лакомством.
Так, не торопясь, периодически совершая отскоки то вправо, то влево (дабы избежать столкновения с очередными, опрометью несущимися мне на встречу пешеходами), я подошла к гостинице «Волга».
Воздух был свеж и чуток прохладен. Озорливый ветерок заигрывал с моими волосами и, словно мальчишка в школе, растрепывал мою прическу, которой, в общем-то, уже не было. Я поежилась от внезапно охватившего меня озноба, втянула шею и обняла себя руками. Теплее от этого не стало и все же подниматься в номер мне не хотелось. Я осталась стоять возле освещенного входа в гостиницу: одинокая, озябшая, с грустью на сердце. Как сиротливая березка в широком поле стоит, колючие нападки ветров стойко сносит, гнется, стонет, плачет, ревет и воет, а все терпит. И я, как эта березка, замерзла, мертвецки устала под закат неимоверно длительного и трудного дня, а все стою и терплю. Терплю физические муки и душевные терзания; терплю подлость, предательство, унижение. И только думаю, думаю, думаю.
Мысли путались и разбредались, так что я не могла их догнать и собрать воедино. Подумала, как бы лучше спланировать завтрашний день, но не нашла ничего лучшего, а сидеть с чашкой кофе напротив Семиной конторы и ждать… с моря погоды. На эту сумбурную мыслишку вихрем налетела другая, смела «с моря погоду» и на секунду притихла: не плохо бы раздобыть средство передвижения, то бишь машину. Мысль оказалась хорошая, но не полная: я не домыслила, где это средство взять. Мысль, как буллит, безвозвратно умчалась, и догнать ее стало не реально. Примерно с той же скоростью, что и уехавшая машина, пронеслись мимо бывшие сотрудники моей прежней работы во главе с Сёмой. Неожиданно появившиеся перед мысленным взором мама, папа и брат, навеяли на меня грустные, одновременно добрые и нежные, а в моем теперешнем понимании - тяжелые воспоминания, и чтобы не терзать свою уже порядком измученную душу, я их прогнала, т.е. не их, а её, т.е. мысль. Растворились они так же незаметно, как и пришли, - как испаряется утренний туман под теплом восходящего солнца. На их месте возник улыбающийся Илья, точно такой же, каким я запомнила его, провожающего меня в мою «новую жизнь». Мимо него пробежала правозащитница Рулька, то и дело оглядываясь, как бы боясь, что ее догонят. Поравнявшись со мной, Рулька с укором в сжатых губах и гневом в глазах погрозила мне кулаком, огляделась назад и еще быстрее побежала дальше. Теперь я увидела, кто ее преследует: это Гоги пытался догнать ее. Он бежал, а вернее с трудом передвигал ноги, тяжело дышал (надо думать: табак, марихуана…), слабыми, еле слышными выкриками призывал к разумению Рульку и махал ей вслед какими-то бумагами. Разумеется, все его старания оказались тщетны: как и в школе догнать он ее не мог.
Я вздрогнула. А бумаги-то мои! Бред какой-то! Чего она их не берет? Рулька, ты что бегаешь?! Ты с ума сошла?! Нет, ну ты что бегаешь?!
Ладно хоть не вслух крикнула, как в самолете. Вовремя опомнилась. Кому кричать-то? Мыслям? Попробуй, докричись до них!
Уже правозащитницы нет, нет ее преследователя с красными глазами - убежали. Вот и Илья исчез, а то все стоял, улыбался. Только Кристина никуда от меня не бегала, никуда не растворялась и никакая другая мыслишка ее не сметала из моей головы. Я подумала об этой крохе - она и появилась. Стоит перед глазами, строит милые рожицы, улыбается, хлопает огромными ресницами. Может быть, я что-то сделала не так? Почему она не взяла все мои деньги? Они бы ей пригодились, а нужны они ей куда больше, чем мне. И куда же она могла пойти? Боже мой, сколько глупых вопросов! На которые по определению нельзя дать хотя бы один умный ответ.
Вот с такой чепухой в голове, с таким мысленным багажом я и направилась в свое одинокое, но все же теплое пристанище. У улыбчивого администратора взяла ключи. Из задумчивой и хмурой сделалась веселой. Изобразила самую очаровательную улыбку (что-что, а улыбаться я умела превосходно), в упор, стараясь вложить в свой взгляд всю загадочность, на которую была способна, посмотрела на кучерявого блондина, что стоял за стойкой, и многозначительно ему подмигнула. Администратор сконфузился, его веснушчатое лицо зарумянилось, и он со звоном что-то уронил на пол. Затем с грохотом нагнулся, чтобы поднять то, что уронил, но передумал и с еще большим шумом встал. Однако к своей досаде уже не увидел то, что ожидал увидеть, то есть меня.
Я в это время была уже на полпути к своему номеру, а еще через минуту - открывала дверь. Запиревшись изнутри, я как попало скидывала с себя одежду, с ясным намерением залезть под горячий душ.
Денек выдался безумно трудный, я уже говорила об этом. Я устала и чувствовала себя физически опустошенной, а точнее, я вообще себя никак не ощущала. И только в душе, под струей горячей воды, осязание вернулось ко мне. Жидкие, непонятной температуры струйки то нежно ласкали, то приятно обжигали мою кожу. Мне стало так хорошо, что я с легкостью могла бы заснуть прямо в душе, но навящивая мысль о мягкой, пушистой постели, со свежим, хрустящим бельем, пахнущим весенними цветами и раскаленным утюгом, соблазняла меня еще больше, чем сон под струей горячей воды.
Понежившись еще пару минут, я вышла из душа, пофыркивая, обтерлась большим махровым полотенцем и укуталась в белоснежный душевой халат. Гостиничные тапочки (впрочем, как и все остальное) - пушистые и розовые - стояли тут же на полочке, и я не замедлила их надеть. Посмотрела на себя в большое, во весь рост, зеркало: вот такой, домашней, я себе нравлюсь. А теперь шагом марш в постель… И баиньки (мама любила говорить). Ну, ладно, так и быть, иду. Мамы нет и спора нет. А сама с собой не покапризничаешь - не интересно.
Я выключила свет; оставив только ночник, скинула халатик, прыгнула под одеяло и начала ерзать по постели, наверное, чтобы побыстрей согреть ложе и найти оптимальное для сна положение тела. Наконец мои попытки увенчались успехом: постель согрелась от моего трения, а я удобно устроилась. Включив для фона телевизор, я пощелкала каналы и остановилась на музыкальном. Группа «Mojio» с композицией «Lady» пускается во все тяжкие. Я сладко зеваю, закрываю веки с намерением заснуть. И уже сквозь сон слышу стук в дверь.
Какого черта! Кого там нелегкая принесла?!
В дверь вновь постучали.
- Что вам угодно? - не скрывая раздражения и не желая вылезать из-под одеяла, крикнула я.
На мой вопрос ответили все тем же тихим троекратным стуком.
Боже мой, что им, там, ответить трудно?
- Одну минуту. Сейчас подойду, - я нехотя, с чувством обиды на нарушителя моего спокойствия, переоделась из одеяла в халатик, прыгнула в тапочки и потопала к двери.
Конечно же, я и не думала открывать, прежде не удостоверившись у незваного гостя, кто он и зачем пожаловал, и, прислонившись к дверному косяку, разумеется, спросила:
- Кто там? Так и будем играть в «кошки-мышки»?!
Но за дверью в «кошки-мышки» играть не пожелали.
6.
В коридоре послышался властолюбивый баритон. Затем голос проник сквозь дверь гостиничного номера и я услышала буквально следующее:
- Гражданка Лимаева, откройте, пожалуйста, - (причем “пожалуйста” было выделено более чем иронично). И добавил: - Это милиция.
С большим трудом понимая происходящее, я замерла. В деревянный дверной косяк впилась ногтями с такой силой, что чуть их не обломала; ногти помогли мне устоять на ногах и не осесть на пол.
Через мгновение я собрала себя в руки, улыбнулась, но, поняв, что это лишние изыски, вытерла рукавом халата улыбку и распахнула дверь.
- Валентина Олеговна? - осведомился тот же голос, но уже в форме лейтенанта милиции. От “своего” отчества я поморщилась.
- Да, - соврала я.
- Лейтенант милиции Свинопасов, - представился он и, подчеркивая обращение, добавил: - Вот, привел Вашу дочь.
Я открыла было рот, чтобы что-то сказать или возразить, но не найдя ничего умнее чем промолчать, передумала и опять прикрыла его.
В это время из части коридора, что была мне не видна, послышался по-детски грозный окрик Кристины.
- Пусти!
- Ай! Ты что кусаешься! - визгом ответил голос, похожий на голос дежурного администратора. Вышло, что это он и есть.
С криком «мамочка!» Кристина, громко топая, бежала ко мне. Я вышла на встречу, присела и протянула к ней руки. Она налетела на меня, обвила ручонками мою шею, прижала свою головку к моей щеке и, всхлипывая, роняя мне на шею и халат слезы, запричитала:
- Я потерялась, мамочка. Я потерялась, потерялась…
- Ты со мной, зайка, ты со мной. Ты нашлась, моя хорошая, - проговорила я и, не в силах сдержать слезы, заплакала тоже.
Не помню, когда я последний раз так ревела. Кристина, завидев мои стенания и, наверное, искренне удивившись этому, на секунду перестала всхлипывать, однако вновь в унисон мне заревела благим матом.
Лейтенант милиции Свинопасов стоял рядом, переминался с ноги на ногу, с сочувствующим выражением лица мял свою фуражку, но молчал.
Белокудрий дежурный администратор стоял напротив меня и тоже молчал. Он то и дело пожимал плечами, дико конфузился, разводил руками и тут же опускал их, хлопая при этом ладонями по бедрам. Всем своим видом он как бы говорил: извините меня, даже и не знаю, почему все так получилось, даже не знаю, чем могу быть вам полезен. И еще что-то вроде: ежели что - почту за честь вам помочь.
Кристине первой надоела наша обоюдная истерика. Она рукавом вытерла слезы, заглянула мне в лицо, сделала неумелую попытку рукой подтереть мои мокрые щеки и, все еще шмыгая носом, стала меня успокаивать.
- Мамочка! Ну, не надо, не плачь! - взывала она к моему разуму. - Я же нашлась.
- Да, дочка. Да-а-а… - соглашалась я, но опять голосила, притом не наигранно - натурально.
- Ну, мама, перестань! - нежно приказывала она, гладя мои волосы обеими ручками. - Сколько можно?!
- Все, Кристиночка, больше не буду… Обещаю.
Я сквозь слезы взглянула на Кристину, улыбнулась и встала, не выпуская ее из рук.
- Что же вы стоите? Проходите, - приглашая в номер блюстителя порядка Свинопасова и краснощекого администратора, объявила я.
- Пожалуй, не стоит, - кашлянул Свинопасов.
- Что вы! Что вы! - горячо поддакнул ему администратор, так что замахал непослушными руками.
- Ну, как знаете… Но мне, право, не с руки благодарить вас здесь, в коридоре.
- Нет, нет, что вы, не стоит благодарить, Валентина Олеговна, - это мой… э… - Свинопасов замялся, посмотрел на рядом топчущегося администратора и горделиво резанул воздух: - Это наш долг.
Под словом «наш» Свинопасов ни в коем случае не имел в виду ни дежурного администратора, ни каких-либо других его коллег; словом «наш» лейтенант милиции Свинопасов скорее обозначил весь штат Министерства внутренних дел, но очевидней всего - себя любимого в нескромно-уважительной форме.
- Как поведала нам ваша дочь, - продолжал он, - она убежала от отца и вскоре потерялась. Наши сотрудники обратили на нее внимание и привели ко мне…
- Я сама к ним подошла. Никто на меня внимания не обращал, - в самое ухо шепнула мне Кристина.
- … Из беседы с вашей дочерью, я понял, что она видела вас входящую в гостиницу «Волга», - не отвлекаясь на пошептывания Кристины, делал свой доклад Свинопасов. - Так же я узнал от нее, что зовут вас Валентина. Фамилию Кристина
