиду собак). Когда собачатники встречаются на улице, у них есть возможность что-нибудь обсудить; в первую очередь, конечно, обсуждалось поведение домашних животных, но затем разговор обязательно перескакивал на ночников. Часто эти разговоры напоминали испорченный телефон, но какие-то факты относительно ночников все-таки имелись.
Мне вдруг пришло в голову, что как раз наш дом меньше всего наделен информацией о ночниках, а все потому, что только в одной из квартир нашего дома была собака. Причем выгуливали ее дети, две девочки, одна из которых уже десять лет остается пятилетней; что могут рассказать девочки, выгуливающие собак? Многое, но ничего интересного для нас. Маму девочек звали Ханна, собака была какой-то терьер, коричневой шерсти, с китайской мордочкой. Несколько лет назад терьер умер, и тогда Ханна завела точно такую же страшненькую собачку. Никак не могу понять: ведь если умерла страшненькая собачка, почему не завести себе красивую? Я понимаю, что целью было заглушить детскую травму, причиненную смертью: собачка пошла погулять и вернулась еще даже моложе прежней; это прежняя собачка, но только еще лучше.
Кроме этой семьи только у моей были животные. Как я я обидел своего кота, который почти человек, назвав его животным. Да, и еще одна женщина из соседнего подъезда совсем недавно завела себе кошку, которую выгуливает на поводке, точно собаку. Но подойти к собачникам и поговорить с ними она не может, потому и гуляет в одиночку. Пернилле, моей нижней соседке по подъезду, дочь привозит на праздники собаку; пару раз в год привозят собаку другому соседу снизу, водителю Бендту. Но все это не в счет.
Я собирался посвятить эту главу описанию тактики ночников, но как-то сама собой она переросла в описание животных нашего дома. Как-нибудь позже я опишу нашего кота Андрюшу, потому что он достоин описания - это раз; второе - у него есть способность распознавать хороших и плохих людей, а это, возможно, нам не раз еще пригодится.
Как действуют ночники (вторая попытка)
Ночники захватывают дома один за другим, но никогда по нескольку домов сразу, это разумно с их стороны. Если бы они вдруг решили взять два или три дома сразу, жители домов вполне могли бы объединиться и вместе сопротивляться ночникам. Добыча, конечно, была бы большей, но много большими были бы затраченные усилия. А случись неудача, это бы больно ударило по репутации ночников, а пока всем известно, что бессмысленно им сопротивляться, никому еще не удавалась победить их. Жители других домов тем временем могут полагать, что им ничего не грозит, пока ночники заняты другим домом, и можно продолжать жить как прежде: ходить на работу, спокойно спать, выгуливать собак. Жители осажденного дома ставятся тем временем кем-то вроде прокаженных: к ним стараются переже подходить, с ними заговаривают лишь в исключительных случаях, на выгуле собак, например, занятием для жителей наших домов почти священном; могут заговорить в супермаркете, но очень осторожно, с оглядкой, чтобы не накликать на себя беды.
Как правило, ночники связываются лишь с одним человеком из намеченного на захват дома, который будет этот дом представлять, поэтому его называют представителем. Не будь меня, наш дом обязательно представлял бы Орастый Флемминг: его все боятся, у него внушительный вид, он всем растолковывает новости, всех наставляет, поучает, говорит, как нужно себя вести в том или ином случае; влияние его распространяется на только на наш дом, но и некоторые близлежащие. Быть представителем имеет свои преимущества: они, хоть и тоже исчезают, как все остальные, но исчезают последними, если ведут себя правильно. Никто, впрочем, не знает, как вести правильно с ночниками. Статус представителя также накладывает на человека особую ответственность, поскольку нужно принимать серьезные и не всегда популярные решения.
Если бы не я, единственно верной кандидатурой в представители был бы несомненно Флеминг. В отличие от меня он, при всех своих качествах, к тому же коренной датчанин, хотя вряд ли в этой ситуации это хоть что-то значит - ночники сами не датчане, и разумнее полагать, что иностранцу вроде меня легче будет понять психологию ночника. К тому же я был единственным человеком, который задолго до того, как ночники начали захватывать дома, осмелился оказать им соптотивление. Тогда как Флеминг в том же самом конфликте выступил на их стороне. Так что жителям нашего дома нужно было все хорошенько обдумать, прежде чем решить, кого они хотят видеть своим тредставителем.
Обычно на следующий день после захвата очередного дома ночники тем или иным образом дают знать своим жертвам, что они выбрали их дом. Происходить это может по-разному, но в любом любом случае они замарывают грязью таблички с номерами подъездов. Вероятно, там, откуда они приехали, это имеет какой-то высокий мистический смысл; впрочем и здесь видеть такое достаточно страшно, зная, что это означает. Всем становится ясно, что они должны срочно выбрать своего представителя, который будет вести все переговоры с ночниками. Понятно, что всем им подписан приговор, и как долго им удастся продержаться, зависит от способностей представителя.
Ночью они подъезжают к дому на мопедах, числом в 30-40 человек. Их хорошо слышно, но не видно, потому что они останавливаются чуть вдалеке, за гаражами, и только один из них подъедет к дому, но бывает, что подъезжают и вдвоем. Остальные так и останутся стоять за гаражами и объявлять свое присутствия криками на непонятном языке; они также будут крутить ручку газа, так что их мопеды будут реветь подобно диким зверям, наводя на всех ужас.
К дому обычно подъезжает ночник, более или менее хорошо знающий английский. Вовсе не
