забывчивость, приведшую к роковой ошибке, Сомов долго потом не мог себе простить.
И пытался исправить ошибку.
Но разыскать пропавшие документы так и не смог.
- Ну что ж, - сказал прокурорский, проводив взглядом Сомова. – Приступим к делу, Андрей Александрович. К вашему делу! У нас есть постановление на проведение обыска в вашем кабинете. Сейчас понятые подойдут, а пока…
Он присел на стул рядом с Вишняковым.
- К вам вопросы есть, Андрей Александрович.
- Вот как? – удивлённо переспросил Шевалдин, выслушав объяснения Ратманова. - Значит, вы предусмотрели и такой вариант развития событий? Но…
Он замолчал на секунду.
- …Вы не поделились с нами своими мыслями, полковник. И это заставляет сомневаться в вашей лояльности.
- Это были только предположения, - ответил Ратманов. – При проведении операций с таким контингентом инвариантность развития событий…
- Хватит! – прервал его генерал. – Мне хватает ваших заумных аналитических записок! Лучше скажите, как вы предполагаете использовать этот ваш неожиданный «успех»?
«Надо же, сам Шевалдин снизошёл до того, чтобы проконсультироваться со мной!» с мстительным торжеством подумал Ратманов. «Не всё ему меня вслепую использовать! Кажется, не только я выпутался, но и стоимость своих акций слегка приподнял. С перспективой… Да, но это если только генерал с перепугу опять что-нибудь не переиграет. Закроет проект, и меня закроет. Будто и не было ничего… С него станется!»
- Усилить давление! – решительно заявил Ратманов. – Правительство не справится с ситуацией, даже если введёт чрезвычайное положение!
- Сегодня вечером и введёт, - меланхолично произнёс Шевалдин. – Указ подписан, в девятнадцать опубликуют… Это предусматривалось. Ещё что?
- Но это и есть угрожаемый период! – воскликнул Ратманов. – Самое время для Кремля задействовать Управление! Президент должно понять, что гнилая вертикаль не работает. А нам нельзя тянуть две недели, как было предусмотрено по плану «Лабиринт». Необходимо сегодня же передать президенту и правительству информацию о заговоре среди региональных руководителей и силовиков. Мы найдём виновников…
- Не слишком ли оперативно? – засомневался Шевалдин. – Впрочем…
«Самое время!» подумал Ратманов.
- Впрочем, не с вами это обсуждать! – заявил генерал. – Подумаем над вашим предложением… А как же вы пациентов своих контролировать собираетесь? Не забывайте, полковник, что на втором этапе операции беспорядки нам не нужны. Нужен порядок.
«Наш порядок» мысленно добавил Ратманов.
И ответил:
- Им не требуется контроль.
- Вот как? – удивился Шевалдин. – Всё ещё продолжаете за них ручаться?
- Не убирайте доктора, - попросил Ратманов. – Не убирайте, и больные обязательно вернуться к нему. Все, кто остался в живых. Я не знаю, как это объяснить… У них какая-то связь с доктором. Чёрт его знает!.. Ментальная, телепатическая… Они абсолютно подчинены его воле, только он удерживает их сознание от распада. Сохраним доктора – больные вернуться и останутся у нас. Иначе.. Возможно всё, что угодно. Они же прошли спецподготовку, их тяжело остановить.
- Вот не могу понять, - вкрадчиво произнёс генерал, - вы доктора спасаете или продолжаете себя выгораживать?
- Я спасаю проект, - ответил Ратманов. – Я пытаюсь сохранить наше самое мощное оружие.
- Ну, ну, - с явным недоверием произнёс Шевалдин. – Может, заодно и в генерал-майоры метите, Ратманов? В заместители мои? Как же, вы же создатель самого мощного оружия! Так что признайтесь, не бойтесь! Мы же не солдафоны, не варвары. Новаторов ценим. Умных людей в полковничьих погонах на дембель не отправляем.
Ратманов молчал.
- Ладно…
Генерал устало вздохнул.
- Отбивались вы красиво, полковник. И даже пару идей подкинули… Так что желание наказать вас за склонность к авантюрам немного поостыло. Но не исчезло!
Шевалдин, нагнетая напряжённость, затянул паузу.
Ратманов терпеливо, не подавая голос, дождался продолжения.
- Решение я приму после переговоров с известными вам людьми. Ваша судьба теперь связана с судьбой доктора, так что решение будет касаться вас обоих. А пока…
Шевалдин неожиданно перешёл на шёпот.
- Ситуация нестабильна, полковник. Поймите, я не знаю, что ждать от Балицкого. Какие ещё фокусы… Флоранский вам известен?
- Специалист Управления, - ответил Ратманов. – Токсины, психотропные вещества, снотворные…
- Вот и хорошо, - продолжил Шевалдин. – Хорошо, что вы его знаете. Меньше будет вопросов. Через час он к вам подъедет. Пропустите его на объект. И помогите встретиться с доктором… Не пугайтесь раньше времени, полковник! Он просто поможет доктору заснуть, даст ему успокоительного. Пятнадцать – двадцать часов здорового сна пойдут доктору на пользу. А мы сможем отработать второй этап «Лабиринта», не отвлекаясь на этого беспокойного гения. Вам всё понятно, Ратманов?
- Так точно! – ответил полковник.
Но напомнил при этом:
- Доктор хорошо чувствует опасность. Экстрасенсорные способности…
- Плевать! – взорвался Шевалдин. – Плевать мне на всю эту эзотерическую чушь! На все эти способности! Думайте о деле! О выполнении моих приказов! Точка!
- Есть, - ответил Ратманов.
И услышал короткие гудки.
Он положил трубку на аппарат, отключил скремблер и по телефону внутренней связи набрал номер дежурного офицера.
- Ратманов… Оформите пропуск на имя Флоранского, Константина Евгеньевича. Пропустить без обыска и досмотра. Что?.. Да, сотрудник! И проследите, чтобы он сразу прошёл ко мне.
- Товарищ полковник, - жалобно затянул дежурный.
Ратманов поморщился.
- Что ещё? – раздражённо спросил он.
- Я уточнить хотел, - робко напомнил офицер. – По личному делу… По поводу вашего представления о лишении звания…
- Язык надо за зубами держать! – прикрикнул на него Ратманов. – И собутыльников тщательней выбирать! Остроумные все стали, я смотрю…
Потом, смягчившись, добавил:
- Старайтесь, бывший капитан! Рвение проявите, поработайте над ошибками. И всё образуется.
- Есть - рвение, - грустно ответил офицер.
Есть время для дневника. Когда вернулся пустой…
В чужой дом. В дом-западню!
Каждый шаг под контролем. Пусть смотрят, сволочи! Пусть читают.
«Будучи оружием правителей, террор служит, прежде всего, главам правящего класса; он подготавливает почву для того, чтобы наименее добросовестный из них добился власти».
Слова Кропоткина…
Ах, Пётр Алексеевич, как же вы правы!
«Наименее добросовестный…»
Террор ведёт к деградации власти, что, безусловно, облегчает работу революционных сил по переустройству общества.
Новая генерация правителей, пришедших к власти на волне террора, вопиющей некомпетентностью своей подготовит благоприятнейшие условия для таких потрясений, таких политико-тектонических сдвигов, что сегодняшнее репетиционное выступление моих «патриотов больного общества» покажется лишь небольшой шалостью и безобидным розыгрышем.
Я сотрудничаю с контрреволюционной, абсолютно реакционной и продажной властью, не подстраиваясь под её планы, но корректируя их в интересах дела революции.
Торжествующая реакционная диктатура буржуазии приведёт класс собственников к окончательному краху.
Буржуа прячется за спины пиночетов и гитлеров, но пиночеты и гитлеры тянут его за собой в могилу.
Я делаю торжество реакции абсолютным, и помогаю тем самым власти выродиться.
«Долг революционера - в том, чтобы делать революцию во что бы то ни стало».
Так писал отец городской герильи, Жуан Карлуш Маригелла.
Да будет так!
Власть тешит себя беспочвенными иллюзиями, полагая, что использует разрушительный потенциал террора для укрепления собственного могущества.
Власть демонстрирует ограниченность кругозора, прикармливая зверя, который никогда не станет ручным.
Разве притворится на время, чтобы удобней было откусить руку дающего…
Придёт время, и вдохновлённые примером нашей борьбы отряды новые городские партизаны навяжут продажной и некомпетентной власти затяжную и кровопролитную войну, которая уничтожит обывательский мир и подорвёт сами основы буржуазного государства.
Благословенна глупость буржуазии, в очередной раз порождающей своих могильщиков!»
Последняя запись в дневнике Балицкого С.С.
«Я храбрюсь, но тоска в душе.
Учёная крыса, я унижаюсь и танцую перед врагами.
Хлеб для моей революции.
Но как противен добытый унижением хлеб…
Противно идти на поводу у врага. На брюхе ползти к победе.
Если я ошибаюсь? Если мне не спасти бедных?
Изменение мира переделкой сознания человека…
Кому это надо?
Мне? Лично мне? И никому больше… Или ещё – моим пациентам.
И тем, кто нуждается в лечении?
Никому! Никому ничего не нужно!
Только - их иллюзорный мир, воображаемая сытость, безумная «рациональность» всемирной барахолки, всепобеждающего блошиного рынка!
Вот что им нужно.
Враги – все, кроме истинно бедных.
Как же мало нас…
И как же мало у нас сил! Как тяжело исправить это проклятое человечество, раз за разом возвращающееся к привычной и милой для него кормушке после слабых попыток по вертикали мироздания совершить переход на новый уровень.
Милые мои человеки! После бойни семнадцатого года всего полвека прошло – и вы прыгнули в космос.
Я бы устроил вам такую кровавую баню, после которой вы добрались бы до самых дальних уголков Вселенной и звёздные корабли ваши швартовались бы у Ориона и Кассиопеи.
Какими бы чудесными космическими существами я вас сделал!
Да только вы удавите меня, человеки.
Если Тот, Кто На Небе не поможет мне…
Если бы я мог верить. Просто верить.
Верить-что-там-на-верху-кто-то-добрый
Клыками схватит за шиворот и
Вытащит меня из болота
Ещё человек или
Я, тварь Божия, криттер…»
Яично-жёлтый, дрожащий свет в коричневом от пыли плафоне.
Электричка раскачивается в полночной полудрёме, катит по смазанным дождями рельсам в дальнее, укрытое серыми полями Подмосковье.
На стыках рельс подрагивает вагон, от тамбура – металлический звон Хлопает дверь. Влажный холод затягивает в вагон, табачный туман и горькое пиво.
Топот шагов, съезжает тяжёлая дверь. Кто-то прошёл по вагону, мимо сонных рядов. Поднимаются головы. Блики жёлтого света в помутневших от усталости глазах.
Беседа. Разгорается спор. Сначала спорили двое, потом, кажется, к ним присоединились ещё попутчики.
Обрывки фраз.
- Что в Москве творится, слышали?
- Мне племянник рассказывал: полквартала снесло… А в газетах фотография была… Да там не рассмотреть, но кровищи, говорят, в метро было – по колено!
- Да ладно вам, по колено! Тоже, болтают ерунду… По телевизору выступление было министра. Ну, который внутренних дел. Диверсия была… Террориста захватили…
Вильгельм открыл глаза.
Чужая куртка-ветровка, большая – не по размеру, но тем она ему и полезна.
Чёрным коконом закрывает его. Скрывает контуры тела. Скрадывает движения рук.
Капюшон – пониже, закрыть лицо. Но так, чтобы осталась полоска внизу. И можно было видеть: пассажиров, вагон, проход между рядами. И главное – дверь в вагон. И вторую дверь – справа от него.
Вильгельм сидит у самого выхода из вагона, в
