ДЕНЬ ЩЕКОТУНА

поджимают: на носу день рождения ихнего, а у нашего для коллеги ни строчки, ни буквы поганой!..
 И вот… Однажды где-то за-а полночь я, изможденный хроническим недосыпанием и систематическим злоупотреблением крепкими спиртными напитками, погрузился в свое трехместное джакузи и врубил систему на максимальную пузырчатость!.. Охрени-и-ительные, скажу тебе, пузыри поперли! Аж из воды как пинг-понг заподкидывало! Чуть было вообще из ванны на пол не катапультировался!..
 Убавил я, значит, напор и крупноту пузырей. Стало безопасней, однако… Посиживаю, сигарой затягиваюсь, а в голове так и ни единого против ихнего президента говенного слова!..
 Слу-ушай, дружи-ище-е! – вдруг с мольбой в глазах простонал распалившийся до ручейного пота Аноним, – Жажда давит! Во рту пекло! Как в жопе у сталевара!
 Может у тебя в рюкзаке что-то освежительное отыщется? Даже и простая водица сойдет! Хотя и в роскоши купаюсь, а так-то я неприхотлив!..
 Мне стало искренне жаль бедолагу! Захотелось облегчить его маету, но:
 – Нет ничего в рюкзаке освежительного, – признался я с грустью, – Когда запасался, из напитков купил только водку.
 – Водка тоже разная бывает, – пробормотал пересохшими губами бродяга, – Иная и освежительней ключевой водицы. У тебя-то каковская?
 – «Сеновал».
 – Досто-о-ойны-ый(!) напиток. А летний «Сеновал» либо зимний?
 – Летний, надо полагать. В соответствии с сезоном.
 – А не скажи-и-и! – несколько взбодрился голос Анонима, – Бывает, что не по сезону подсунут.
 – Чудно-о, – скептически ухмыльнулся я, – Впервые слышу про градацию водки по временам года... Не верится.
 – А ты вынь-ка бутылочку да сыщи на этикетке «Сезон», – понудил меня к активности бомж, как оказалось, далеко-о-о(!) не простецкий, – Оно как, согласно нормативам Минздрава, должно быть-то?.. В мороз в ход идет согревающая, а в зной противоположная – прохладительная. С первого июля текущего года всех производителей под угрозой солидных штрафов обязали маркировать! Неужто не в курсе?
 – Теперь в курсе, – выдавил я, отыскав на этикетке коротенькую, но довольно-таки не мелкую шрифтом строчку «Сезон: летний».
 – И какая?! – уловив мою осведомленность, нетерпеливо полюбопытничал Аноним.
 – Летняя.
 – Плесни малость, ежели не в жалость.
 – Есть во что?
 – А то как? – протягивая червленого серебра неописуемой красоты объемистый стопарь, с придыханием вымолвил жаждущий, – Но сначала ты, молодой человек…
– Боишься, что отравлена? – брякнул я.
– Я свое давно отбоялся, – с грустинкой промолвил Аноним, – Уступаю, откровенно говоря, из уважения. Да и… стеснительно мне пред тобою за тягу к халяве. Не обессудь уж, Вениамин.
 – Откуда имя мое вам, Аноним, известно? – до краев набулькивая в удерживаемую собеседником изящную посудину, осведомился автор сих правдивейших строк.
 – Так я ж больничный тебе заполнял. Оттуда и ведомо, – бережно подавая мне выпивку, усмехнулся кандидат в собутыльники, – А, позволь в свою очередь тоже поинтересоваться, из каких-разэтаких источников мое-е(!) имя тобою почерпнуто? Я ж прослыл псевдонимно как Каин…
 – Заслан к тебе я с приветом, – опрокинув стопку и наново ее наполняя, признался я, – От брата-двойняшки Мыколы.
 – От Мы-ыко-о-олы-ы?! – застыл изваянием крайне изумившийся Аноним.
 – От него – моего генерала! – с неким апломбом объявил я, – А чего ж мы – растяпы – без закуси?! У меня ж торты в рюкзаке!
 – Какие? – оправившись от шока, поинтересовался Аноним.
 – Квадратные! – объявил я торжественно.
 – Ё-ё-ё-ё-ё!!! – взвыл дурным обезьяном Аноним, – Сам испек?!
 – Нет, купил.
 – Но в продаже ж таких не бывает!
 – Получается, что бывает. Ты пей, давай. Чего руку маять?.. Знаешь(?), за что Иван Грозный сынишку убил...
 – Я там не присутствовал! Не знаю, – резво опрокинув стопарь в образованный обветренными губами провал и занюхав рукавом, пробормотал теперь уже законно состоявшийся мой собутыльник.
 – За задержку виночерпной посуды, – схохмил я и вновь спохватился: – Да что ж мы, черт возьми, без за-акуси?!
 – Закусь при выпивке – лишнее, – никоим образом не повеселев от шутки, в назидательном тоне произнес Каин-Аноним, – Градус садит по-черному... Что ж касаемо Грозного с сыном… Зря он его укокошил!..
 – Зря, не зря.., – вслух задумался я, – Как бы там ни было, а пацана не воскресишь.
 – Бесспорно.., – подытожил заметно захмелевший собеседник и, плавно помассировав нижнюю челюсть, сменил разговорную тему: – Я вот о чем, Вениамин, кручинюсь… И какого ляда мы антисанитарно радуемся бытию в этой самой трущобной подворотне? Айда-ка, братец, ко мне! Посидим интеллигентно, культурно расслабимся. Считай за официальное приглашение… Как на это смотришь?
 – Оно бы, конечно… Но.., – замялся я.
 – Ну чего кочевряжишься-то? – окинул меня пытливым взглядом Аноним, – С визитами без смокинга ни-ни?!..
 Я представил себя при трости и бабочке в смокинге и в цилиндре в компании бомжей в проткнутом толстенными трубами бетонном бункерке теплотрассы и… И не смог подавить моментально распершего грудь мощного приступа смеха… Аноним же, недоуменно потаращившись на меня, вдруг тоже развеселился: прыснул и, наложив ладони на пузо, телосотрясательно захохотал, перекрыв мой голосок своим голосищем…
 – Кло-оуны! – проорала мимоходно ковыляющая некрасивая старуха, несуразно одетая в брезентовую пожарную спецовку, – И распивают, и ржут будто кони с кобылами! Вот возьму да и позвоню участковому! Климакс Алексеевич-то с вами валандаться не станет – живо прищучит и в каталажку упрячет!..
 – Шла бы ты, Пешедраловна, к своему косолапому полюбовничку с миром! – без толики агрессии отреагировал мой собутыльник.
 – А са-ам-то! Вроде бы и генерал, а через день бреешься! – залихватски набекренив белую пожарную каску на левое ухо, самозабвенно входила в раж прекратившая пешедралить Пешедраловна, – А твоя Грыжелька-то со мною наотрез не здоровается! А ваша Сауна Никаноровна корчит из себя благородную тетушку, а сама та-а-а еще кадра! Лы-ыбится, лы-ыбится, а на уме одни только бякости! По весне-то кто-о, думаешь, на моего кота блох напустил?!.. Она! Больше некому!
 А мой Спиридон потому косолапый, что его большущие причиндалы не дают ноги ровно поставить! Давно бы пора знать, что все косолапые мужики мудями богаты!..
 – Ну что, айда-ка ко мне? – привстав с ящика, зазывно кивнул вглубь двора на удивление невозмутимый Аноним.
 – Айда, – уступил я, хотя, откровенно говоря, не испытывал ни малейшего желания очутиться в каком-нибудь подвальном гадюшнике в окружении (как мне всегда казалось) криминально непредсказуемых бомжей и их необузданно похотливых и злостно нечистоплотных товарок…
 Аноним, сунув за пазуху серебряный стопарь, вынул из-под ящика обтянутый кожей свинорылого желтопуза кейс, я навесил на плечо свой внутриутробно позвякивающий поллитровками фиолетовый рюкзак, и мы неспешно двинулись в путь…
 – Улепетываете?! Забздели?! – тростила нас в спины не на шутку распалившаяся Пешедраловна, – Хрупкой женщины, чмошники, испугались?!
 А ты, Каин, по-любому загремишь с бубенцами в тюрягу! Подведут тебя твои педики под монастырь! Они таки-ие-е(!) – эти педики. Им палец в рот не клади! Им клади туда.., – и тут Пешедраловна навыплескивала во всеобщий доступ сто-олько похабно-фантастического из якобы гейских интимных выкрутасов, что… Мой мозг, ошпарившись виртуозным мыслекипением неадекватно бесстыжей старухи, заныл и как будто даже скукожился!..
 
 – Моя первая, – кивая за спину и кося на меня словно ищущим сочувствия взором, печально произнес Аноним, – Курва.
 – Что «первая»? – не словив суть, переспросил я.
 – Супруженция моя первая, – пояснил мой попутчик, – До сей поры не может простить мне развода… Ты-то женат?
 – Да, женат.
 – По любви?
 – А как же иначе?
 – А я иначе, – замедлив и без того неспешный шаг, горемычно вздохнул Аноним и, поменжевавшись чуть-чуть, разоткровенничался: – Надеялся, что стерпится-слюбится, а оно вон как вышло: не жизнь, а сплошная гнилая непруха!..
 Ее отец-то Пешедрал Константинович (земля ему пухом!) на тот период, когда я ротным ишачил, состоял начальником штаба нашей легендарной воздушно-десантной дивизии. Толковейшим был командиром! Как говорится, слуга Отечеству, отец солдатам!..
 А я-то… Это сейчас урод уродом. А тогда ви-идным был детиной! Да и причиндалами с похотью бог не обделил! Не из последнего сорта, что в дальнем углу, отоварен был! Огненное хозяйство досталось! Хоть круглосуточно студеной водой охлаждай!.. Девки-то и даже бабы замужние гужом за мной волочились! – перекрывая срамотную брань увязавшейся за нами своей экс-супруги, исповедывался Аноним, – Бывало, натянешь какую темпераментную обезьянку на шишку и-и-и... Чешешь-чешешь, а она визжит лихоматно и словно чокнутая извивается.
 Чешешь, значит, и думаешь: «Укокошит тебя, радость мужицкая, когда-нибудь благоверный за распутство твое необузданное! Как пить дать, не сдержится нервами!»…
 А она винова-атая(?!), что наделил ее господь любовным талантом… Как ты, Вениамин, думаешь? – увлекая меня за угол, поинтересовался самодеятельный философ.
 – А й также и думаю, – выказал я солидарность, – Не виноватая. За счастье с таковской-то пофестивалить! Но-о-о.., если жена из подобных – на передок заводная… Жди беды неминучей! Непременно наставит рога! Не рано, так поздно – не сейчас, так потом…
 – Что-то есть в твоих словах роковое – непреодолимое.., – цыкнув на свою словно буксирно за нас подцепленную склочную экс-супруженцию, призадумался Аноним, – Есть… Этакое трагически безысходное… Как у русских литературных классиков…
 Из долбокваков, скажу тебе, были набраны эти самые классики! На особку Пушкин, Есенин и… Да-а-а… До хренища средь них было впехано шкодников! Круче, чем Казанова… Тот-то только дрючил, а э-эти… Моралисты… Прошляпила окаянных цензура власти общенародной!..
 Пешедраловна, видимо притомившись, подотстала, и более мы ее не слыхивали. Аноним же, активизированный болезненной темой, все продолжал и продолжал излияние на душе накипевшего:
 – Как сейчас помню, схлестнулись мы с ней в сумерках в осеннюю непогодь на полковой полосе препятствий. С ней, – мой гостеприимный бомжара кивнул за спину, надо понимать, имея ввиду Пешедраловну, – Так себе оказалась. Клоунадная имитация страсти. Корчащее из себя осиновое Буратино. Да и, считай, на десятилетку с гаком постаршее меня. Но… Папаня-то не хухры-мухры – начштаба дивизии! Вот и повелся я, по-видимому, чисто интуитивно. Из карьеристских, так сказать, соображений…
 Сыграли свадьбу... Идут годы, а все не слюбливается да не склеивается… Хоть тресни!
 Правда, карьера в гору поперла! Опрометью через ступени!..
 Однако… Я на сторону гулящий по-черному, и она не отстает… Не жизнь, а разврат повсеместный!.. Усвой, Снегопадов, тверже твердого: блуд не во счастие, а в.., – застопорился Аноним, – Блуд, парень, чаще всего от дефицита любви и безысходности семейной перспективы!.. Врубаешься?
 – Как не врубиться? – пробормотал я, с содроганием припомнив свою недавнюю чуть ли не полную готовность на перепихон с окаянной Кассиопеей-Белибердой и с ее подельницами-каннибалками