мужской одежде, которые сражались вместе с мужчинами против ромеев” (там же, с. 130). В войске Святослава женщин совершенно точно не было. Боевые ладьи предназначались для перевозки воинов и припасов, на пути предстояло миновать днепровские пороги, где из-за лишнего груза войско могло застрять надолго. Содержать при войске бесполезных едоков неразумно и опасно – и припасы быстро истощатся, и войско потеряет маневренность. В военные походы отправлялись только подготовленные воины. Другое дело – городское ополчение. Среди болгарского населения Доростола женщины могли составлять даже большую часть, если вспомнить, что в стране полыхала война. Участие женщин в боях могло хоть отчасти скомпенсировать огромный численный перевес ромеев (П. Карышковский “Русско-болгарские отношения во время Балканских войн Святослава” // “Вопросы истории”, 1951, № 8, с. 105; С.Д. Сказкин (ред.) “История Византии”, т. II, с. 234, М., 1967; А.Н. Сахаров “Дипломатия Святослава” с. 172, М., 1982).
Лев Диакон при описании одного из сражений рассказывал, что “скифы к концу дня выехали из города верхом – они впервые появились тогда на конях. Они всегда шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с врагами [на лошадях] не умели” (Лев Диакон “История”, кн. IX.1, с. 75, М., 1988). Сообщение византийского автора о всадниках, “не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев” не могло относиться к дружинникам Святослава, которые всё это прекрасно умели, их сажали на коней в раннем детстве. А вот ополченцы действительно были приучены только к пешему строю, и на обучение их верховой езде уже не осталось времени. Для ромеев без разницы, кто перед ними: подчиняются Святославу – значит, русы.
Ещё на пути к Доростолу передовой отряд византийского войска угодил в засаду. Скорее всего, перебили ромеев болгарские партизаны (если можно использовать такой термин): у Святослава имелось не так много воинов, чтобы отвлекать их на второстепенные стычки, и, кроме того, местным жителям, хорошо знавшим свой край, не в пример удобнее устраивать засады. Как обозлился Цимисхий: “Увидев их трупы, разбросанные вдоль дороги, император отпустил поводья и остановил коня. Гибель соотечественников привела его в негодование…” (Лев Диакон “История”, кн. VIII.9, с. 73, М., 1988). Ну и лицемерие: когда ромеи убивают безоружных людей, то это благородно, а вот едва начнут в ответ убивать их самих, то это уже злодеяние. Самомнение ромеев зашкаливало.
“Телохранители [Иоанна] тщательно обыскали окрестные леса и кустарники, схватили этих разбойников и связанными привели к императору. Он тот час же приказал их умертвить, и [телохранители], без промедления обнажив мечи, изрубили всех их до одного на куски”
(Там же)
Будь перед ромеями настоящий воинский отряд, Цимисхий ни за что не отправил бы в бой своих телохранителей, потому что тогда он гарантированно лишался их. Не годились телохранители для боя – это дело армии. Да и не было никакого боя, телохранители, рассыпавшись по окрестностям, пригнали к императору первых же людей, каких удалось обнаружить. Так себя вести можно только при полном отсутствии любой опасности. Телохранители захватили болгарских селян, совершенно непричастных к нападению на ромейскую армию. Цимисхий вовсе не обманывался относительно пленников, потому и не стал их допрашивать – ему нечего было выяснять. В бессильной злобе он отыгрался на беззащитных людях.
Теперь можно сделать вывод: ответный ход Святослава на вторжение византийцев оказался неожиданным и даже изящным. Доростол вовсе не был для русского князя “опорным пунктом” (таковым всегда оставался Переяславец), приграничный городок служил передовым укреплением, выдвинутым на территорию Болгарии. Святослав не пустил ромеев на свою землю, а заставил стучаться лбом в каменную стену. Обойти Доростол ромеи никак не могли, тогда оставшийся в тылу гарнизон крепости моментально перерезал бы их коммуникации с неизбежным поражением и гибелью византийской армии. Ну это Цимисхий ещё мог бы пережить, а вот потерю головы – вряд ли. В бесплодных атаках перемалывалась главные силы ромеев, а Святослав приберегал дружину для решающего удара. Как ни хвалились ромеи своим военным искусством, но Святослав его давно изучил. Он заранее просчитал действия византийской армии и приготовил на её пути ловушку, а Цимисхий туда попался.
V
Первое сражение произошло 23 апреля, как только армия Цимисхия подошла к Доростолу:
“… скифы <…> разбили лагерь в двенадцати милях от Доростола, где с ожесточением и мужеством ожидали приближения императора.
Ромеи же, гордясь недавними победами, ожидали сражения, которое должно было решить все”
(Иоанн Скилица “О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия” // Лев Диакон “История”, с. 127, М., 1988)
Сказано напыщенно, только похвальба всё равно пропала впустую. Ведь автор знал, что для ромеев сражение ничего не решило. Но сказанное позволяет понять русскую оборонительную тактику, которая требовала не отсиживаться за стенами, а противодействовать неприятелю активно и решительно, разрушая, тем самым, его замыслы.
“Тавроскифы плотно сомкнули щиты и копья, придав своим рядам вид стены, и ожидали противника на поле битвы. Император выстроил против них ромеев, расположив одетых в панцири всадников по бокам, а лучников и пращников позади, и, приказав им безостановочно стрелять, повел фалангу в бой ”
(Лев Диакон “История”, кн. VIII.9, с. 73, М., 1988)
Из описания следует, что в качестве боевого построения на Руси использовалась настоящая фаланга. Стена щитов доказала свою эффективность против самых разных противников от подвижных степняков до западноевропейских латников.
“… росы, которыми руководило их врожденное зверство и бешенство, в яростном порыве устремлялись, ревя как одержимые, на ромеев, а ромеи наступали, используя свой опыт и военное искусство”
(Там же, кн. VIII.10, с. 74)
Отсюда можно заключить, что русы перед схваткой не оставались неподвижными, ожидая нападения, а сами в сомкнутом строю бегом атаковали неприятеля, стремясь с разгона нанести удар копьями. Подобная тактика была возможна лишь при чётком взаимодействии отрядов и тщательной подготовке воинов. Так что, русское военное искусство ничуть не уступало византийскому. А то, что перепуганные ромеи принимали за рёв, на самом деле являлось боевым кличем, по словам Скилицы, “приободрившись, скифы снова кинулись с военным кличем назад на ромеев” (Иоанн Скилица “О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия” // Лев Диакон “История”, с. 127, М., 1988). Только русы кричали в бою не “ура!”, как сейчас, а “русь!” (А. Карпозилос “Рос-Дромиты и проблема похода Олега против Константинополя” — “Византийский временник”, т. 49, с. 117).
“Завязалась жаркая схватка, и не раз менялось течение битвы (говорят, будто двенадцать раз приобретала борьба новый оборот)” (Иоанн Скилица “О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия” // Лев Диакон “История”, с. 127, М., 1988). Цимисхий неторопливо следовал позади своего воинства на безопасном расстоянии, время от времени воинственно “потрясая копьем” (там же). Ну вот зачем размахивать оружием, если не собираешься сражаться? Когда и в какие времена можно было вдохновить войска низкопробной клоунадой?
Лев Диакон опять с маниакальным упрямством протаскивает свою характеристику русского народа, как “сражающегося в пешем строю и вовсе не умеющего ездить верхом”. Он это делает постоянно и чаще всего не к месту. Похоже, что в Византии всё-таки существовало и другое мнение, в противовес которому учёный ромей навязывает читателям свою точку зрения, а недостаток аргументов восполняет постоянным и нудным повторением. Оболгать другой народ для ромеев было в порядке вещей. Во что, к примеру, Никифор Фока заявил Лиутпранду Кремонскому: “Воины твоего государя не умеют ездить верхом, пехота не умеет сражаться <…> На море у твоего государя ничтожное количество судов” (Лиутпранд Кремонский “Антаподосис; Книга об Оттоне; Отчет о посольстве в Константинополь”, с. 129, М., 2006). И в эту пьяную ругань мы тоже должны верить?
Победу в сражении ромеи приписали себе, потом они “запели победные гимны и прославляли императора”. Попробовали бы они его не прославлять. А на каком основании? Русы покинули место боя, так и ромеи его тоже покинули. Кто это сделал раньше уже не выяснить, но всё же русы смогли спокойно вернуться в город и ромеи их не преследовали, не пытались ворваться в городские ворота, а тихонько отошли в противоположном направлении. Такая робость как-то не вяжется с победным исходом сражения. А заявление Льва Диакона о русах: “… они потеряли в этом бою многих своих”, – это набор пустых, бесполезных слов. У Скилицы хвастовства ещё больше. Рассказывая о любом сражении, ромеи уверяют, что противники непременно понесли огромные потери, но верить хвастливым байкам не приходится.
Если бы русский отряд потерпел поражение, то не был бы способен заново решительно схватиться с ромеями. А он выходил на битву снова и снова, и порой ромеям самим приходилось тяжело. Значит, русский отряд сохранял боеспособность и никакого перевеса ромеи не получили.
Если бы русский отряд нёс такие потери, как уверяли ромеи, его наличных сил не могло хватить на три месяца осады, они быстро бы истощились. Но такого не произошло, до конца осады русы заставляли ромеев держаться на почтительном расстоянии от Доростола.
О том, каков был реальный исход сражения, свидетельствуют дальнейшие действия ромеев. Они не решились штурмовать или блокировать город, они принялись сооружать укреплённый лагерь:
“Как только рассвело, император стал укреплять лагерь мощным валом, действуя так. Неподалеку от Дористола возвышается посреди равнины небольшой холм. Разместив войско на этом холме, [Иоанн] приказал рыть вокруг него ров, а землю выносить на прилегающую к лагерю сторону, чтобы получилась высокая насыпь. Затем [он приказал] воткнуть на вершине [насыпи] копья и повесить на них соединенные между собою щиты. Таким образом, лагерь был огражден рвом и валом, и враги никак не могли проникнуть внутрь – устремившись ко рву, они бы остановились”
(Лев Диакон “История”, кн. IX.1, с. 75, М., 1988)
Как только ромеи отведали силу русского оружия, с них тут же слетела спесь. Они поняли, что встретились с противником, способным не только обороняться, но и решительно атаковать. От побеждённых ни к чему прятаться за укреплениями, нынешний же противник был непобеждён и опасен. Ромеи попытались атаковать и получили отпор, так что им только и осталось, что сидеть за земляным валом и петь гимны.
На следующий день 24 апреля Цимисхий расхрабрился настолько, что направил своё войско к городской стене. Чего он этим добивался, Лев Диакон не объяснил (сам не знал), но если василевс хотел уменьшить численность вверенного ему войска, так русы ему в этом помогли:
“Показываясь из-за башен, скифы метали на ромейскую фалангу
