по операции нужно было предоставить сегодня вечером, в двадцать два ноль-ноль.
Сейчас…
Романов посмотрел на часы.
Половина пятого.
О нём вспомнили до срока.
- Генерал-полковник Шевалдин! Лично! – выкрикнул лейтенант.
И, по-рыбьи широко открыв рот, схватил воздух.
«Не сдохни от усердия!» мысленно пожелал ему Ратманов.
- Буду в своём кабинете через три минуты…
Двадцать минут назад (ещё до начала поисков доктора) выслушал он очередной доклад контрольной группы и получил очередную сводку интернет-новостей.
Слежку за сотрудниками КПБ не проводили (за исключением Лиса… ну да и задание у него особое, повышенной сложности). Не было у Управления таких возможностей. И без того силы перенапряжены.
Но «больные патриоты» сами подали весть о себе. Сводки сыпались одна за другой. Москва сначала превратилась в поле боя, а потом – в преисподнюю.
Конечно, не это планировал Шевалдин. Конечно, это было отступление от плана «Лабиринт».
Планировались массовые беспорядки, но не массовая бойня.
Это было то самое «свободное творчество» доктора, не предусмотренное планом.
Ратманова могли обвинить в том, что он утратил контроль над группой. И в этом случае…
- … через три минуты. Соедините по защищённой линии.
Но ведь это к лучшему! Это нарушение, это отступление – к лучшему!
Неужели Шевалдин этого не понимает?
Управление продемонстрировало в действии самое страшное своё оружие, и те, кто противостоит Управлению, должны сделать соответствующие выводы.
Они должны понять, что остановить Управление невозможно. И что Управление ни перед чем не остановиться.
Они должны осознать это! Почувствовать страх!
Страх, который согнёт их, обездвижит, сломает и уничтожит.
Только не останавливаться на полпути. Не пятиться назад. Делать вид, что всё прошло по плану. И тогда…
«Я всё объясню!» подумал Ратманова. «всё плохо, но… Нет повода для беспокойства!»
- Полковник Ратманов, слушаю!
Шевалдин выдержал паузу и не ответил на приветствие.
- Ну? – протянул после долгого молчания генерал-полковник. – Отчитайтесь, Пётр Владимирович! Расскажите об успехах ваших подопечных.
Интонации были ироничные и сдержанно-агрессивные. Такое начало ничего хорошего не сулило.
Кроме того, генерал был подчёркнуто вежлив и обращался строго на «вы». Это тоже было не к добру.
Предельно вежлив генерал был только с крупно проштрафившимися сотрудниками.
С сотрудниками же, преуспевшими в исполнении его приказов, он общался раскованно и даже фамильярно.
Ратманова опасная эта вежливость не смутила.
Он знал, что операция идёт не по плану. Но считал, что – лучше, чем было предусмотрено планом.
- По последней сводке имеем следующее,.. – начал было чеканить Ратманов.
Но тут же был прервал Шевалдиным.
- Я быстрее вас сводки получаю, полковник! – прохрипел, давясь гневными словами, Шевалдин. – Может, это мне вам изложить во всех подробностях похождения ваших головорезов? Рассказать вам о горящих вагонах с серой и взрывающихся цистернах в Кусково? Об эвакуации Новогиреево, Реутово, Жулебино и Люберец? О взрыве газгольдера? Об уничтоженной подстанции и обесточенных кварталах? О пожаре в Доме Правительства? О сгоревшем гипермаркете? О бойне в метро, наконец? И, кажется, ещё каких-то милиционеров убили… Тоже ваши поработали?
Шевалдин перевёл дух и, повысив голос, продолжил:
- Десятки трупов по Москве! Скоро, может, и сотни насчитают… Вы что, спятили, полковник? Набрались от питомцев Балицкого? Не думал, что шизофрения – заразное заболевание!
- Есть ещё удачная акция в Гостином дворе, - осторожно напомнил Ратманов.
- В Гостином? – переспросил Шевалдин.
И закашлял.
- В Гости…
Ратманов терпеливо ждал, пока генерал сможет продолжить.
И он продолжил.
- В Гостином по плану – психологическая акция! – закричал, сорвавшись, Шевалдин.
– Демонстрация возможностей и операция по дискредитации ФСО! Проникновение на объект и пара выстрелов в президиум. И вместо демонстрации этот чёртов…
- Лис, - подсказал Ратманов.
- Да… Он устроил полноценный теракт! Он едва не угробил высокопоставленного чиновника. Председателя едва успели доставить в реанимацию. В Госдуме бедолага теперь нескоро появится. Это по плану?
Генерал неожиданно перешёл на шёпот.
- Ратманов, вы понимаете, в чём нас теперь могут обвинить? Вы представляете, какой мощный стимул вы дали нашим врагам для того, чтобы нас раздавить? И…
Ратманов закрыл глаза и представил растерянное, бледное лицо Шевалдина.
И стало ему весело. Не к месту. Совсем не к месту, но…
- Как мы объясним это нашим зарубежным партнёрам?
Генерал снова сорвался на крик.
- Это Балицкий! Этот чёртов доктор! Что он сделал с этими пациентами? Что за программу он в них вложил? Вы не контролируете его, полковник. Нет! Он водит вас за нос, он дурачит вас, а с вами – и всё Управление. Вы дали ему необходимые ресурсы, финансирование, вы позволили отбирать больных, вы предоставили специалистов по боевой подготовке. И вы поручились за его! Какова цена вашим ручательствам? Где ваши гарантии? Дай бог, чтобы все негодяи из КПБ погибли, но ведь кто-то может и выжить. Что они натворят? И где их теперь искать?
Ратманов молчал.
- Не слышу бодрых рапортов! И ответов на мои вопросы тоже не слышу. Как же назвать весь этот кровавый бардак, полковник?
- Удачно проведённой операцией! – чётко и уверенно ответил Ратманов.
Против его ожидания, генерал на эту фразу отреагировал спокойно.
Словно именно такого ответа и ждал.
Возможно, действительно ждал?
Может, где-то в глубине души именно такого развития событий и желал?
Может… Да! Иначе никогда не дал бы согласия на использование КПБ!
Для «Лабиринта» нужна была именно такая группа. Именно такие смертники-безумцы нужны были генералу.
Только они выполнили бы задания, официально не предусмотренные никаким планом, никем и никогда не озвученные и не определённые, пусть даже намёком.
Потому что есть планы настолько тайные, что не излагают их даже в самых закрытых и засекреченных документах, и не говорят о них даже в самых безопасных помещениях.
О них даже стараются не думать.
Они – в подсознании.
И такие планы могут выполнить только питомцы Балицкого.
Но Раманов понимал, что ни подчинённым, ни друзьям, ни даже самому себе никогда не признается Шевалдин в том, что именно таковыми были его планы и именно такого исполнения он ожидал.
Потому будет говорить (а то и кричать!) об обмане, утрате контроля, безумных выходках сотрудников КПБ…
Лишь бы не поздравит себя с заслуженной победой!
«Лицемер!» с отвращением подумал Ратманов. «Чистоплюй… А ведь, небось, в диктаторы метит, Наполеон рублёвского разлива!»
- Объясните, - удивительно спокойным и ровным голосом произнёс Шевалдин. – Очень хотелось бы узнать, почему операция, по вашему мнению, удачная.
Вишняков поднял голову.
Николай Иванович смотрел на него с жалостью.
- Влип, Андрей. Как пить дать…
- Я уже докладывал, - сказал Вишняков, вставая со стула.
- Ты сиди, сиди! – Сомов засуетился и, схватив за локоть, начал чуть ли не силой усаживать обратно на стул.
Вишняков послушно присел.
И продолжил:
- Николай, я докладывал. Даже написал рапорт, в котором изложил все обстоятельства нападения. Мою семью взяли в заложники…
Сомов вздохнул и похлопал его по плечу.
- Да, да… Читал. Всё проверили. Всё очень оперативно проверили. На месте твоя семья, дома. В целости и сохранности…
- И замечательно! – радостно воскликнул Вишняков. – Они же подтвердят мои слова. Я разговаривал с дочерью! Я сам…
- В целости и сохранности, - продолжал Сомов. – И следов взлома не нашли. А слова подтвердить… Да, семья подтвердит. Уже подтвердила. Но ведь это не алиби. Особенно в сложившихся обстоятельствах. Семья ведь, известно, всегда поможет.
- Да что ж это такое! – возмутился Вишняков. – Как же…
Он замер на секунду.
- Стоп, - пробормотал он удивлённо. – Какие ещё обстоятельства?
Сомов присел за стол и, опустив голову, начал суетливо, неровными, нервными движениями перекладывать документы.
- Нет, ты объясни, Николай Иваныч! – настаивал Вишняков.
Сомов глянул на него исподлобья.
- Показания, - отрывисто бросил он. – Показания выжившего офицера. Он сейчас в тяжёлом состоянии, в реанимации. Но кое-что успел рассказать… Перед отправкой в госпиталь. Утверждает, что это ты террориста к ним подвёл. Это их и смутило. И ещё… будто чуть ли не по-дружески вы распрощались. Как-то это всё…
- Провокация! – крикнул Вишняков. – Неужели не понятно, что это провокация? Нас специально втянули в эту историю, в эту грязь втащили! За уши! Чтобы замазать, чтобы…
- И ещё, - добавил Сомов. – В связи со всеми этими событиями… в том числе и в Гостином…
В дверь постучали.
- Войдите! – сказал Сомов.
И поспешно встал, словно непременно стоя желая приветствовать гостей.
Люди, вошедшие в комнату, были незнакомы Вишнякову.
В строгих чёрных костюмах, суровые на вид. Даже слишком суровые.
«Грозные… На публику работают?» подумал Андрей Александрович.
Нет, не из их службы. И не армейские. Этих Вишняков сразу бы узнал.
Но чиновники, государевы люди, ясное дело. Вот губы как сжаты, в ниточку. А у этого, второго, что у порога маячит, гладко выбритые щёки от напряжения подрагивают.
Резвые… Прокурорские?
«Влип» понял Вишняков.
Первый из вошедших, низкорослый и плотного телосложения мужчина лет сорока пяти с бледным, слегка оплывшим лицом и седым ёжиком коротко стриженых волос, подошёл к Вишнякову и отрывисто, словно уже зачитывая приговор, произнёс:
- Вишняков? Андрей Александрович?
- Так точно, - разворачиваясь к нему, ответил Вишняков. – А вы, простите…
- Управление по расследованию особо важных дел центрального аппарата Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации, - на одном дыхании выдал гость. - Телешов, Владимир Викторович.
И он показал Вишнякову удостоверение.
- Андрей Александрович…
Он, как бы между делом, показал издали удостоверение Сомову.
- …В соответствие с указом президента Российской Федерации создана следственная комиссия, главной задачей которой…
- Вы простите, - подал голос Сомов, - мне нужно идти. Срочное совещание… Через пять минут сюда подойдёт мой заместитель. Если необходимо…
- Это же не ваш кабинет? – уточнил Телешов.
- Нет, что вы! – и Сомов замахал руками. – Это Андрея Александровича… Я тут просто за его столом расположился… Бумаги его просматривал, документы…
- Ничего не выносить! – сразу же предупредил прокурорский. – И… Можете идти. Не задерживаем.
И пошутил:
- Пока не задерживаем!
Сомов улыбнулся криво, через силу.
И вышел поспешно, забыв на столе принесённую им папку с документами.
Где среди прочих бумаг был и план оперативных мероприятий по захвату Алмаза.
Где на некоторых листах проставлен были пометки, собственноручно сделанные полковником Управлениям… Этим, как его… Кажется, Ратмановым.
Пометки, с помощью которых можно было бы доказать причастность Управления к теракту. Если бы…
Если бы бумаги из оставленной папки не пропали.
Глупую, малодушную суетливость эту и
