Аляска. Книга I. Вопреки запретам

необычным. Ефремов оказался психологическим феноменом. Какая-то часть его внутреннего мира получила ненормальное развитие, имела слишком большие размеры и силу…
И тут я поняла: да он просто использовал меня! Его увлечение режиссурой, актерство, авантюризм, желание сыграть со мной «спектакль» — вторично. Все это было лишь набором инструментов достижения желанной цели — провести вечер в шикарном ресторане!
Ах, какой же он все-таки дурак!..
— Да ты наркоман... — упавшим голосом сказала я. — Ищи себе другую актрису! Я с тобой больше никуда не пойду!
И тут Мишка очнулся. Безумие в его глазах пропало.
— Нет, Оля! — испуганно вскричал он. — Ты что! У нас же все так здорово получилось! Не уходи, я буду вести себя так, как ты скажешь! Обещаю! Клянусь!
На входе в зал показалась сутулая фигура Карла Юхансона.
— Ладно, потом поговорим! — угрожающе прошипела я. — Карл идет! Давай сматываться! Пора уже! Действуем, как договорились!
Мишка послушно кивнул.
Когда швед подошел к столу, Моника с милой улыбкой произнесла:
— I've got to freshen myself up, Carl. (Мне пора привести себя в порядок, Карл.) I'll be back in five minutes. (Я вернусь через пять минут.) Then we’ll dance again… (Потом еще потанцуем…)
И удалилась в сторону туалетной комнаты.
Мишка проводил ее взглядом, посмотрел на часы и вскрикнул:
— Oh! It's time to call my parents! (О! Пора родителям позвонить!) Carl, the telephone is in the lobby. I'll be back! (Карл, телефон в вестибюле, я мигом!)
Я ждала Мишку у выхода из «Националя». Мы выскочили из гостиницы, вихрем промчались до «Интуриста» и нырнули в подземный переход.
Авантюра удалась!
Оказавшись на другой стороне улицы Горького, мы стали резвиться, как дети. Мы победно вскидывали вверх сжатые кулаки, кричали «Ура!», хохотали и прыгали на месте. Прохожие с опаской обходили нас стороной. Потом Мишка полез ко мне обниматься. Я со смехом оттолкнула этого ошалевшего чудака:
— Ну, все, Ефремов! Идем домой! Поздно уже!
Мы шли по вечерней Москве и бурно обменивались впечатлениями. Я полной грудью вдыхала прохладный сентябрьский воздух и радостно улыбалась. Я сыграла Монику! У меня получилось! Только было немножко жалко бедного очкарика Карла. Он хорошо обращался со мной, а теперь… Когда ему удастся снова почувствовать себя мачо? Но, успокаивала я свою совесть, Моника пробудила в нем настоящего мужчину. А это дорогого стоит!
Мишка стянул с себя пуловер и накинул его мне на плечи.
— Ты больше не сердишься на меня, Платонова? — осторожно спросил он.
Я перестала улыбаться и строго посмотрела на него:
— Слушай, Ефремов, в тебе есть что-то ненормальное! Делаю тебе первое и последнее предупреждение. Если ты еще раз свихнешься так, как сегодня, больше не будет никаких баров и ресторанов! Скажи спасибо, что мне Монику играть интересно! — Потом подумала и уже тише сказала: — Ты, вообще, следи за собой. Вина, что ли, пей поменьше. А то дело плохо кончится!..
Мы договорились снова пойти на поиски приключений на следующий день. 
— Только в «Интурист» нам пока путь заказан! Вполне может быть, что завтра там швед на нас облаву устроит! — резонно заметил Мишка. — Так что давай «Белград» посетим!
Мы как раз дошли до моего дома. Я стянула с плеч пуловер.
— Помни, о чем я тебе говорила, — сказала я Мишке на прощанье.
— Да что ты, Оль! — отмахнулся он. — Все нормально будет! Договорились же!
Я, не зная почему, долго смотрела ему вслед…
Мое предостережение оказалось пророческим. Через много лет после окончания школы, мы, выпускники 10 «А» класса, собрались в ресторане. Каждый из нас, конечно, за прошедшие годы изменился до неузнаваемости. Но Мишка Ефремов не то что изменился — выглядел так, будто всю жизнь проработал на каменоломне. Неопрятный, изможденный, сморщенный, с больным взглядом слезящихся глаз… Когда я увидела его, вспомнила взлохмаченного счастливого мальчишку, скачущего на улице Горького. У меня защемило сердце. Я подошла к нему, мы разговорились. Я спросила:
— What happened to you, Misha? (Что с тобой случилось, Миша?)
Он понял, почему я задала вопрос по-английски. Слабо улыбнулся:
— Ah, Monica, life is not a performance, it's just life. Such it happened... (Ах, Моника, жизнь — не спектакль. Это всего лишь жизнь, какой она получилась…)
Он рассказал, что стать режиссером ему не удалось. После школы пристрастился к наркотикам, из-за этого несколько лет отсидел в тюрьме. Когда освободился, нормальную жизнь уже построить не мог. Влился в американскую протестантскую секту, их в России 90-х годов было пруд пруди. Стал в ней одним из самых ценных работников: уверенно рекрутировал сограждан в ряды адептов «истинной веры». Ему за это немного платили. Так и жил: в пустых хлопотах, скудно, с четками в руках.
Потом настали иные времена. Секта распалась. Мишка стал разнорабочим и снова — наркоманом.
Он умолчал, в каком положении находился в момент нашей встречи. Но его потерянный и больной вид говорил сам за себя.
О его дальнейшей судьбе я не знаю.
***
  В тот теплый сентябрь Моника и ее юный друг провели не один яркий вечер в лучших ресторанах Москвы. Мы с Мишкой побывали и в «Метрополе», и в «Москве», и в «Интуристе», и в «Белграде», и, опять же, в «Национале». Удача нам улыбалась. Иностранцы, что искали общения со смуглой красавицей-бразильянкой, были все как один состоятельные и не жадные. Правда, попадались среди них и циники, и откровенно сексуально озабоченные типы. Но Моника умела поставить их на место. А одному из таких хамов однажды простыми словами объяснила, где проще всего найти проститутку.
  Я разнообразила свой вечерний гардероб. Купила в комиссионке французскую шелковую блузку с золотым люрексом. Из мужской джинсовой куртки за один вечер сшила модный коротенький пиджачок. Разрезала на лоскуты старые джинсы и скроила мини-юбку и оригинальную сумочку. Молнии на карманах сумочки я покрасила в тон люрексу и туфлям золотой краской «металлик».
  — Бронзоволикая Моника в джинсовой паре «мини», сверкающая золотом аксессуаров! — торжественно преклонил колени Мишка, увидев мой новый наряд. — Платонова, я боюсь, что тебя украдут! Эти золотые нити, ласкающие….
  — Ты лучше скажи, — прервала я его велеречивые излияния. — На восемнадцать лет я во всем этом по-прежнему выгляжу?
  — В той же мере, что и в платье! — заверил он.
  Мы тогда отправились в один из валютных баров «Белграда». И случилось то, чего Мишка постоянно опасался. Только мы устроились за столиком и я пригубила кофе, он яростно зашептал:
  — Платонова, атас! Быстро под стол!
Я испуганно вскинула глаза и увидела: к барной стойке подходит англичанин, с которым мы ходили в «Метрополь» несколько дней назад. К счастью, он был близорук и не пытался сканировать взглядом зал, как это обычно делали другие посетители. Мелькнула мысль: как здорово, что я надела джинсовый костюм! Яркое лимонное платье он заметил бы сразу, еще на входе!
Мишка уже сползал со стула. Я немедля последовала его примеру. Оказавшись под столом, мы значительно переглянулись и сосредоточенно поползли на четвереньках к выходу из бара. Что думали иностранцы, наблюдавшие наш клоунский рейд, неизвестно. Только никто из них не проронил ни слова. Мы благополучно миновали барную стойку, вскочили на ноги и опрометью бросились бежать.
На улице нас со страшной скоростью пронесло аж до метро «Смоленская». А потом мы остановились и, согнувшись пополам, минут десять хохотали до упаду. Немного успокоившись, Мишка спросил:
— Ну что, в «Интурист» пойдем?
И снова прыснул со смеха.
— А давай! Где наша не пропадала!
Так мы развлекались до конца сентября. Закончилось это неожиданно и самым романтическим образом. 
 В меня влюбился американский бизнесмен Дэвид Барбер.

Глава V
АМЕРИКАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Клетчатая рубашка с кнопками вместо пуговиц. Синие джинсы с широким ремнем. Остроносые ботинки из крокодиловой кожи со скошенным каблуком… 
Дядя, который вошел в бар «Интуриста», явно тяготел к ковбойскому стилю в одежде. И, надо признать, не напрасно. Приталенная рубашка и обтягивающие джинсы подчеркивали достоинства его высокой, крепкой фигуры. Но не это было главным в его впечатляющей внешности.
— Ты только посмотри! Вот это типаж! — Мишка оторвался от коктейля и застыл с открытым от удивления ртом. — Прям викинг какой-то!
Действительно, дядя выглядел весьма экстравагантно. Мужественные черты лица, длинная прическа каре с прямой русой челкой до бровей. Густые светлые усы с лихо подкрученными кончиками… Рубашка на нем была расстегнута до пупа и обнажала широкую грудь, покрытую рыжей шерстью. В ней угнездился свисающий с мускулистой шеи амулет — золотое литье в виде крупного усатого жука. Массивная цепь, на которой висел жук, разумеется, тоже была золотая.
— Интересно, кто он? — не сводил с пришельца взгляд Мишка. — Датчанин? Норвежец? Смахивает на скандинава…
— Michael, you should speak English! (Михаил, говори по-английски!) — напомнила я ему. — When he comes up we'll find out where this playboy is from. (Вот подойдет, и узнаем, откуда этот плейбой.)
Что-то мне подсказывало: наше знакомство c необычным иностранцем состоится. Этот мужчина явно не намеревался проводить вечер в одиночестве. В ином случае не стал бы выпячивать на всеобщее обозрение волосатую грудь и золотое украшение величиной чуть ли не с ладонь!
Он подошел к стойке и обратился к бармену. Мы с Мишкой сидели неподалеку, поэтому слышали весь разговор. Мужчина разговаривал на американском английском — со всеми типичными особенностями лексики и произношения.
— He is American (Он американец.), — сказала я Мишке.
— Yeah, it looks like (Ага, похоже.), — откликнулся он. — Only you see, the bartender understands neither English, nor American! (Только, смотри, бармен что по-английски, что по-американски — ни гу-гу!)
Действительно, парень за стойкой был в растерянности. Он оказался там случайно. Обычно посетителей обслуживал хорошо знакомый нам с Мишкой англоговорящий крепыш с бабьим лицом. Но пять минут назад он привел себе на смену товарища:
— Постой немного, я быстро обернусь!
И пропал. А этот, похоже, кроме «OK!» и «thank you» по-английски ничего сказать не мог. И понять тоже.
К тому же американец не собирался пить виски, коньяк, водку или «Шампань-коблер». Он хотел, чтобы бармен приготовил ему некий сложный коктейль по индивидуальному заказу. И стал объяснять, какой у напитка состав и как смешивать его ингредиенты.
Парень не понимал ни слова. Он испуганно пялился на иностранца. Он краснел и бледнел. Шарил руками под стойкой. Делал броски к стеллажу со спиртным. Указывал на бутылки и спрашивал:
— Эта?.. No?! А эта не подойдет?..
Владелец золотого жука начал терять терпение:
— My God, where am I?! (Боже мой, куда я попал?!) You should pour out fifty instead of hundred grams! (Да не сто грамм нужно наливать, а пятьдесят!)
Он с отчаянием огляделся.
— I think we might help him! (Мне кажется, мы можем помочь!) — сказала я Мишке и встала. Он с грохотом отодвинул стул и вскочил следом за мной.
Иностранец воззрился на нас. Его взгляд остановился на мне, глаза расширились от изумления. Изящно покачиваясь на длинных шпильках, я неторопливо сокращала разделяющее нас небольшое расстояние. В последние дни бабьего лета вечерами становилось прохладно. Поэтому я все чаще пренебрегала легким лимонным платьем. Сейчас на мне была джинсовая пара «мини» и белая обтягивающая водолазка. Взгляд американца метнулся к