СОЛО НА ДВА ГОЛОСА

мужу у меня нет серьёзных претензий. Ну, вот так получилось – бывает! – ни один из них не подонок, не негодяй. Просто я вообще не уверена, что смогла бы ужиться с кем-то долго и капитально. Во всех случаях причина расставаний вовсе не в каком-то неправильном, нехорошем поведении мужчин, а, скорее, в моих слишком специфических требованиях к партнёру по жизни. Можно ли было при желании ужиться с каждым из тех троих, кто реально выступил в роли моего супруга? Да не вопрос! Лично мне кажется, любая нормальная среднестатистическая женщина не просто сохранила бы любой из трёх моих браков, но ещё и весьма дорожила бы им. Тем более в России, где найти приличного мужчину для создания семьи – тот ещё квест. И с каждым годом всё более причудливый…

Мой третий брак, самый нелепый и смешной. Я бы его назвала политическим. Случился он в середине нулевых, когда наша большая страна в очередной раз твёрдо решила пойти ко дну. Вне всякой логики! И деньги в страну потекли, и нефть стоила дороже золота, но если наша страна решает, что пора идти ко дну, ничто её остановить уже не может. «Им нет преград! Ни в море, ни на суше».
В какой-то довольно случайной для меня компании, где, как оказалось, самыми модными разговорами стали беседы «за политику», меня сумел очаровать некий поэт, который очень остроумно и едко говорил о руководстве страны и даже прочитал пару эпиграмм собственного сочинения. Эпиграммы оказались весьма недурны! А меня тогда как раз сильно стало всё раздражать: откровенный политический авантюризм, полная бездарность в экономике, явно забрезживший край пропасти. Опять? Снова? Да сколько ж можно, как не надоест!
Словом, новые оппозиционеры поначалу привлекли. Во всех смыслах – я чуть было не начала работать в их активно формировавшихся тогда структурах. Но, бог миловал, вовремя опомнилась. Зато завела любопытные знакомства. В частности, со своим последним мужем.
Показался ярким, умным. Но недолго длилось очарование. У поэта-оппозиционера оказалась слишком узкая специализация – и в творчестве, и в образе жизни. Называлась она так, если в рифму: клясть власть. Конечно, в глубине души все эти ребята - поэты-журналисты-сатирики-философы - хотели в Рузвельты или, в крайнем случае, в Салтыковы-Щедрины или Грибоедовы. Конечно, им хотелось занять эти вакантные на сегодняшний день в РФ местечки. Но дарованием не вышли. Боженька таких силушек не дал.
Более того! Боженька или мироздание, а, может, они оба, сговорившись, наполнили этих людей тоннами самомнения вплоть до мании величия и, плотоядно хихикнув, вероломно не положили ни грамма самоиронии. Эго большинства таких персон раздуто до невероятных размеров, так что им самим, бедолагам, тяжело его носить. Им необходимо, чтобы кто-то непременно помогал – поддерживал это неподъемное эго, уверяя эгоносцев в гениальности, особости, необходимости родине и народу, в их бесценном вкладе в борьбу за свободу и демократию.
Самое смешное, что эти надутые столичные псевдоинтеллектуалы на своих сборищах всё мучительнее напоминали местечковые «культурные круги» и сходки пикейных жилетов прошлого, о которых я, разумеется, лишь читала, но примерно так их себе и представляла.
А если честно…
Если совсем уж честно, то за эти годы лично я поняла, что век отрицательной селекции не просто даром не прошёл, а навсегда решил особым образом все вопросы и проблемы в этой стране. Под абсолютный ноль выкошено всё незаурядное, по-настоящему прогрессивное, прорывное – то, что делает историю, то, что её меняет. Некому больше, вот совсем некому двигать, прорывать, действовать и быть локомотивом. Помимо совершенно уродливой и аморальной власти, дремлющего дикого и глупого народа, осталась лишь потешная оппозиция, пародия на то, что в мире считается нормальным участником политики. Интеллектуальные и моральные силы в горе-стране изничтожены на корню. Осталось чуточку и чахленькие.
Причём, говорю я отнюдь не только о русских – обо всех, живущих в границах этой распластанной по карте медузы: и о русских, и о евреях, и о грузинах, и об украинцах… Суть не в национальности, а именно в месте рождения, в том самом месте, где лучших, сильных, храбрых и умных целый век выпалывали, не покладая рук. Получилось. У них получилось.
Поэтому мой поэт, он же оппозиционер, он же сатирик, он же «либеральный журналист» шумел и гремел в точности так же, как и все прочие его коллеги. Много, бестолково, с постоянным выяснением внутри их тусовки, кто круче, талантливее, кто более Гоголь, кто Грибоедов, а кто всё же потянет на Рузвельта, «когда мы победим».
Что меня выводит из себя очень быстро в мужчинах – это их бесполезность. Не надо делать стойку, наверняка меня не так поняли! Мужчина может быть гениальным художником и не зарабатывать ни копья. Но  понятно, что он – гениален, он вкалывает, хотя и безуспешно – это одна история. Мужчина может быть карточным шулером и приносить в дом бешеные деньги. И всем ясно, что это за деньги - история вторая.
Но третья история для меня самая невыносимая. Постоянно шумящий, митингующий и вертящийся волчком на одном и том же месте пустой бамбук, для которого основное место «работы» - это митинг. Его уже почти халтурные стишки, как под копирку с какого-то момента, сочиняются за коленке за пятнадцать минут до этого самого митинга, на котором его рифмам непременно прокричат «ура!» и «браво!». Статьи, одна похожая на другую, как сёстры-близнецы, пишутся сразу для нескольких сайтов и газет, отличие одной от другой – в перемене мест абзацев и немножко разных заходах и финальных частях. Да, это заработок! Копеечный. Но дело даже не в этом. А в пустоте орущего свистка. В неловкости за то, чем занимается «мой мужчина». Чем-чем? Борьбой, понимаешь. С режимом, понимаешь. Двести лет прошло, а Репетилов жив: «Шумим, братец, шумим».
И ладно бы на самом деле под боком творил историю Ататюрк или тот же Пётр Первый! Пусть с идеей фикс – спасти родину, превратить её в цивилизованное место, положив на это, в общем-то, жизнь. Не только свою, конечно, но свою – прежде всего.
Нет, мой оппозиционер-оратор-поэт был не таков. Как и все прочие в той тусовке, если честно. Никто из них не готов был всерьёз хоть чем-то пожертвовать, а уж тем более комфортом и сытостью. Наиболее талантливые по этой причине в свободное от борьбы время вовсю заколачивали бабло, а более бездарные – что? Правильно, страдали – мощно, театрально, показно, выносили мозги близким и родным и требовали признания их «величия» хотя бы в масштабах квартиры совместного проживания.
Пока я находилась под обаянием его какой-никакой, а харизмы, у меня получалось выдавать нужную ему реакцию. Но потом, когда я разглядела уже всё до мелких нюансов, когда изучила тусовку и её представителей, поняла, кто есть кто и сколько стоит, а, самое главное, уразумев, что героев и Гоголей в этой стране не осталось ни единого, у меня как-то резко пропало желание обеспечивать постоянную явку на митинги домашнего борца. Резко!
Мы ведь даже не успели зарегистрироваться, хотя прожили вместе три года. И так получилось, что примерно через неделю после подачи заявления в ЗАГС, внезапно, в один день, я будто прозрела: не хочу ни сегодня, ни потом присутствовать на домашнем митинге на кухне, где он будет снова жечь глаголом президента и думу, читать свои свежие, но такие вчерашние эпиграммы и стихи, а потом станет сетовать, что его опять не оценили и где-то там, в их вожделенном печатном Эльдорадо, отдали предпочтение поэту-оппозиционеру Ш. А в Штаты выступать пригласили поэта Б. Потому что он большой и наглый, давно слоном туда дорогу протоптал, хотя с некоторых пор типичный ремесленник и халтурщик, впрочем, как и Ш. В этом месте я должна горестно вздыхать, поддакивать и говорить так:
- Ну, ничего, твоё время придёт, ты намного свежее по форме и содержанию! В будущем министерстве культуры - когда мы победим - думаю, тебе предложат портфель министра, потому что кто же, если не ты!
Нет, последняя фраза никогда не произносилась, это я ёрничаю. Хотя сама идея носилась в воздухе вокруг моего поэта, он её постоянно унюхивал и явно пробовал на зуб.
- А вот когда всё случится, мы победим, тогда ведь понадобятся очень серьёзные перемены во всей культурной жизни страны! От прессы до развлекательных эстрадных площадок, - и в глазах его читался нездоровый огонёк будущей бурной деятельности, эдакий чиновничий раж, а мне становилось безумно любопытно, как в одной голове могут сочетаться высокие духовные, поэтические устремления и мечты о чиновничьей работе в департаменте культуры.
Ну, словом, надоело всё враз. А я существо нетерпеливое: если приспичило подстричься, то никаких «запись на через неделю». Завтра и с утра – баста! Если я больше не могу жить с человеком, значит, один из нас тут же упаковывает чемодан. И это не истерика. Моё «не хочу» или «хочу» -  отражение не настроения, а твёрдого решения, принятого в результате, может, совсем незаметной, почти подсознательной, подспудной, но постоянной работы и ума, и чувств.
Дурацкие были три года, хотя временами смешные.
Однако есть одна неприятная штука, которая касается всех моих отношений с мужчинами. Лично я как считаю? Когда отношения закончились, главное – послевкусие. Что осталось в душе, в памяти. Из серии «будет, что вспомнить в старости» или «господи, как я могла?». Вот опять про стыд за прошлое, опять всё то же самое, невыносимое.
Мне похвастаться нечем, у меня сплошное «господи!». Или в лучшем случае – пустота, будто не было ничего вообще, какой-то провал по времени, что-то замазано белым, дабы даже тени не осталось. Нет, не амнезия, человека помню, а что между нами было что-то неловкое, не очень приличное, не очень эстетичное, ну его на фиг. И это самый прекрасный вариант! От «качества» моего визави это никак не зависит. Это всё исключительно обо мне, про меня, моё. Ведь, как я уже писала, качество моих мужчин было вполне сносным. Дело не в них.
В худшем случае у меня бывает ощущение, что меня поимели, а это унижает. Вот от чего так? Почему былые отношения оцениваются именно таким образом? Или они такими и были – стыдными, потому что настолько неправильными? Почему не вспоминается то красивое и романтичное, что всегда бывает вначале? Или его тоже не было?
А, знаете, похоже, что и не было. Как-то всё случалось неромантично, тускло и тухло. Короткая вспышка, яростный флирт и быстрое завершение всей истории. Или небыстрое. Но вспомнить всё равно нечего.
Если учесть, что на качество конкретно моих мужчин я по большому счёту не грешу, то, может, это я – не кондиция? У других женщин, вон, истории, романы, слёзы, сопли, миллион алых роз и прочие алые же паруса.
Да ёлки-палки! У каких-таких женщин? Где ты это видела? В постах читала, что они там сами о себе пишут? Так ты, как в том анекдоте, тоже пиши, кто тебе мешает! А как на самом деле разговоришься с любой, ну, совершенно с любой бабой по душам, так такая начинается муть со страданиями на тему «нет и не было ни одного мужика, чтоб за ним на край света, бросив всё, не задумываясь…» Если дама на грудь примет, то потом ещё и слёзы.
Не исключение я никакое. Просто наивная. Долго верила в романтику, теперь уже нет. В общем, всё