Галерея абсурда. Мемуары старой тетради

всегда конечно оно удается – нащупать, – но такая практика все-таки существует давно и, мало того, в некоторых случаях полностью, можно сказать, оправдала ожидание. Есть такой факт – приближается. Но и здесь, так же, необходимо соблюдать некоторые правила поведения, некоторые каноны «чистоты» восприятия, чтобы это приближение как-нибудь ненароком не спугнуть. Прежде всего ни в коем случае не следует здесь держать при себе каких-либо посторонних мыслей, не идущих или идущих вразлад этому приближению. Во-вторых, ни в коем случае нельзя здесь иметь и самоего воображения, чтобы не прилагая никаких усилий, то есть, облегчив себе путь к восприятию, таким образом попытаться добиться результата малыми силами. В-третьих, надо обязательно снять с головы ведро (если конечно оный эксперимент имеет место быть не в Сантунчак Хвита Хавота), дабы сама линия, если даже имела неосторожность явиться, не испугалась сама. Так же есть и масса других (в килограммах тоже), сопутствующих наставлений и рекомендаций, о которых знает каждый школьник.
И вот именно здесь, когда уже мы вроде видим и ощущаем, что ожидаемое нами приближение к нашему сознанию есть, и полностью сопровождается оно сопроводительными документами со стороны Телеграфа, здесь, категорически воспрещается не только расставлять руки в разные стороны или вытаскивать из кармана невод, но даже и самоего виду здесь не следует показывать, чтобы не свести данное приближение к нулю. Это так же входит в полный реестр правил. То есть, ни в коем случае нельзя форсировать данное положение не обдуманным в голове, а, следовательно, бесполезным действием, как оно было не раз. Потому, как давно всем известен казус, который случился однажды при достаточно уже выясненных обстоятельствах когда описываемый теперь во всех учебниках этот «трюк» решительно не привел ни к какому результату. А то есть, однажды, в весеннюю пору, в доме №43 по Вишневской улице Щикин Алексей зайдя в гости к Монторану Тырдычному и увидав что тот сидит на стуле и ждет самым сосредоточенным образом приближение в свою сторону долгожданной линии решил в одночасье к нему присоединится дабы получить параллель! Вышло, как известно, курам на смех, жирафу вдогонку, и смеялись не только фонари и окна на всех бульварах до самой Манежной площади, но и сам Шестикос Валундр в синем трико и с великолепной розой в петлице самолично смеялся на такой эксперимент тоже. Получилась чётри что, а не параллель. Или, другим словами, подрядный метод здесь не оправдал себя ничуть, и стало понятно еще больше, что ничего скопом выяснить никогда не получится, и отсюда же, неминуемо, вылезло и утвердилось другое не менее известное теперь убеждение, что и опытным путем пытаться обуздать явную непредрасположенность подобных предметов фокусироваться в нечто определенное совершенно нечего. Надо прежде всего – знать. Знать точно и знать правду. Но каким же образом, мол, это знать, если способов, в принципе, не существует, или существует их до такой степени мало и до такой степени о них трудно догадаться, что спрятаны они глубоко в самой памяти, и не остается никакой реальной надежды добиться искомого результата? Но ведь этот вопрос давным-давно был выяснен, выяснен с точностью, можно сказать, исключительной, до самого, можно сказать, последнего метра. Поначалу никаких действий предпринимать никогда не было нужно. Надо просто сидеть и ждать. И все будет в порядке. Долго ли коротко, но линия сама должна придти, а за нею и параллель.



Движение (приближение) линии.


«Умом постигается только то, что непосредственно в уме находится. Ничего другого постичь невозможно». Данное умозаключение основано на нерушимой логике и нельзя найти ничего более естественного такому убеждению (о логике мы поговорим после – о том «чем» она является на самом деле). Все явления происходящие вокруг нас в ежедневной и, можно сказать, всегда многообещающей обстановке, имеет значение уже заранее обусловленное нашим собственным восприятием, вмещает в себя все мыслимые и не мыслимые откровения самим присутствием, и потому говорить здесь о каких-то доселе неизвестных, мало изученных свойствах и положениях этого окружающего мира, того или иного его, как глобального, так и микроскопического явления, которое целиком и полностью входит в природу самого индивидуума, не несет в себе никакого практического смысла. Сторонний наблюдатель здесь асимметричен. Потому нельзя, и в общем, говоря прямо, не рекомендуется смотреть со стороны на то, что является, в сущности, самим наблюдателем, и отыскивать те его закономерности, которые, собственно говоря, «у всех на виду» – необходимо сразу же, без предварительных теорий и рассуждений, смотреть в корень. Как взял самого себя в оборот (начиная от почесывания по утру спины и вплоть до эквилибристики нервов, которую ни на каком графике правильно не покажешь), таким и будет все то, что вокруг тебя стоит или обращается. Ничего не может взяться из ниоткуда и провалится в никуда – все уже давно есть в самом себе, и присутствует безусловно, и следует только, как было уже сказано, сесть покрепче на стул и все то, что есть в самом себе попытаться хорошенько припомнить. Все дело не в загадках природы, а в нашей неуемной забывчивости (какая может быть загадка в здании казармы на Та площади, когда история этих стен с желтыми и заскорузлыми разводами является точной иллюстрацией собственных действий?) Иначе последствия могут целиком и полностью выйти из под любого контроля и обязательно начнутся сначала, на фоне теорий, споры, склоки, разочарования; после начнутся, как это было не раз, крики, драки, умиротворения; затем могут начаться плачи, смехи и издевательства, – и вполне очень даже может быть, что после таких явных и ярких диссонансов в природе восприятия индивидуумом окружающего мира, дело вполне может дойти, как правило, и прямиком, от молебна к факельным шествиям, и в общей зависимости от личной заинтересованности каждого найти то, что никогда не терялось, может вполне произойти с ним, на ряду каждодневного восприятия диссонанса, потеря понятия контрапункта. Примеров тому целые тысячи бывали и даже десятки тысяч. И самая потрясающая здесь глупость заключена еще в том, когда вместо того, чтобы «сесть на стул и постараться припомнить самого себя хотя бы вчерашнего» и проникновением этим в суть самого себя нащупать путеводную нить к последующим своим добропорядочным действием, вместо этого явного «благоразумия» и однозначного, можно сказать, «здравого смысла», применяются зачастую абсолютно иные, «не явные», отправляющие метастазы влечения к действиям преждевременным, которые по своей спешке направлены, в сущности, на поиск того, чего нет. «Тимкин пропуск» – как о том принято говорить в собраниях, но не с трибуны, а в курительной комнате, где под этим словосочетанием подразумевается некто Тимкин, решивший один раз дойти до одного очень волнующего его постулата, не разобравшись предварительно со своими настоящими желаниями, и вместо того чтобы дойти до него один раз, дошел – два. Шестикос Валундр, как известно, являясь непосредственно червонным королем «моно», охарактеризовал этот математический курьез достаточно просто и с присущей лаконичностью: «Перебор» – сказал он. То есть, Тимкин, как видим, хотел посредством своих действий утвердится в одной концепции, а утвердился сразу в двух. – что противоречит здравому смыслу и никогда не приводило ни к чему хорошему.
И, к тому же, не следует никогда при этом не забывать, что любое открытие это, в сущности, ни что иное, как очень удачно сложившиеся воспоминание о годах минувших, и никакой «эрики» здесь нет и быть не может. Вон, Шаровмана ударили однажды палкой по голове и он все забыл; а затем Кацуская его искренне приласкала и – все вспомнил.  А о том, что является в нашем окружении предметов окружающего мира воодушевленными предметами, а что таковыми предметами не является, и говорить абсолютно не стоит. Есть и такой раздел в общем кабинете естествознаний и не сказать, чтобы – достаточно лишний: «Воодушевленные предметы и предметы не одушевленные». Там говорится о том, что воодушевленные, мол, предметы – это мы с вами и дятлы на всяких березах когда сидят, и потому здесь как бы иное восприятие должно быть, более изощренное и истинно впечатляющее своим не поддельным разнообразием на фоне многочисленных реальностей и иллюзий; а вот неодушевленные предметы, как то – улицы, бани, почты и т.д. – это, вот, предметы восприятия меньшего, риторического порядка, и имеют в своем арсенале убеждений и предубеждений совершенно различную составляющую. Ну не смешно ли!? Да у занавесок на окнах Шестикоса Валундра больше ума, чем во всех ныне известных и выставленных на всеобщее обозрение энциклопедических словарях вместе взятых. Суть то, сердцевина вопроса, именно в их связях! Так вот...
Все это, надо сказать, то есть то, о чем мы вначале говорили – достаточно простые вещи и не требуют особенной прозорливости взгляда, чтобы их понять. Просто для того, чтобы было понятно в дальнейшем и для того, чтобы был ясен сам ход данных разбирательств, должных привести нас к одному безапелляционному и явному знаменателю, необходимо-нужно было, безусловно, вкратце, и не слишком топорща взгляд, упомянуть тогда и об этом. Далее пойдет сложней, поскольку говорить мы будем уже о «некоем» движении.
Движение само по себе – вещь казалось бы тоже весьма неопределенная на первый взгляд потому, как не безусловно «всюду», и уж тем более «не везде», можно в точности дать определение тому или иному объекту – движется ли он фактически или только в нашем представлении о том, или стоит на месте. Ведь, зачастую и в основном, в большинстве случаев происходит именно так (и в частности, и в общей аббревиатуре сдвига в какую угодно плоскость), что только тогда, когда мы находимся в так называемом «стоячем» положении и находимся в нем «целиком и полностью», и возникает у нас понимание того, что все вокруг нас «движется». Но так ли это? Сразу приводим для наглядности самый настоящий наглядный пример: Музимбоик Осикин, как известно «мус», как принято считать по пальцам, с большой буквы (у него и в фамилии все буквы начинаются с «большой»), измерил однажды расстояние с помощью самого обыкновенного существительного «лапта» да еще с помощью не более сложного и доступного существительного «море», расстояние между своими штиблетами и глубинной сутью классической литературы. После этих его кропотливых и добросовестных измерений сумма естественным образом дала свой результат. Но он этот результат постеснялся взять. Или, личная не предрасположенность к тому или иному действию, приводит иногда самого индивидуума к нулю. То есть – отсутствию искомой композиции, поскольку в данном случае принять ее не может из присутствия в нем некоей величины в виде «стеснительности», о которой он, по-видимому, позабыл.
Далее, нужно еще здесь сказать о том, что понимание своего «стоячего» положения тоже ведь не всегда безусловно бывает «осязаемым и понятным», и зачастую сопряжено оно со многими и не малыми подозрениями. Какая