ДЕНЬ ЩЕКОТУНА

Федор, по-китовому сфонтанировав изо рта, сбрякал спиною об пол. Ефрейтор тут же, суетливо понажимав на грудину партнера, пылко впился своими губенками в его губищи (то ли искусственное дыхание, то ли победный ритуал, то ли...). Федор же, проблеяв взволнованным бараном, заключил раскоряченного над собой ефрейтора в крепкие объятья, чем и уложил того на себя вплотную.
 Я же, оторвав свой растерянный взор от конвойной парочки, перенацелил его на купель и... К неописуемому ужасу обнаружил, что узник не всплывает!
 Мне, ринувшемуся к терпящему бедствие, удалось выволочь его тело из водной среды в атмосферу на удивление споро – с первой попытки и без подручных средств... Да и процесс оживления отнюдь не притомил: несколько принудительных махов худомясыми ручонками спасаемого, с пяток интенсивных нажимов на его грудную клеть, десяток разбудивших мою брезгливость вдуваний изо рта в рот, и... Излившись и попузырив межгубно и ноздрями, судорожно откашлявшись и выгнувшись телом в дугу, узник задышал и ошалело выпучил глазищи...
 И тут оглушительно взвыла сирена, свидетельствуя об экстремальной ситуации в здании нашего ведомства. Подавив сиеминутный позыв к индивидуальной экстренной эвакуации, я воспылал милосердием к опешившим присутствующим. Мой внезапно обретший сталистость голос выдал план дальнейших действий:
 – Спокойствие! Уркагана в штаны и браслеты. Я – авангард, утопленники – ядро, ефрейтор – арьегард. Движемся правым эвакуационным путем вдоль горизонтального мусоропровода за угол – к преобразователю органических отходов в пищевые полуфабрикаты.
 – А почему я замыкающим? – с обидинкой в голосе осведомился ефрейтор.
 – Да потому, что ты в моей команде са-амый(!) надежный изо всех, – скомплиментировал я.
 – Не подведу! – зардев, заверил ефрейтор.
 – Пожар! Пожа-а-ар!! Гори-и-им!!! – под топот множества ног истошно проорал в коридоре какой-то паникер.
 – Без паники! – успокоил я свою команду, – Все не сгорим. Но... Поспешаем, поспешаем, поспешаем...
 Сборы составили лишь облачение изрядно приунывшего узника в неизвестно откуда взявшиеся голубые стринги и стразами обсыпанные позолоченные наручники. Я разоблачаться до мундира не стал, предпочтя эвакуироваться в белоснежных халате и куклуксклановского фасона колпаке: резонно ли засвечивать свою секретную для посторонних физиономию перед паршивого нрава уголовной особью?!..
 
 Вскоре мы в полном составе топтались в галдящей во дворе нашей шестнадцатиэтажки толпе эвакуировавшихся. Дым, как ни странно, ниоткуда из сверкающего знаменитыми чувашскими стеклопакетами здания даже и не просачивался, пожарные расчеты нигде не фигурировали... Помни-илось, что случившееся – всего-навсего учебная тревога. И не более. Однако ж.., всяческим «внезапным» ЧеэСовским проверкам непременно предшествовало заблаговременное предупреждение коллектива о характере и времени их проведения (дабы, как говорится, не ударить многоликой корпоративной физиономией во многокомпонентное корпоративное же дерьмо)...
 Я подошел к кучке правдоделов, разодетых в цветастые спецовки. Большинство коллег табакокурили сквозь прорези маскировочных колпаков.
 – Эт хто у вас, Дракулыч, таковский в стрингах расписной? – полюбопытствовал (судя по писклявому голоску) мытарь костоломного отделения Нежний Ласкоруков. Отвечать на сей вопрос, идущий вразрез с должностной инструкцией за номером 16-17, категорически запрещавшей всякое разглашение всяческих служебных тайн, было бы по меньшей мере опрометчиво. Посему я прикинулся не расслышавшим провокационность...
 Прервал затяжную паузу, в начале коей правдоделы дружно нацелили на меня прорези своих колпаков, самый шебутной из нашей когорты – специалист по внутренним органам старший лейтенант Гортаний Кишкодеров:
 – Да это ж Карандаш! – вдохновенно затараторил болтун, – Я его вчера мытарил. Кре-епкий орешек. Я у него через глотку печенку вынул! А он закусил желчный пузырь и... И молчит, и молчит, и молчит...
 – Та-ак уж и вы-ынул? Бре-е-ешешь! – заблеял капитан Елдаков – заведующий генитальным отделением, – Печень через рот не выдирается.
 – А через чего она выдирается?! – с трепетом в голосе поинтересовался новичок головоломного отделения – выпускник Пыточной академии имени Мойши Вурдалаченко Ятаганий Янычаров.
 – Да ни через что она не выдирается!! – гневнословно выкрикнул Елдаков, – И ни она, и ни другие органы через естественные отверстия неизвлекаемы. Кроме языка да прямой кишки, которые сами под пытками зачастую непроизвольно выпадывают. Неужели ты, Ятаган, в академии этому не обучался?!
 – Обуч-ча-ал-лся, – промямлил парень.
 – Брешешь! – укорил Елдаков, – Не обучался, хотя и, уверен, обуча-а-али(!) тебя, лентяя хронического... Вот какой была тема твоей дипломной работы?
 – Эт-то н-ну-у-у.., – заменжевался Ятаганий, – Ф-фактор массированного внутриноздревого воздействия дождевыми червями, голопузыми мохнолапами и мохнобрюхими гололапами в процессе вялотекущего дознания...
 – Перспекти-ивная(!) тематика, – многозначительно констатировал Елдаков, – Однако ж... Не по Сеньке шапка: не с твоею беспечностью этакую махи-ину(!) ворочать.
 – А почему «с беспечностью»? – встрял в разговор самый милосердный из правдоделов – вечно сопливый нытик Онаний Суходроков.
 – А потому что о-он(!) – бестолочь беспе-ечная-я!! – промаячив острием фиолетового маскировочного колпака на Ятагания, вскипел Елдаков, – Это ж на-адо до такого докатиться!.. Это в ко-ои(!)-то веки нашей конторе посчастли-и-ивилось(!) заполучить аж из самого-о(!) Зима-Баб-Две пару особей африканского перепончатого барабанщика... Ни ЦРУ, ни Мас-саду, ни англичанам не удалось... А наши сунули директору питомника стеклянные бусы и поллитру самогона с полубатоном фельдшерской колбасы, и на-ате(!) нам – пожа-а-алуйста(!): спаривайте да размножайте... А о-он-н!.., – будто поперхнувшись словом, разгневанный обличитель на чуть-чуть умолк, – А о-он!..
 Запустил вчера вечером эту племенную пару в слуховые проходы какого-то старого сморчка, подозреваемого в подготовке покушения на начальника провинциа-ального(!) отделения Пенсионного фонда. В одно ухо самца внедрил, в другое – бере-е-еменную(!) самку... Запечатал каналы жвачкою и поперся через дырку в стенке в женское отделение подглядывать!
 И чего, спрашивается, там (в женском отделении-то) интересного?!.. Я вот, к примеру, все детство с девчонками не водился. И по сей день не опускаюсь до сомнительных мероприятий с участием женского пола. Даже в ихнюю баню ни разочка ни краешком глаза не подглянул... А этот мерзопакостный бесстыдник!.. Ятаганий, правильно я в твой адрес формулирую?
 – Правильно, – склонив колпак долу, в упадническом тоне отозвался объект ялдыковских нападок.
 – Ну во-от.., – продолжил блюститель нравственности и порядка, – Насмотрелся сопляк сквозь стенку дыроватую хрен знает чего и хрен знает зачем.., вернулся, вызвал конвой и старикана вместе с барабанщиками в камеру спровадил... А они-то (африканские-то хищные насекомые) этому горе-террористу в барабанные перепонки барабанят да барабанят, барабанят да барабанят, а ему хоть бы хны!.. И какого лешего, спрашивается, было глухонемому в уши барабанщиков запускать?!..
 – Да-а-а! – многозначительно протянул мытарь-ветеран – прапорщик Мудрий Альбиносович Ветродуев.
 – И я говорю: «Да-а-а-а-а!», – на затяжном выдохе поддержал старшего возрастом и младшего по званию товарища по службе не на шутку возмущенный Елдаков, – А подследственные в камере жвачные затычки в ушах старикана узрели да и повыковыривали... А барабанщиков на хлебный мякиш выманили да в спичечный коробок упрятали...
 Еще не слыхали эту историю?! – на сих словах Елдаков сумбурно закрутил остроконечием своего наголовного колпака и по часовой стрелке, и против оной.
 Получив многоголосый отрицательный ответ, рассказчик продолжил:
 – Ну вот и... слушайте... А старший корпусной надзиратель Людмилкин вчера, как на притчу, ушными коликами маялся. У него ж частенько этакое случается: сто-оит употребить соленой селедки с малиновым вареньем, так и чуть ли не на стенку от болевых приступов лезет...
 Ну и обратился хворый к сокамерникам того деда-террориста: мол, закапайте, лишенцы, мне в уши лекарство... Ну они и услужили... А еще из озорства в каждое надзирательское ухо по уникальному перепончатому барабанщику падлы запустили и (как положено) ватой все это хозяйство закупорили...
 Насекомые же в опьяняющей лекарственной среде пришли в тако-о-ое(!) буйство, что Людмилкин от стука по барабанным перепонкам к полуночи впал в бешенство!..
 И невдомек ему, болвану, было, что не столько от варенья с рыбной солониной, сколько от барабанщиков мается... Терпе-е-ел, терпе-е-ел... Дотерпелся... Сегодня на рассвете увезли в психоклинику имени Леонардо да Винчи...
 Но гла-авная(!) беда в том, что медбрат нашей тюремной больнички Ряхус Колдунайнен (бегемот безмозглый!) перед отправкой затычки из ушей Людмилкина вынул и выползающих из слуховых каналов обкумаренных барабанщиков к ногтю!.. Передавил идиот насмерть! И его, и ее – бере-е-еменную!..
 Передавил и притащил трупики к нашему заведующему насекоморариумом Амебову: глядьи-и-и, мол, Альберт Дрозофилыч, какьи-их я нофых челофе-ечьих паразьи-итоф ф ушах Людмилкина научьно откри-и-ыл...
 А тот – Дрозофилыч-то – как увидал покойных племенных барабанщиков, так и... Инфаркт с инсультом друг за дружкой!..
 – Вот э-это(!) фо-окус-покус, – горестно вздохнул спец по щипательным пыткам лейтенант Ужимчик, – Теперь шиш нам, а не премиальные... Из-за какого-то засра-а-анца!.. А у меня-я-я автокреди-и-ит!!.. Да я его, этого па-а-адлу, свои-ими рук-ка-ами в лоскуты-ы-ы!! Где-е о-он(?!!), с-су-укин сы-ын!.. Что-о-о молчи-ишь(?!), поганый Ятага-ан!!..
 Ан все напрасно: след беспечного молодого специалиста Ятагания Янычарова на тот момент уже простыл в неизвестном направлении...
 – Убег он, по-видимому, – высказался доселе молчавший Максим Киловольтов – старший техник электродознавательного сектора (паяльники, кипятильники, пылесосы, миксеры, интим-вибраторы, доильные аппараты и прочая дребедень).
 – Оно и к лучшему, – прокомментировал Мудрий Ветродуев, – Сообрази-ительный(!) паренек. Будет с него толк.
 – К лучшему, к лучшему! – оптимистично поддакнул непревзойденный ябедник-фанатик младший сержант Павлик Морозов, – Будет с парня толк...
 Я начал мучительно зябнуть. Более всего ступнями, обутыми в вельветовые комнатные тапочки... Попрыгав, малость согрелся. Еще попрыгав, решил возвращаться к оставленным без присмотра подпыточному и конвоирам... Вослед донесся недовольный голосок Онания Суходрокова:
 – Я все понимаю. Но почему, однако, на мой вопрос нет ответа?!
 – На какой еще твой вопрос? – ответил вопросом на вопрос Елдаков.
 – Насчет беспечности, – уточнил Онаний, – Я же, спрашивая-то, имел ввиду: в чем грамматический смысл слова «беспечность»?.. А вы-ы-ы, Опупий Хмуроглазович, будто опупели – давай и давай баландою про Ятагания в наши уши фонтанировать.
 – Я тебе кто – энциклопедия(?!), чтобы всякую херню растолковывать! – возмутился Елдаков, – По всем эрудическим вопросам вон к нему