Диалог глухонемого со слепцом

Диалог глухонемого со слепцом

Наиболее строгим и вполне ведь веским доказательством той самой и впрямь поистине ни с чем непримиримой правоты моих слов, прежде всего, послужит как раз-таки именно то, что я их вообще говорю.
Один очень претенциозный оратор

1
Полноценно переполненная всеми соками жизни человеческая сущность, руководствуясь теми еще издревле ей присущими — фактически каждодневными — стандартами, попросту никак не потерпит в самой глубине своих искрометно искренних чувств, а тем паче в ее почти незыблемом менталитете даже и признака невероятно безбрежной пустоты нисколько небезызвестного космического вакуума.
Причем всякое, то вполне же исподнее содержание буквально каждой той или иной человеческой души без каких-либо излишних прикрас всегда составляют именно те вещи, что у каждого из нас в его личном детстве были в самой-то непосредственной от него сколь вот на редкость полноценно явственной близости.
Правда, конечно, и вся та сама по себе как оно есть более чем неуемная жизнь, донельзя же беспорядочно и довольно-то активно разом же созидает саму основу для грядущих размышлений, так или иначе происходящих внутри буквально-то всякого на этом свете людского сознания.
Да вот, однако, все те взрослые и зрелые мысли берут начало из того самого ныне подчас крайне ведь весьма и весьма только далекого детства.
И это именно всякое то детское бытие со временем и выковывает из самых зачатков личности все ее довольно-то безыскусно наглядные, и крайне приметные, уж полностью как-никак, а до чего недвусмысленно более чем, как есть всецело определенные контуры.
Однако при всем том сама по себе чисто внешняя сторона души и близко не столь и впрямь на редкость вот более чем вездесуще принципиально важна.
Поскольку наиболее затаенная суть так сказать более чем всеобъемлюще исподнего содержания сосуда чьего-либо сущего же нутра, безусловно, как есть, сколь безукоризненно скрыта за кромешным мраком всяческой той или иной подспудной и обыденной повседневности…
И это от того, чем он, так или иначе, заполнен, и будет затем и вправду зависеть, бросится ли человек спасать чужого ребенка, на которого с бешеной скоростью несется автомобиль с сильно загулявшей веселой компанией, или наоборот — не пошлет ли он кого-либо, дабы с кем-то не тем, эффективно и бескомпромиссно разделаться…
Уж все более чем однозначно, при этом со всею многозначительностью только-то и списав на один лишь тот донельзя скверный несчастный случай.

Чужая душа — довольно-то частенько той еще самой беспросветно черной мглы потемки, и до чего нередко в ней вовсе неизбежно уж и имеется нечто тщательно скрываемое, словно бы в некоем глубоком потайном кармане.
Даже и при максимально близком контакте всегда остается нечто такое, что никак не будет раскрыто полностью и нараспашку, а потому и окажется оно крайне завуалировано, а в том числе и от того наиболее как есть пытливо-остроглазого взора.
Поскольку слишком вот надежно оно в тех самых безумно далеких глубинах души и было упрятано от всех тех более чем нескромно любопытствующих, чужих глаз.
Человек — он собственно оказывается весь, как он есть, фактически на ладони, только при самых уж наиболее экстремальных обстоятельствах, которые при всем том подчас ведь будут попросту как есть, ежесекундно крайне так опасны для самого его физического существования.
И именно подобным образом, а вовсе-то и близко никак не иначе (в момент наиболее величайшей же своей необычайной радости) почти всякий тот или иной индивидуум всецело и раскрывает то, что сокрыто в наиболее дальних уголках его души.
Однако таковым тому быть разве что лишь в то как-никак, а более чем немыслимо страшное время и впрямь-то без тени сомнения разом уж поистине выпавших на чью-либо долю никак ведь вовсе не мимолетных жизненных испытаний.
И это как раз тогда какой-либо индивид сколь полноценно сходу проявит всю свою более чем доподлинно настоящую суть, то есть то заветное, что доселе было в нем весьма надежно сокрыто за всеми теми подспудными, внешними и, попросту говоря, крайне малозаметными факторами до чего только неизменно одеревенелой и невзрачной обыденности.

2
А между тем те довольно-то многие отчаянные передряги, если уж и впрямь, а некогда вполне довелось им совсем неприглядно, вот всласть разом выпасть на чью-либо изрядно прискорбную долю, попросту что набело вскоре сотрут с человека все его, так называемое обыденное лицо…
Ему или ей быть уж тогда именно теми, кто до самого дна подчас порою испил безнадежно бездонную чашу горя, а посему их сердцем и станет, затем заправлять как раз-таки тот чисто внешний, и попросту напрочь выедающий всяческую радость жизни тихий же ужас.
Да и сколь вероятно, что в них чисто сходу тогда разовьется сущая та чисто ведь сиюминутная неуверенность во всяком том, разве что лишь пока явно только грядущем своем завтрашнем дне.

Правда, не то чтобы со всем этим им действительно будет крайне еще как-никак, а и впрямь всецело вот необходимо уж до чего удрученно жить всеми теми донельзя долгими, безмерно томительными годами, а тем более теми нескончаемо длительными десятилетиями…
Однако весьма безукоризненно и безупречно многое будет зависеть как раз от того, а с кем это их на редкость естественным и вовсе безыдейным образом лишь некогда затем сходу сведет великая затейница и шалунья хромая судьба.
Она бывает зла, а бывает добра, да вот, однако нисколько не быть ей хоть сколько-то милостивой к тем, у кого за плечами было до чего только немало тех безобразно страшных лет самого так на удивление разноликого горя.

3
И нечто подобное как раз и надо бы сколь полноценно же сходу верно и вдумчиво осознавать, глядя буквально на все в этом мире крайне невзрачно порою происходящее, откуда-то чисто совсем явно со стороны.
И попросту ведь никак и никому не стоило разом еще уж взирать на все то и впрямь и близко так вовсе неправедно творящееся во всей этой жизни лишь со своей невообразимо высоченной колокольни.
Да только все те залихватски восторженные идеалисты-максималисты, эти яростные потребители для них уж точно как есть всецело же чужого литературного творчества, ничего иного вокруг себя, кроме этих двух наиболее явных цветов, даже и в самой непосредственной близости от себя попросту в упор никогда не увидят и не различат.
Черное и белое — это все, что они хоть сколько-то весьма взвешенно и конструктивно на деле вообще вот способны вполне этак до чего наглядно узреть во всей той исключительно во многом донельзя же разноплановой человеческой натуре.
Причем все, то довольно же искренне яркое, но никчемное, что всем своим пышным цветом сколь объективно кое-кому разом покажется чем-либо ни в едином глазу, вовсе-то ни с какой мере и близко не белым…
Однако коли, несмотря на весь его явный и низменный мрак оно непременно уж сходу так и пройдет перед их внутренним взором, как нечто и близко ведь явно не в едином глазу не черное…
Ну а как раз именно тогда в их-то здравом уме оно отныне и будет вполне отчетливо заштриховано как нечто, без тени сомнения, сугубо как есть строго коричневое…

И все это только потому, что прокрустово ложе чьих-то донельзя трафаретных воззрений обо всей этой нас так или иначе окружающей жизни попросту и близко никак не включает в себя ничего иного, кроме яркого света и нисколько уж вовсе совсем непроглядно бездонной тьмы.
Ну, а также и извечной борьбы между ними, а потому счастье по представлениям подобного рода людей надо бы всеми силами отчаянно же смело всячески завоевывать, а не идти к нему медленно и до чего еще тщательно выверяя при этом буквально каждый свой шаг.
И им-то вообще более чем неизменно разом и кажется, что человек — это попросту та еще бестия, а именно потому его и надо бы чисто уж суровую СИЛОЮ более чем безотлагательно попросту вот чисто принудить к духовному прогрессу, бесцеремонно навязав ему исконно доброе начало, а не пошагово и постепенно, а главное, и безо всяческих излишних рывков медленно и участливо всячески уж развивать его в нем…

4
А между тем тот или иной отдельный человек — это целая вселенная, а потому и подходить к нему со своей собственной никак подчас совсем недалекой меркой УБЕРЕГИ НАС ГОСПОДЬ.
И да бывают страшные разногласия и полные недопонимания, но все это надо преодолевать вполне конкретным и живым диалогом, а не злыми языками часами чего-то там еще чесать у кого-то до чего только весьма далеко за спиной.
И да иные люди ведут себя подчас довольно шокирующе, да вот, однако, действуют они при этом именно что по тем или иным канонам нравственности, кои им во всем полноценно знакомы и безупречно понятны, ну а чего-либо большего от них потребовать пока и в мыслях своих было бы уж вовсе нельзя.
А чего это тогда, без тени сомнения, было бы на самом деле возможно от них и вправду хоть как-либо вот разом еще ожидать?
Ну, так разве что одного лишь — более-менее вполне последовательно верного и праведного соблюдения всеобщих этических норм и законов, строго прописанных в уголовном кодексе…

Да только как-никак, а ничего подобного люди нынче так и млеющие душой и телом от удовольствия в сущем преддверье изумительно сладостного осуществления на житейской практике всяческих розовых снов абсолютно уж попросту явно никак не приемлют.
Ну а потому и кое-кто и вправду готов разом крушить головы тем, кто даже может и ненамеренно попросту чисто же вдребезги разбивает яркий калейдоскоп чьих-либо более чем сладостных, а потому и крайне липких надежд…
И уж вполне реально происходят подобного рода коллизии только ведь вследствие всего того, что как-никак, а сколь еще благочестиво живут некоторые люди в том самом как есть непомерно от нас во всем истинно пока отдаленном идеалистическом грядущем.
И, конечно, дай еще всем нам Бог, чтобы оно некогда само так собой светло же разом и наступило.
Но красочно яркими и до чего сочными о нем фантазиями его приближение точно не приблизишь, а скорее наоборот только лишь разве что весьма подалее отдалишь.
Однако нечто подобное кое-кому объяснить просто невозможно, ибо их страстные желания становятся для них чем-либо сугубо материальным и чисто фактическим.

5
Да и вообще подобного рода баловням благой судьбы неизменно претит та донельзя невзрачная правда, беспардонно уж безрадостно свербящая в их глуховатое ухо именно о том, что все мы, в принципе, дети так или иначе окружающей нас реальности, а книги лишь сколь многозначительно ее обрамляют, причем никак того и не более.

Всех нас блаженных ведет под ручку барыня судьба по одному лишь ей чисто как есть полностью вот заведомо ведомому пути?
Нет, это, конечно, полнейшая чушь!
А все-таки элемент чистой случайности, да и не столь редкой удачи порою является одним из наиболее наиважнейших весь этот наш внутренний мир всецело же верно и праведно формирующих факторов.
И пусть это далеко не каждому через какой-то час с небольшим и вправду ведь предстоит действительно сделать на редкость твердый выбор, который, между тем, за него никто и никогда вовсе не сумеет хоть сколько-то совершить, даже и при самых