волновала.
И весь тот последующий за Октябрьским переворотом осатанелый фанатизм стал именно продуктом перегонки и переработки прежнего проклятого прошлого, в котле кипящего бешеным энтузиазмом нынешнего революционного настоящего.
И ведь все части того вконец разложившегося общественного организма до чего и впрямь весьма активно участвовали в формировании нового люциферова бытия.
Его жертвы ввиду всей своей слабости разве что только всецело только лишь еще поспособствовали лишь только значительно большей убежденности своих палачей в их совершенно вовсе безраздельном и безнадежном всесилии.
Боязнь испачкаться в чем-либо грязном и нарочито отвратительном зачастую сколь прискорбно мешала интеллигентным людям того времени более чем явственно приступить к самым решительным действиям, проявляя при этом весь свой великий ум и нисколько совсем вот явно невзирая на лица.
Будучи в каком-то более чем определенном смысле истинной частью прежних разрушительных сил, которые полуискренне разочаровались в самой, как она есть концепции построения чего-либо небывало нового, белое движение своими внутренними склоками разве что только докалывало прямо-таки штыком в сердце ту вековую и до чего еще славную империю.
Нынче ей было суждено оказаться полностью развенчанной в прах, а ее заменой стала та красным знаменем удушающе укутанная страна отныне как никогда уж и впрямь вполне многострадальной шестой части суши.
И причиной тому стало, в том числе и безмерное озлобление всех тех, кто, пожалуй, подчас только-то поневоле участвовал во всей той братоубийственной войне.
Причем ослаблению и так довольно-то весьма шаткой позиции белых послужил также и их никак не менее бесчеловечный террор.
Ну а красный террор вообще был образцом беспросветно опсовевшей, лютой осатанелости.
На этом фоне ярко выделялся батька Махно, который не вырезал рядовых красноармейцев, а лишь разве что разоружал их, а затем уж отпускал на все четыре стороны, а впрочем, и красные поначалу действовали схожим образом.
Причем белыми войсками командовали вовсе не потомственные аристократы.
Антон Деникин и Лавр Корнилов, как и Нестор Махно, были самыми доподлинными представителями простого народа с тем только отличием, что им удалось выйти в люди еще при том заклятом царском режиме.
Махно же вознесся над серой толпой в стране, от края до края объятой диким пламенем совершенно бессмысленной бойни.
В революционные годы ею была охвачена вся империя.
Буквально везде тогда сладковато попахивало зверски убитой имперской государственностью.
Сменившая ее пролетарская помпезность всегда ведь служила одним лишь фиговым листком, прикрывающим всеобщую нищету.
Разница между первым и вторым была невероятно огромна.
Люди, подобные Нестору Махно, искренне желали лучшей жизни, да только они воспринимали всю имеющуюся реальность именно на одном лишь осатанело яростно-негативном уровне.
Ну а тот же Деникин видел ее, куда поболее многоплановой, поскольку всему тому немало способствовали его широкая образованность, да и очень большой житейский опыт.
Однако старое имперское воспитание придавало ему, в том числе и более чем предостаточно самых еще наглядных и первостатейных холуйских качеств.
Правда, надо бы, нисколько уж не мудрствуя лукаво, все-таки более чем справедливо признать: без малейшей в том тени сомнения с посильным управлением простонародной армией генерал Деникин непременно бы как-нибудь явно бы справлялся.
Однако в его непосредственном подчинении оказалось слишком много всяческих осанистых вельмож.
И хоть были они нынче оплеваны всем их восставшим народом, однако никак этак и не успели они в связи с этим действительно подрастерять весь свой прежний лоск и барскую надменность.
Деникин нелепо робел перед ними, а именно поэтому и устроили они в тылу белой армии гигантскую бюрократическую машину, дабы после славной победы над гидрой большевизма быть во всеоружии, дабы никак еще затем не оказаться столь ведь запросто не у дел.
Ну а простой народ вовсе вот ничего не мог понять в той только лишь нарастающей неразберихе.
Слишком он был темен и безграмотен, а потому и шел за теми, кто его умело и властно в свою сторону сагитировал.
В царской России рабочих и крестьян к образованию старались нисколько не допускать, поскольку, овладев науками, те могли стать чересчур вольнодумными и действительно разбирающимися в каких-либо своих гражданских правах.
Следовательно, это неизбежно заставило бы сколь этак многих мелких и больших представителей власти внести самые коренные изменения в их до чего исключительно полноправное владение, всем уж значит и вся.
А еще это могло возвести ужаснейшие препоны к их безудержному и безбожному неуемному законотворчеству.
Кстати, данное вот «доблестное поведение» власть имущих в связи с революцией ни на йоту тогда явно не изменилось.
А между тем именно в условиях, когда все стало разом рушиться, и надо было начинать с народом тот самый конструктивно мужественный диалог.
Но вместо этого всем тем господам вздумалось до чего поспешно себе возвращать все то, что у них изъяли и растащили по разным крестьянским закуткам.
Хотя этим вполне можно было заняться и несколько позднее, а именно после твердого установления прочного мира и порядка.
Заниматься отъемом своего домашнего скарба у мародеров, когда весь дом объят диким пламенем революции, могли вот разве что люди исключительно во многом весьма недалекие.
Бывшим либеральным господам все тогда явно показалось попросту временным, и именно поэтому после отречения царя как раз-таки временным и было прозвано это их «однолетнее» правительство.
Временность, само собой, подразумевала его замену на что-либо постоянное и истинно прочное.
Однако чтобы это осуществить, требовались воля и характер, а министры Временного правительства были сплошь мягкотелы и корыстны.
Их руководитель Керенский совсем недолго изображал из себя всесильного властителя.
Размежевав всех своих врагов, он разом тогда погубил и все остатки власти в Российском государстве, буквально пропитанном ядом вековой коррупции.
Укрепить его вновь могли разве что куда уж поболее суровые правители.
Однако построенное ими «светлое будущее» вовсе не было всем нам заранее именно что как есть всецело так именно что предначертанным.
Да вот уж чтобы та чудовищно кровопролитная Гражданская война действительно принесла белому движению, куда и впрямь вполне еще плодотворные и победоносные результаты, оно и впрямь должно было стать не только твердой в целях, но и более чем разумной во всем их последующем достижении.
А между тем противостояние красным нередко несло в себе одну лишь лютую ненависть к нечисти, возомнившей о себе Бог знает что.
Причем многие из составляющих самое ее нутро элементов нисколько не были еще изначально сугубо демоническими по всей уж своей главной природе.
В ту пламенную всеми своими идеалами эпоху многие люди, попавшие в систему сухого и бесслезного советского механизма, были разве что лишь наивными детьми всего своего нелепого и вовсе ведь совсем непутевого времени.
Их души быстро так внутри тех пламенно верных своему делу карательных органов революции прямо сразу же обесцвечивались, тускнели и черствели.
Безропотно выполняя приказы революционного начальства, они быстро затем разом уж потеряли всякий свой былой человеческий облик.
А начальство то было свирепо и воинственно благодушно к одним лишь и только тем еще кроваво аляповатым идеалам, а даже и своих людей считало только за винтики в хорошо смазанном механизме.
Да и вообще все та черная духом и телом эпоха была полностью так всецело же бесцветно равнодушна к попавшим в ее мясорубку обыкновенным людям.
А революционное правительство тогда состояло из неучей, абсолютно апатичных буквально ко всему, кроме крайне щепетильного служения их безликой и бесполой идее.
Оная всегда черпала силы из масс простого народа.
И кое-кто из главарей большевиков попросту явно обратил самого себя в ее живой и бестрепетно восторженный символ.
Всем до единого полагалось идти в ногу к единой цели, отмеченной рукой Ильича, хотя всякий раз она явно убегала за самую дальнюю линию горизонта.
Бездушный, лишенный всяческих нравственных основ паук большевизма высасывал из слабых в моральном отношении людей всю ту еще изначальную как-никак, а вполне вот присутствующую внутри их душ всякую человечность.
Да и белое движение тоже ведь оказалось как в паутине беснующегося и беспутного времени.
И причиной тому было все более и более разгорающееся пламя анархии.
Состояние глубокой психопатии, ведущее как к бессмысленной жестокости, да и к совершенно апатичному к ней затем отношению, охватило тогда буквально всю великую державу.
В этаком положении удерживать власть было куда только полегче именно всем тем, кто в обстановке сущего уныния и хаоса как раз и почувствовал себя словно рыба в воде.
Этим нелюдям было жизненно необходимо держать свой народ в коконе, сплетенном из мрачных и недобрых реалий.
Именно поэтому они вот тогда и стали хозяевами крепостных рабов в том от края до края залитом кровью российском государстве.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ АВТОРОМ ПЕРВОИСТОЧНИКОВ
«Записки» генерала Врангеля.
Произведения Марка Алданова: «Бегство», «Самоубийство», «Истоки», а также его многочисленные публицистические работы.
В. П. Федюк «Керенский».
Николай Стариков «Февраль 1917: революция или спецоперация?».
Генерал Деникин «Очерки русской смуты».
Кир Булычев Цикл романов «Река Хронос».
Н. Н. Головин «Российская контрреволюция в 1917–1918 гг.».
Генерал Краснов «От двуглавого орла к красному знамени», «Единая – неделимая».
Лев Толстой «Анна Каренина».
Михаил Пришвин «Дневники», другие книги и статьи.
