указания Квашнина.
Петлицын лишь покачал головой:
-Вот видишь, черт знает что!-
Приближался Новый Год. В обед они все дружно накрыли общий стол и даже поели принесенных из дома салатов, котлет, овощных паштетов. Пить алкоголь осмотрительно не стали. Новогоднего настроения ни у кого не было, все много нервно курили. Возникало тревожное ощущение того, что уже идет война, но как будто и армия и они в штабе живут какой-то отдельной параллельной жизнью от безмятежной праздничной страны, ставшей вдруг им совсем чужой.
-Звездец какой-то!- возмущались даже бывалые офицеры.
После обеда пользуясь паузой, чуть посмотрели телевизор, немного отвлеклись. Все было по-прежнему тихо. Рассказывали, как в город, обойдя засаду боевиков, вошел восьмой армейский корпус. Пожилого Петлицына начальник Управления отпустил домой, остальные же остались на своих рабочих местах. Генерал попросил: «если, что звонить ему немедля и уехал». Владимир почувствовал себя одиноким, остро хотелось хоть чуть-чуть, семейно тепла и любви. Хотя бы иллюзии этого. И Родионов позвонил домой:
-Света с Новым Годом тебя!-
Из трубки доносился шум, музыка, смех, наверное, были какие-то гости или же это так громко работал телевизор:
-Спасибо, что позвонил,- бесцветным не праздничным голосом ответила жена, Родионова обдало холодом, она была для него чужая и своим звонком, он лишь в очередной раз убедился в этом:
-Тебе Игорек не звонил?-
-Звонил,- соврал полковник и продолжил врать бодро как врут опытные служаки высокому начальству, не моргая, без сучка и задоринки:
-Он сегодня на службе, помощником дежурного по части заступил, как «самый молодой», просил меня, что бы я тебя поздравил! Домой к тебе не дозвонился! -
-Ну да, весь в тебя тоже вечно дежурить будет – жаль его будущую жену. Надо ее отговорить пока не поздно от такого мужа. Будет всю жизнь мучиться как я. Одно хорошо, что сынок о матери еще не забыл, вот видишь, и тебе напомнил, что я все-таки пока еще существую ив природе и в твоей дурацкой жизни. А то сам бы ни за что не позвонил, наверняка забыл сидя своими за стрелочками и кружочками. Хотя ладно я привыкла, быть вдовой быть при живом муже!-
Она вызывающе рассмеялась в трубку.
-Спасибо за поздравления! Особенно про вдову у тебя неплохо получилось! - разозлился Родионов и кинул телефонную трубку. И тут же прижал ее рукой к аппарату, как будто боясь, что она позвонит ему сама, и он снова услышит этот голос.
Когда наступил вечер, и растущее напряжение достигло своего апогея, офицеры все же решили немного выпить. Но тут молодой подполковник – дежурный оператор прибежал в кабинет Родионова с тревожной вестью, и, не стесняясь матерных выражений, возбужденно начал рассказывать:
-Владимир Иванович, там такое началось. Там бойня началась. Майкопская бригада и 81 полк. Это полнай …! –
Он замахал руками не находя слов. У Родионова все внутри оборвалось: «Да за что мне это все! Игорь! Игорь!»
-Любые изменения обстановки докладывать немедленно!- все что смог произнести он в ответ подавленный новостью. Началось. Вскоре все стало ясно. Самые худшие предположения стали воплощенной реальностью. «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги!» - подумал полковник.
Начался разгром группировки «Север» в Грозном. Из подвалов и с верхних этажей зданий по зажатым между домов и заборов в улочках колоннам российской бронетехники ударили гранатометы и пулеметы. Боевики действовали тактически грамотно так, словно не российских генералов, а их учили воевать в академиях, - они жгли вначале головную и замыкающую машину колонн. Те, пылая факелами, закрывали дорогу другим вперед и назад, лишая маневра. Остальную технику, не торопясь, боевики расстреливали как на учениях в упор, всаживая в бронированные корпуса гранату за гранатой. Танки и БМП, которым удавалось, ломая заборы, вырваться из ловушек, без прикрытия мотострелков тоже становились легкой добычей. К 18.00 в районе парка имени Ленина был окружен 693-й мотострелковый полк группировки «Запад». Связь с ним потеряли. Плотный огонь остановил на южной окраине сводные парашютно-десантные полки 76-й псковской дивизии и 21-й отдельной бригады ВДВ. С наступлением темноты 3,5 тысячи боевиков с 50 орудиями и танками в районе железнодорожного вокзала внезапно атаковали беспечно стоявшие колоннами вдоль улиц 81-й полк и 131-ю бригаду. Прошедшие Авган генштабисты безжалостно материли бездарное командование.
Все попытки уточнить обстановку в возникшем хаосе, ни к чему не приводили, в нижестоящих штабах была полная неразбериха. Они сообщали противоречивую порой взаимоисключающую информацию, больше похожую на обрывки невероятных каких-то нелепых слухов. Управление было потеряно.
Позвонил начальник Главного Оперативного управления, он требовал от Родионова обстоятельного доклада.
-Да что у вас там твориться? – Родионов все-таки сумел выйти на Пуликовского по дальней связи. Тот был взвинчен, раздражен и груб:
-Вы все там, в штабах умные, езжайте сюда да командуйте сами!-
И дальше говорить с Владимиром не стал, бросив трубку.
«Они будут посыпать дорогу мукой» сами по себе всплыли в памяти эти слова. Какой дурак это сказал? Кровь, кругом там была кровь, огонь и смерть. Боже мой, что же это? Как же это так случилось с нами?
Ситуация с 81 полком и Майкопской бригадой была сложной, помочь им не мог никто. Родионов вышел на оперативное управление группировки, дежурный офицер кричал в трубку:
-Они попали в окружение, мы их слушаем, там, в радиоэфире сейчас такая чехарда, их жгут, расстреливают, помочь им не кому. Их соседям - восьмому корпусу и 276 полку самим очень трудно, полк отошел назад, волгоградцы не отходят пока, еще держатся, их атакуют со всех сторон. Связь с полком поддерживаем, и с бригадой пока еще есть! Но дела их плохи! -
Его сын там, где он, что с ним? Как и тысячи других сыновей стал жертвой недальновидного бездарного командования. Родионов сломал ручку и бросил обломки на стол. «Как же так? За что же? За что Бог, ты хочешь отнять у меня моего мальчика?» - все эти мысли закрутились в голове лишая полковника покоя. В отчаянии он сидел за столом, зажав голову руками.
В кабинет вошел полковник Лёня Фрадков, его приятель, сослуживец по управлению.
-Что Вова устал? - спросил он у поникшего коллеги, и, видя, что тот подавлено, молчит, счел нужным продолжать свой монолог, у того внутри все тоже клокотало от накопившейся злости:
-Да не рви ты сердце себе Вован, оно одно на всех его хватит! Да я понимаю, там такое творится, я и сам ума не приложу! Как это же так! С Америкой готовились воевать, а тут полуграмотные горцы нам вломили по первое число! –
Он пристально посмотрел на белого как простыня молчащего Родионова:
-Да мы домой теперь точно не уйдем, успокойся. Давай лучше телевизор посмотрим, отвлечемся немного что-ли от всего этого, ведь Новый год все же!- Фрадков стал тормошить приятеля. Тот безучастно отмахнулся. Родионов не мог сказать не слова, но он не хотел, что бы Леня видел его таким. Казалось Владимир разучился говорить, слов не было, он не находил их, они не складывались из букв. Ему надо было побыть одному:
-Ну, Вова ну что с тобой? Хочешь, выпьем что ли?-
И Леня включил телевизор. Экран загорелся, под ритмичные звуки эстрадной музыки на нем закружились чудачась, нелепо придуряясь известные артисты. Хлопало шампанское, мелькали огни. Все это было ему отвратительно, мерзко. Так как будто бы он, смотря на все это, пачкался в чем-то таком невероятно грязном и поэтому хотел этой телевизионной грязи избежать.
- Как они могут? – спросил он у самого себя. Как они так могут? Смесятся радоваться, танцевать, когда умираю люди, когда горит размобленный город? Не чужой, а свой российский в котором тысячи жителей без воды и еды спрятанные в подвалах сидят и молят бога о том, что бы выжить? Как же так? Где единство общества, где демократия? Как будто эти артисты и их зрители живут в совсем другой стране, или в каком-то параллельном мире и как будто не их армия сейчас горит в бронетехнике в Грозном, а нарисованная армия из детских комиксов? И внезапно Владимир осознал с поразительной очевидность, что этой новой России, пляшущей, бухающей, веселящийся, прожигающей жизнь и деньги. Которую теперь развлекала глумливая эстрада, было глубоко плевать на него, на его сына, на армию, и вообще на страну, страну, которая их же всех кормит и поит! Это делалось с вызывающей откровенностью, похожей на наготу. Страна для них это стала мешком с деньгами, куда они могут бесконтрольно запускать руку и брать то, что им нужно. А если кто-то не умеет, как они жить, не способен пихаться локтями, подлизывать, грызть горло зубами ближнему, хочет быть чистеньким но бедненьким, так вперед как его Игорь на броне в Чечню под Дудаевские гранатометы!
Но полковник все таки не мог понять как же это так? Родионов как будто очнулся от долгого тяжелого сна, в котором он прибывал все это время. Он не заметил, как это случилось с ними со всеми, когда? Он опустил руки и в полном недоумении смотрел на экран, где в сатанинском танце неслась эта буйная вакханалия. Но за то стоило какому-либо их этих шутов с регалиями народного артиста или звезды загнутся как вся страна должна слышать их завывания о том, какой хороший и талантливый человек был покойный, чаще всего на деле обычная сволочь и ублюдок. Тоже касалось и политиков, министров, а сотни молодых ребят горящих в танках и боевых машинах в Грозном, тысячи жителей города и республики, ввергнутых в войну, все это так ни о чем. Кто из-за такой мелочи будет прерывать новогоднюю пьянку и телешоу?
-Вот смотри, ты тут киснешь, я кисну, а люди веселятся. Новый год все-таки!- и Леня прибавил звук громче.
Владимир оторвал взгляд от экрана и медленно перевел его на Фрадкова:
-Что? Что они там делают? Что? Им что плевать на все? Им все равно, что началась война? Там же люди гибнут? Люди? Понимаешь люди? Наши люди! -
Леня посмотрел на него удивленно:
-Володя ты чего? Да, у нас в стране с 1991 года люди погибают тысячами в той же Чечне, там их режут, воруют, насилуют, а этим все весело. Да что в этой Чечне, у нас у самих не лучше, бандитизм кругом, коррупция. А им хорошо. У них демократия. А ты не делай вид, что не знал об этом и жил, а теперь вдруг проснулся. Что ж с добрым утром страна! Да у меня друг жил в Грозном, без штанов оттуда уехал, слава богу, живой! –
Леня конечно, если бы не знал про сына, не стал продолжать этот болезненный разговор, но его так, же переполненного злобой к той вакханалии, которую он видел на экране, понесло:
-Ну, кто мы для них? Они в армии и их дети не служат, и служить не будут! Все их патриотические лозунги это для нас, что бы на выборах за них голосовали. А сами они по другим законам живут. И вообще с этими с всеми…
Леня указал на экран.
-…живем в разных государствах, пусть и на одной территории, ходим по одним и тем же улицам, читаем одни и те же газеты. Только отличие одно они живут в Раше, а мы все в России. И когда они едут мимо нас, а мы проходим по улице, то они удивляются, что мы еще есть, не умерли! Мы для них инопланетяне, мы даже понимаем все иначе, чем они, говорим по-другому, хоть и на одном и том же русском языке. И для них
