морской горизонт.
-Ну что же вы стоите товарищи, встанет солнце прилетит немецкая авиация и сделает из нас из всех тут кровавую кашу!- прозвучал, чей-то взволнованный голос.
-В оборону товарищи!- скомандовал генерал Родионов, и его тут же поддержали другие. Сотни голосов откликнулись таким же призывом.
-Строится!-
-Строится! –
Гремели разноголосые команды. Надо было сражаться, надо исполнять свой долг до конца и ни как иначе было нельзя.
И люди радовались любому приказу, они стали строится в колонны и маршем со слой обреченностью двинулись в сторону переднего края. Спуски к берегу и обрывы опустели. В ночь со 2 на 3 отчаявшиеся защитники изберут новый военный совет армии взамен сбежавшего, и хоть он и просуществует меньше суток, но это явилось редким случаем самоорганизации.
В попытке прорваться в горы к партизанам, в стремительной атаке погиб генерал-майор Петр Кузьмич Родионов. Он был сражен пулей, в первых рядах ведя за собой бойцов. Его тело было позже обнаружено и похоронено немцами, отдавшими ему воинские почести.
Священная обязанность командира разделять судьбу своих подчиненных до самого конца. В этом есть та особая горькая, но и, особенно, высокая честь которую знают немногие.
4 июля основная масса обескровленных измотанных голодных советских войск на Херсонесском полуострове после чудовищного по силе артиллерийского обстрела и интенсивной бомбежки все же сдалась врагу. Люди просто не могли уже больше сопротивляться. Не было сил, не было боеприпасов, отчаявшиеся стрелялись, другие уплывали в море на подручных средствах в надежде таким образом спастись от плена.
Перед строем пленных немецкий офицер произнес: «немецкое командование милует вас, потому что вы храбро как подобает настоящим солдатам, сражались».
Но взорванная батарея продолжала жить и сражаться еще до 12 июля.
Будучи полковником генерального штаба, знавшим военную историю, Родионов понимал горькую правду войны, стоящую за эвакуацией командования Черноморского флота и Приморской армии.
Но Паулюс и его штаб не бросили в кольце под Сталинградом своих окруженных солдат, оставаясь с ними до капитуляции. Хотя, несомненно, имели возможность эвакуироваться. А сам полковник не усматривал, ни подлости и трусости со стороны адмирала Октябрьского и генерала Петрова, он целиком оправдывал их, понимая ценность кадров для Ставки. Вероятно, в этом и была жесткая целесообразность войны. Та ее, правда, которой привычная человеческая логика не свойственна, это правда принесенных ради победы жертв, отвлекающих маневров, вырубленных целиком застрельных полков, правда - прикрывающих отход армии и героически гибнущих арьергардов.
Советские люди были словно вырублены из гранита, и сломить их врагу было просто невозможно. И коммунистическая мораль не сделала их не хуже прежних славных русских солдат. Не в страхе смерти заключена была победа над ними. Победа над такими людьми возможна была лишь в их полном истреблении или лишении смысла борьбы, тогда бы они перестали сражаться, опустив руки. Когда пропадает «ради чего». Придумайте смысл, то есть, то ради чего – «любовь», «свобода», «светлое будующее» и люди пойдут за вами хоть на край мира, в огонь в самое пекло, в ад. Только ради чего, это все надо? Придумайте, сочините, изобретите. И тогда зная ради чего человек может вынести все - плен, пытки, калечащие ранения, голод, смерть. А когда никакого смысла нет, он утерян, то, легко как сухая ветка, под порывом ветра человек ломается и теряет самого себя. Вот почему так важна идея вера если хотите.
За что они умирали? - спрашивал себя Владимир Иванович. Они умирали за Родину. Но чем была для них эта Родина? А ведь он еще поживший в СССР это так быстро это забыл. Родина была чем-то настоящим и светлым, ощущаемым, осязаемым всей каждого душой, великим, чем жил каждый советский человек и что любил больше своей жизни. И за Родину жизнь отдать ему было не то что не жалко, а почетно, это была не обязанность, а привилегия. Родина это была священная вера миллионов советских людей, вера в Сталина, вера в коммунизм, вера, воплощенная в их простой и радостной жизни, в их прекрасных городах и могучих заводах, в их гигантских стройках, в их любящих семьях. И окоп на линии фронта, и станок на заводе, и даже маленький кусочек хлеба в блокадном Ленинграде – все это тоже была их Родина, которую так сильно, так беззаветно они любили. И Родиной не были для них не предавший их Октябрьский, не бежавший Петров, а в те дни Родиной стал для них этот клочок выжженной перепаханной взрывами земли, пропитанный кровью и слезами, товарищи умирающие рядом и лежащий в руинах город. Родина это было то ради чего можно умереть, спокойно глядя врагу в лицо, что вело за собою их на подвиг в бессмертие.
9
Игорь отверг все уговоры матери, пойти учится в медицинский институт. Как и все по мужской линии, сын выбрал трудный путь офицера в это нелегкое время. Светлана плакала. Она была безутешна. Разве этого хотела она для своего мальчика?
-Как я вас всех Родионовых ненавижу! Вы все патологически больные на голову люди!-
В тот день, когда сын уехал в военное училище, она бледная необычно грустная первый раз сказала эти обидные слова своему мужу.
И трещина в отношениях поползла между ними. И как муж не пытался ее склеить, все было бесполезно, а со временем эта трещина постепенно углублялась, угрожая расколоть семью надвое. Да в этих словах Родионов чувствовал ее правду, наверное, это правильно когда что-то требуешь нужно и что-то отдать взамен. Государство, претендующее на жизнь и полное подчинение себе офицера, должно было дать ему в материальном и в моральном плане достойную жизнь, как это было и в царской России и в Союзе. А что могло тогда предложить им получившая, как, будто укравшая страну Ельцинская власть. Наверное, так же мучились в своем выборе после Октябрьской революции, бывшие царские не понимая, что делать им, кому служить?
Жена тогда отдалилась от своего супруга, с каждым годом становясь все больше и больше чужой, холодно равнодушной к нему. У нее появилась своя какая-то личная тайная жизнь отдельная от него. Там в этой жизни, она чувствовала себя женщиной, человеком, человеком среди людей. Людей простых обычных как она с такими понятными ей вполне осязаемыми земными желаниями. Казалось иногда, что она остыла не только к мужу, но и «предавшему» ее сыну. Она не то что бы им не интересовалась, нет, но она была черства, безразлична к любым вестям от него и даже когда он приезжал в отпуск, мать не сближалась с ним, проявляя к нему обычное формальное внимание, порой граничащее с раздражением от того, что сын снова появился дома. Разговаривала с мужем и сыном она редко, больше по делу, почти не о чем не спрашивала и не рассказывала сама ничего. Ее жизнь протекала отдельно от их жизни. Внутри семьи она замкнулась, существуя в круге семьи номинально, как математическая бездушная ломанная функция, автомат, который готовит, гладит, стирает, и приходит в дом ночевать. Иногда в ней проскальзывала та явная ненависть к сыну, мужу, и прочим Родионовым, которая была непонятна Владимиру. Она как будто старалась обличить их в их поступках в их жизни, все то, что по ее мнению они делали. А это был их врожденный эгоизм Родионовых, такая вот генетическая аномалия, от которого всегда страдать должны были их близкие, которых они делали несчастными. И все чем они прикрывались службой, долгом и прочим это все был только их собственный эгоизм и полная неприспособленность к какой-либо жизни с другими людьми, обычными, нормальными, то есть не Родионовыми, которых так много было вокруг. Которые живут как абсолютно нормальные живые люди из крови и плоти, жизнью, а не иллюзиями. По ее мнению все Родионовы были к жизни не готовы, инфантильны, а поэтому они и цеплялись за армию, как за парник, в котором росли, как в королевстве кривых зеркал ничего не зная о настоящей жизни. А поступок прадеда, она никаким таким подвигом не считала, она говорила, что все нормальные люди уехали, как только им представилась возможность, а этот дурак нет. Ему все что-то надо было, он что-то искал, ему мешала его раздутая до предела гордыня быть таким как все. Да он просто не мог быть как все другие нормальные люди! Ну, кому он сделал лучше, кому помог, что так глупо решил, и, в сущности, бездарно погиб с пистолетом в руке как простой ротный малообразованный командир. Он, генерал. Зачем нужно было ему этому генералу, который мог бы со временем выбиться в командующие армии и даже может быть фронта, и тогда навсегда прочно войти в историю войны в числе плеяды великих полководцев, так нелепо погибнуть в бою. А вместо этого этот гордый Родионов, которому стало жалко каких-то солдат, которых он сам себе и придумал, так бездарно погиб. Да он просто не имел права даже так поступить перед страной, перед государством, не то, что перед своей семьей. А ради чего этот весь фарс? Кто эти солдаты, в большинстве колхозный сброд, которому дай волю мигом бы сбежал сам из Севастополя и еще бы отпихивал ногой от борта отплывающей лодки того же Родионова.
Деньги делали жену самостоятельной. Она не считалась с мужем, ездила за границу, в командировки и на какие-то учебы. Кто он был такой, что бы указывать ей такой дорогой женщине, которая умеет жить и зарабатывать, как быть этот жалкий неудачник? Да он просто чучело в офицерской форме, посмешище с погонами полковника и двумя никчемными академиями. Которое, там в своем штабе каждый день рисует огромные карты цветными карандашами как дети, пишет никому не нужную документацию. Играет в войну, не наигрался еще. Ладно, он муж обрек себя на все это? Но как ее сын, ее единственный любимый мальчик, ради которого она жила, как мог он заразиться этой Родионовской болезнью? Всматриваясь в его фотографии из семейного альбома, она искала в сыне свои черты и черты мужа и всегда находила в нем больше своего, родного, но тогда почему он сделал так, и это мучило ее. Разве для этого она рожала и растила его, что бы отдать его этой военной Родионовской судьбе. Ну ладно служат другие, вон иной прапорщик на складе сидит и денег у него в кармане больше чем у генерала. И нет у него академий, и отвечает он не за направление и не планирует ничего, не делает сложных расчетов, а плюет, семечки и ворует каждый день понемногу, хоть по баночке тушенки. Баночка к баночке и в конце года машина новая, а этот полковник и что кроме моли в шкафу принес в дом, ведь нет ничего. И сын туда же. Вот у подруг дети кто экономист кто юрист и зарабатывать уже начали. А этого потянула романтика. Так его же отец-то растяпа, принципиальный слишком, не станет за сына хлопотать, хоть и полковник генерального штаба, а сына то к черту зашлют с таким отцом на куличики и не видать ему Москвы, а что сейчас без блата можно и без денег, время же такое. За этой дешевой правильностью муж просто прячет свой страх и неумение общаться с людьми. Вот на службе работает за пятерых, а генерала не дают никак, не умеет он зубы показать. И вот сейчас на новый год идет в состав оперативной группы…
-Я не смогу с тобой справлять новый год,- сказал муж, отправляясь спать.
