меня аллергия… гм… на море. Я бы с удовольствием.
- Аллергия?! На море?! - удивился он.
Я сконфуженно кивнула.
- Ик… - сказал он. - Такого я еще не слышал.
Помолчал и добавил:
- Сочувствую.
Семен Карпыч насупил брови и долго что-то обдумывал; наконец-то, не открывая глаз, произнес:
- Что ж. Где тебе подписать?
- Вот здесь, - обрадовалась я.
Сема поставил свою загогулину.
- Ладно, завтра допишу. Помоги мне дойти до хаты. Пойду спать.
Положить мне руку на плечо он мне так и не сумел, ибо мешала его невероятная “талия”. Все ж таки кое-как добрели до его спальни. Сема спиной упал на громадную кровать, притом его живот лег рядом. Оба моментально заснули. А одинокий сланец так и остался висеть на большом пальце Семиной ноги.
4.
Мои воспоминания остудили кофе. Я заказала еще чашечку горячего, поглядела по сторонам. Рядом с кафе остановился “Мерседес”, так называемый “очкарик”. Из открытых окон автомобиля слышались гитарные испанские мотивы. “Мерседес” покинула пассажирка, направилась к кафе и скрылась за ширмой обслуги. Мне нравится гитарная музыка, и я машинально посмотрела туда, где она возникла и откуда донеслась до моего слуха. Вдруг, откуда ни возьмись, у машины вырос хорошо одетый мужчина, в хорошем, так сказать, подпитии и очень бодро и, что удивительно, довольно-таки хорошо начал с темпераментом танцевать фламенко. Танцевал он прямо у приоткрытой дверцы водителя и, как бы соблазняя его, смотрел прямо в глаза. Водитель “очкарика” улыбнулся. Я - тоже. Справа от меня послышалось ритмичное, в такт музыки похлопывание ладоней. Хлопал абсолютно седой мужчина. Я огляделась. Все улыбались, с симпатией наблюдая за происходящим. Водитель прибавил громкость. Танцор стирал подошву своих башмаков. Он так завел всех присутствующих, что его вместе с машиной тут же окружила толпа зрителей и стала ему аплодировать. Пассажирка, вернувшись, еле смогла протиснуться к машине. Дождавшись окончания музыкальной композиции, водитель выключил магнитолу. Танцор кланялся под аплодисменты благодарного народа. “Мерседес” уехал, увез с собой девушку, симпатягу водителя, хорошую музыку, но оставил всем остальным хорошее настроение, безусловно - и мне тоже. Ох, уж эта Самара. Удивительный город! Удивительный, черт возьми!
Мимо прошли две школьницы с сотовыми телефонами, о чем-то оживленно беседуя. (Уж, не между собой ли?). Я проводила их взглядом, сделала добрый глоток кофе и вернулась к воспоминаниям. В мою бытность кассиром на фирму приходили большие деньги. Можно сказать, огромные деньги, но к моему огорчению увидеть их, и даже взглянуть краешком глаза, мне было не суждено. В моем сейфе бывала только та наличность, которая требовалась на зарплату и другие внутренние нужды фирмы. Я знала, что деньги хранятся в том же здании, но где именно - понять не могла. О черной кассе догадывалась еще и по тому, что постоянно натыкалась на инкассаторов, привозивших в контору по несколько мешков сразу.
Сема появлялся на работе подчеркнуто редко. Обычно он появлялся на работе тогда, когда ему не с кем было выпить: тогда он искал среди подчиненных жертву, и тогда же, как я позже поняла, привозили деньги. Появился Семен Карпыч - жди инкассаторов с деньгами, или чей-то отгул с последующей госпитализацией (пить с Семой на равных, и тем более, перепить его, было нереально).
В тот день Семы не было видно. Сослуживцы шныряли туда-сюда: невозможно было застать нужного человека у себя в кабинете. Бухгалтера были у экономистов: пили чай с пряниками; экономисты в отделе рекламы читали их «Спорт-экспресс» и обсуждали вчерашний матч «Крыльев» с «Локомотивом»; отдел рекламы, прочитав газету и обсудив вчерашнюю игру, сидели в отделе договоров и оживленно, с перебиванием друг друга, смаковали «КВН»; договорники сидели у бухгалтеров - скучали. Я на всех обиделась: в феиной квартире не было телевизора.
Когда пришла главбух, я сидела у себя в «клетке», занимаясь своими коготками. «Слушай, Кать, моих блюдей днем с огнем не найдешь, как сквозь землю провалились. На тебе ключи от Семиного кабинета, возьми у него в нижнем ящике стола два чистых фирменных бланка, те, что с губернаторским добром постскриптум, ну ты видела их. Я еду в банк. Когда приеду, у тебя их заберу». Стерва! Неужели так трудно - открыть самой дверь и взять эти чертовые бланки? Но и отказать ей не смогла, зато в спину зло показала язык.
В приемной, как я и ожидала, никого не было. Вертихвостка Оксанка опять куда-то свалила со своим синантропным мужчиной. Я открыла дверь и вошла в кабинет Семена Карпыча. На стене, над его креслом, висела большая фотография в дорогой рамке: Сема и Губернатор за дружеским рукопожатием. Я открыла нижний ящик стола, взяла два фирменных бланка. На каждом из них имелась надпись: «вопрос решен положительно». Ниже красовалась размашистая подпись губернатора.
Я задвинула ящик, и уже было собралась уходить, как обратила внимание свое под стол и увидела, что под ним что-то блестит. Любопытство, видимо, родилось вперед меня. Я отодвинула кресло, украдкой заглянула под стол. Железный, метр на метр, лист выделялся на фоне паркета. Это оказалась стальная выдвижная крышка. Коврик, являвшийся, по всей видимости, прикрытием сего дефекта пола, лежал в стороне от люка. Наверное, хозяин забыл водворить его на место. Я надавила на люк, но он не шелохнулся. От себя - мертво. На себя - тоже без изменений. Толкнула вправо, и ролики мягко закрутились, укатив люк под паркет. Я безошибочно узнала, на что я гляжу. Сейф с электронным табло. Но долго раздумывать не было времени. Я провернула кругляш и потянула на себя дверку сейфа. Бог ты мой! Она поддалась. Не заглядывая внутрь, я ее тут же медленно прикрыла. Меня охватил страх, в животе заурчало и резко захотелось пописить. Электронное табло высвечивало зеленые цифры: 1,9,7,1,4,1. У сейфа шестизначный код. Все клетки заполнены. Я снова подняла крышку, прищурилась и заглянула внутрь. Пусто. Со лба упала капля пота. Я вытерла лицо рукавом шерстяной водолазки. Быстро, но осторожно закрыла крышку; затем я сбила код, покрутив круглую цифровую шкалу. После этого набрала те же цифры. Шесть щелчков - и дверца открыта. Это был код. Опять вытерев пот, я сделала все как прежде, положив только коврик, где, собственно, он и должен лежать. К себе ушла под впечатлением от увиденного. Позже я догадалась, что могли означать эти цифры. Оказалось все очень просто: это были порядковые номера букв в алфавите. Теперь не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы узнать слово, состоящее из этих букв. Это было имя. И имя это «СЁМА». Только не 1,9,7,1,4,1, а 19,7,14,1.
Уже смеркалось, когда я пошла в сторону гостиницы. По дороге завернула на набережную и спустилась к воде, подальше от народа. Бодрящий речной ветерок нежно перебирал мои короткие волосы. На душе сделалось очень спокойно, и я почувствовала себе такой умиротворенной, какой была, пожалуй, только в детстве, у бабушки, в домике по улице Речной.
Позади себя я услышала тихие шажочки и обернулась. Ко мне шла девочка лет шести. Она была одета в джинсовый комбинезончик с вышитыми тут и там красными и желтыми бабочками. Под комбинезоном была белая майка, на ногах - белые, слегка запыленные сандалии.
- Тетя, дайте мне, пожалуйста, десять рубликов, - сказал ребенок, подойдя ко мне вплотную. Она, не мигая, смотрела на меня большими, красивыми глазками, словно давая понять, за что именно я должна дать ей деньги.
- Милое дитя, это, конечно, не мое дело, но на что именно: на аттракционы или на мороженное?
- Куплю себе покушать.
Ясно. Все опросы потом. Если ребенок хочет кушать - надо его накормить. И не стоит строить из себя заботливого следователя. Наестся - все сама расскажет.
- Меня зовут… Валя. - (Надо привыкать к новому имени). - А тебя как?
- Кристина, - ответил большеглазый ребенок.
- Красивое имя. Я тебя накормлю. Ну а потом я дам тебе десять рублей. Идем?
Я протянула ей руку. Кристина, не долго думая, дала мне свою пухлую ручонку, радостно согласившись на мое предложение. Мы нашли свободный столик и присели. Подошел молодой узбек и на чистом русском поздоровался с нами.
- Что будем заказывать?
- Огласите, пожалуйста, юной барышне ваше меню; в полном составе, пожалуйста.
- У нас есть плов, манты, салаты, и, конечно же, шашлык.
Впрочем, можно было и не спрашивать: за два года даже меню не изменилось.
- Кристина, что будешь кушать?
- Не знаю. - Она спрыгнула с пластмассового стула, подошла ко мне и, обняв мою шею ручками, у самого уха прошептала:
- Валя, я есть хочу.
Выразив свою волю, она опять залезла на свой стул.
- Значит так, уважаемый, нашим заказом будет: один плов, один, нет, два шашлыка, два любых салата. Какой у вас есть сок?
- Апельсиновый, яблочный, томатный…
- Вот томатный, думаю, будет в самый раз.
- Два стакана? - спросил узбек.
- Два пустых стакана и один пакет томатного сока.
- Вас понял. Что еще?
- Кристина, ты чай будешь?
Девочка кивнула в знак согласия.
- Один чай и одно кофе. По две ложечки сахара. Пока все.
5.
Мы молча жевали. Кристина то и дело поднимала на меня свои большущие глаза, словно кутенок, вкрадчиво посматривающий на хозяина, - с явным сомнением: а вдруг передумает и заберет миску с едой обратно. Было очевидно, что ребенок долго ничего не ел.
Минут через пять от жалкого кутенка не осталось следа. Она по-домашнему развалилась в стуле; мертвая хватка ее левой руки отпустила тарелку с пловом и взяла в нее надкусанный кусочек хлеба; с этим раскрепощением у ее правой руки отпала необходимость выполнять две работы поочередно: орудовать ложкой и откусывать хлеб. Есть она продолжала с неизменным аппетитом, но не торопясь и с достоинством.
Пресытившись, кроха отпила большую порцию томатного сока, икнула, причем сделала это так мило и непринужденно, что совсем не вызвала у меня раздражения, а напротив – вышло даже симпатично.
- Ну а теперь, милое дитя, поведай-ка свою историю.
Кристина сообразила большие глаза, впрочем, без особых, понятное дело, усилий.
- Ну, а чё рассказывать, теть? Не знаю я.
Я задумалась.
- Ты знаешь, Кристина, когда я была в твоем возрасте, у меня не было друзей, совершенно никого, но была у меня одна игрушка: плюшевый медвежонок, с пуговками вместо глаз. Именно он стал моим единственным и настоящим другом. Я его очень любила и доверяла ему все свои секреты… Так вот, давай я буду для тебя тем медвежонком. Поверь, я умею хранить секреты. Ты мне расскажешь все, что захочешь, а я буду молчать и слушать.
- А где теперь твой медвежонок? - подавшись в мою сторону, заговорчески прошептала Кристина.
- Перед тобой.
- Да ты чё-о! - изумленно протянула она. - Ты же девочка!
Да-а, только сегодня меня назвали девушкой и, не скрою, - мне было приятно, а теперь этот милый ангелочек легкостью своего слога превратил меня в девочку. Замечательно. Не иначе как деэволюция какая-то. Прямо, из гроба в утробу.
- Понимаешь, Кристин, когда я была девочкой, а медвежонок мне был дружком, - мы были всегда вместе, неразлучны. Но потом я подросла, пришла добрая фея и сказала: «Послушай... Валя, ты уже выросла, а твой дружонок - медвежонок нужен другим детям, поэтому я Мишутку
