сознался в непослушании помощник, - взял с собой, чтобы внимательно изучить и прикинуть, как вы советуете, насколько он выгоднее других возможных. Пока не имеем других, пусть зреет, так ведь?
Коротич сморщился, зашмыгал горбатым носом и заелозил короткими толстыми ногами, как будто ему отдавили любимую мозоль.
- Ладно, - пробурчал сердито, - я сам оформлю, а ты займись текучкой, - дал понять, что недоволен ершистым кадровым приобретением. А оно, вернувшись к себе, подсчитало текущие бабки, хотя и считать-то было нечего: ему не удалось выковырнуть даже один нащупанный кирпичик из тайного прибыльного фундамента директора-пройдохи, а сколько ещё таких, мокрых, помимо этого? Но сдаваться кирпичеточец не намерен.
Сразу после Васильева дня подал, поднапрягшись, Коротичу предложения по оптимизации контрактов на поставку кирпича и других стройматериалов, проанализировав предложения трёх заводов, на которых побывал ещё раз, и одной новоиспечённой, только-только зарождающейся фирмочки, пытающейся втиснуться в распределение пирога. Усилия его оказались, однако, обидно напрасными, поскольку Леонид Аркадьевич поспешил опередить энергичного помощника и уже завизировал годовую тайную и явную сделки с Фроловским, утешив Виктора Сергеевича тем, что его выкладки пригодятся для следующего года. Утешенному ничего не оставалось, как смириться и плотно засесть за изнурительную отупляющую текучку, да ещё, опять же по собственной инициативе, приняться за разработку сетевого графика производства или бизнес-плана, как говорят новые люди, а те, которые ещё поновее, обзывают дорожной картой. Не забывал и о самообразовании, но чувствовал себя пришибленным и не годным ни на что. Когда совсем стало мерзко и оставалось только смириться с положением прихвостня, пришла спасительная идейка как вернуться в нормальный борцовский тонус и вытолкнуть всё же, изъять меченый кирпичик из подлого финансового фундамента благополучия обнаглевшего шефа, заставить считаться с помощником и в переносном, и в прямом смыслах.
-14-
Как всегда началу святого дела выуживания гадов за ушко да на суд праведный помешало вынужденное отвлечение на сторону. Неожиданно явилась почти забытая Алина и пригласила к Малышкину на ковёр. Поднимаясь из-за стола и разглядывая её, пожурил по-старосвойски:
- Ты опять в косметическом камуфляже, словно полунастоящая.
Она слегка передёрнула плечами, глядя на него полупустыми фарфоровыми глазами под густо зачернёнными полунарисованными бровями.
- Наша спецмаркировка, - и больше ни полсловечка.
Когда вышли, он попытался зачистить потускневшие контакты:
- Замуж вышла?
Не выдержав, она огрызнулась, обнажив настоящий, а не нарисованный характер:
- Ты разве предлагал? – пошла впереди, уверенно и независимо постукивая высокими каблуками.
Виктор Сергеевич улыбнулся, раздумывая над тем, зачем понадобился мэру. Ясно, что не по работе, иначе бы вызов был через Коротича, очевидно, что-то личное или сугубо конфиденциальное, и тем интереснее. Дядька-то он, в общем, неплохой, но уж слишком дремучий и сучкастый.
- Ну, а тот, как его, Артур, что ли? Ты, вроде, его хотела облагодетельствовать?
Не оборачиваясь и всё так же отстранённо, грубо отрезала:
- Вот ещё! Жених! У него одна извилина в безмозглом набалдашнике, да и та соединена только с вялым пенисом.
Наковёрный от такого определения жениха рассмеялся и совсем расслабился. Больше ни о чём интересном не успели переговорить. Она, не удостоив даже взглядом, ушла в секретарский цветник, из дверей которого жутко несло запахом перегнивших цветов, а он, внутренне напрягшись, вошёл в экзекуторскую.
Встретившая в предбаннике личная секретарша-сторож Малышкина, дама приятной моложавой наружности с профессиональной приветливой улыбкой, немедля сообщила шефу по внутренней связи, что жертва явилась. И вот он вступил в кабинет того, кто занимает его место. Малышкин что-то писал и жестом левой руки показал на заседательский стол. Настораживало, что не было ни джентльменского рукопожатия, ни простого словесного приветствия. Тимур Эдуардович явно недоволен несостоявшимся предвыборным соратником и, вероятно, ещё больше несостоявшимся зятем. Когда долгие три-пять минут кончились, и ручка перестала бегать по внушительному блокноту от края до края, чуть не срываясь на стол, большой шеф взял с края стола несколько печатных листков и, не вставая, протянул подчинённому, сжавшемуся в дурном предчувствии. Пришлось привстать и, сильно наклонившись с вытягом над столом, протянуть руку и взять листки.
- Ознакомься, - сухо пробасил хозяин, и снова ручка побежала по блокноту.
Листки оказались заключением дорожно-транспортной полиции о ДТП. Откуда-то взялся свидетель, который наблюдал из окна, как две легковушки, большая светлая и маленькая тёмная, старались обогнать друг друга, но вскоре, столкнувшись, уткнулись в тротуар. По его наблюдениям никакого преднамеренного наезда не было, и кто из водителей виноват, он не разобрал. Свидетелю вторил тот самый полицейский, что нарисовался у разбитых машин первым, отпустил виновницу, караулил пострадавшую и нехотя помог оттащить «Пежонистый» задок. Он тоже ясно видел, хотя и откуда-то издали, что столкновение авто произошло в параллельном движении, ему даже померещилось, что накатил малыш, а потерявший остойчивость «Мерс» уже потом навалился на него. Правдоподобность показаний и того, и другого подтвердила авторитетным заключением следовательская группа, возглавляемая старшим следователем Придуровой Г.Г., тщательно изучившая автоследы и следы соприкосновения на кузовах с многочисленными измерениями, сопоставлениями и умозаключениями, не оставлявшими никаких алиби для завравшейся Веры. Внимательно изучив следовательские перлы, доверенное лицо пострадавшей аккуратно сложило листки и небрежно отбросило от себя на стол. Стороживший боковым зрением его реакцию на содержимое Малышкин тоже отвлёкся от писанины.
- Что-то нужно подправить?
Виктор Сергеевич усмехнулся про себя: «Даже так?».
- Всё – лажа, притянуто за уши, смонтировано с целью выгородить виновницу, поскольку она – дочь главы города. – Так и рубанул наотмашь, не боясь и не жалея вип-отца. – К тому же здесь нет показаний ни той, ни другой, уверен, что они не будут совпадать с фальсифицированными выводами следовательской группы. Не сомневаюсь, что можно найти и других оконных свидетелей, наблюдавших за ДТП.
Помолчали, обдумывая слабые и сильные стороны своих позиций. Мэр хмуро катал в побелевших пальцах ручку, поблёскивающую позолоченными ободками, а подчинённый смотрел в окно на небо, затянутое серыми облаками, вспоминая пришибленную Веру в разбитом «Пежо».
- Думаешь судиться? – уронила глухо власть, полицию и суд имущая, вперив недобрый взгляд исподлобья в строптивца, явно вышедшего за рамки иерархической бюрократической дисциплины.
Виктор Сергеевич повернул к нему лицо, перенявшее тусклые серые краски заоконных облаков.
- Судиться нам в местном суде бессмысленно: вердикт известен заранее. Придётся обращаться в областное правосудие, оттуда, скорее всего, дело отфутболят сюда на доследование, и так оно будет челноком маячить, отвлекая и душевные силы, и время. Да и вам сомнительное разбирательство по сомнительному делу дочери значительно подпортит избирательный рейтинг. Так что суда не надо, уверен, что такого же мнения и Ворошина. Хотелось бы только получить что-нибудь в возмещение ущерба за раскоканную машину.
Напряжённые черты лица сфинкса расправились, его вполне устраивал компромисс, предложенный вассалом.
- Нина просит о том же.
- Как она? – Вопрос был из разряда нейтрально-вежливых.
- Намерена обязательно излечиться, - лицо отца совсем размягчело. – Собирается встретиться с Ворошиной и по-настоящему покаяться.
«Вот этого не надо бы», - подумалось Виктору Сергеевичу. – «Столкуются две сильные кошки, и мне, слабому львёшке, подерут шкуру».
- Я всегда считал её умным и справедливым человеком, - подчеркнул чуть повышенным тоном последнее определение.
Малышкин даже улыбнулся от полноты приятных чувств.
- Через недельку зайди в ОСАГО и в Рострах, я переговорю с ними, думаю, что с финансовой стороной мы уладим. А с этим что будем делать? – показал глазами на гибэдэдэшный труд.
Виктор Сергеевич поднялся.
- На ваше усмотрение, - проговорил смиренно. Прощались уже за руку.
Вернувшись к себе, долго не мог войти в рабочий ритм, перебирая и перекладывая омерзевшие бумаги. На душе было гадко, как будто сам себя облил фекалиями, а в голове – пусто: опять сдался, продался, предал и продал Веру, оберегая собственное благополучие, административную нишу, до которой дополз, и оправдываясь тем, что не хочется терять дорогого времени на отстаивание чужого дела. Не убеждён, что Вера согласилась бы принять его смиренную позицию, и очень хотелось в пику погружению в дерьмо кому-нибудь так насолить, чтобы забылось гадливое отступление. Кому же ещё, как не Коротичу, не зря же в голову пришла счастливая идейка, как сковырнуть скользкого шефа с мокрого кирпича. А посему, не откладывая благого дела в нижний ящик, подался на хоздвор, где тщательно выбрал три кирпича с застолблённых кирзаводов, промаркировал фломастером и отнёс в техлабораторию стандартов Роспотребнадзора. Повезло с лаборанткой, ею оказалась крупногабаритная нестандартная тётка за 50, улыбчивая и домашняя, словно свежеиспечённый каравай белого хлеба, которая без лишних колкостей, неизменных в лексиконе мелких чинуш, мстящих за нижедонное прозябание, взяла увесистые экспонаты и пообещала выдать соответствующие анализы качества к вечеру следующего дня.
И не обманула, и он не обманулся в ожиданиях: вне стандарта, причём со значительными отклонениями, оказался фроловский кирпичина. Как следовало из выводов основательной лаборантки, главными недостатками были недостаточная плотность, обусловленная недостаточным обжигом, и некачественная, грубая, песчаная глина. Покопавшись в архивах, нашёл подобный же анализ двухлетней давности, сделанный другой лаборанткой, и в нём все кирпичные стандарты фроловского брака были безупречны. Может быть, тогда щетинистый ещё не обнаглел, или лаборантку купили? Придётся заполучить контрольные измерения из областной лаборатории, иначе хвост кирпичной мини-мафии не прищемить.
А надо ли? Чего он этим добьётся? Зачем опять лезет на рожон, вопреки правилам хорошего бюрократического тона? Нужны мохнатые бабки? Не очень, хотя и не помешают. Пора обзаводиться, как все свои, собственной квартирой и приличной тачкой. И всё же дело не в них, а в том, что он, появившийся в нормальной рабочей семье, уродился с гипертрофированной гордыней, которая перевешивала все остальные содомские грехи. Не левиафановская зависть, не алчность, движители людишек мелкотравчатых со скукоженной совестью, руководили им, а люциферовская гордыня и тщеславие, распухшие от обиды, что не дано всего того, что другим досталось даром. Именно обида, более глубокое и жгучее чувство, обида на мир, устроенный не в его пользу, заставляли доказывать, что он лучше, умнее, успешнее, ярче звёздных
