По местам стоять 18+

времён крейсера «Авроры», телефон. Иллюминаторы были задраены и вонь в кубрику стояла такая, что Лёху чуть не вывернуло. Он бросил свой вещевой аттестат на ближайшую нижнюю койку и отдраил иллюминатор. Морской ветер ворвавшись в кубрик принёс с собой свежесть моря, шум города и крики чаёк.

  Закурив сигарету и пуская дым в иллюминатор Лёха задумался о царящей в мире несправедливости. В отличии от двадцатилетних матросов, жители Севастополя — дышали свежим воздухом, пили, ели, размножались, в общем жили полноценной жизнью. Ему же предстояло провести последний год своей службы на этом вонючем и ржавом корыте. И хоть служить у него здесь не было особого желания… прельщала годковщина, которая, если верить словам Васи Бакина, поддерживалась здесь офицерами и потому цвела махровым цветом. Говорили, что годковщину развели пришедшие на флот призывники, которые до службы на флоте отсидели в колониях для малолетних преступников. Эта жизнь по-понятиям, а не по уставу быстро прижилась и была поддержана начинающей формироваться новой офицерской элитой. По большому счёту годки, получившие небольшую власть, выполняли функции военной милиции. Но, если о самоуправстве становилось известно в бригаде, годков старались по-тихому списать на другой корабль или комиссовать, до трибунала, дел почти не доводили.

  Это конечно огромный плюс, служить на корабле где уважают годков. Намного лучше чем на той коломбине ПМ-24, где до этого Лёха Дигавцов был в командировке. Там годков ни во что не ставили и гоняли на корабельные работы, как и карасей-салабонов. Послужив так пару дней Лёха дождался удобного случая и ушёл со своим годком Саркисяном в самоход. Гуляли сутки. Сначала на Ревякина, а потом в экипаже. После такого «культпохода» его вернули на девятку, а оттуда уже отвели на губу. Но увидев борзого подгодка, Зверев затребовал за него бидон краски и канистру шила, А так как всё это давно было сундуком боцманом унесено домой, Лёху продержав пару недель, откомандировали на «Березину». Хочешь не хочешь, а надо было впрягаться в хомут.

— Вы тут обустраивайтесь, а я сгоняю в шхеру узнаю, как там наш картофан, — смыкнулся было с кубрика Бакин.

— Что тут обустраиваться? — буркнул Дяченко, — шмотки в рундук и вся недолга.

— Вам надо ещё сходить в ПСО и сменить свою синюю робу на белую. По коридору, последняя дверь налево. Рядом с гальюном и баней.

— Во бля, как в учебке — белая роба. На лысо стричься не надо?

— По желанию.

— Тогда желаю — в баню и постричься на лысо под бритву. — пошутил Юра — Лёха побреешь?

— Гавно вопрос, — ответил Лёха, который в свободное время не только набивал наколки, но и стриг своих годков.

    В первый раз Лёха Дигавцов подстриг своего годка Серёгу Белоконя в 1976 году в Бискае, правда он тогда чуть не отрезал ему уши, но потом научился стричь, точно так же, как и печь хлеб. А первую свою наколку он набил в Сирии своему годку Толику Мироненко, когда они валялись в лазарете. Мамы на службе нет, всё приходится морякам делать самим.

  Получить белую робу у матросов не отняло много времени. Сложнее было с баней — вода с кранов текла не совсем горячая, но для них, кто в Африке, стирался и купался в морской солёной воде — это была не та проблема на которую стоило обращать внимание. Лёха там же выбрил Юру и выбрился сам, после чего они пошли в свой кубрик, где их уже ждал Вася Бакин. Увидев лысых, одетых в белую с зелёным отливом брезентовую робу, подгодков, он в прямом смысле очешуел.

— Ты чё, Вася, молчишь, так охуел, что онемел от счастья?

— Представляю, как увидев вас, охуеют от счастья наш командир группы ВТМ Лупашин и замполит каптри Полянин.

— Кто такие?

— Лейтенант на пару лет старше нас, только из училища, а Полянин старый хитрый шланг, бабник, обжора и пьяница, который всю патриотически-воспитательную работу свалил на летёху и годков. Вы в курсе, что на этой коломбине есть два замполита.

— Как два?

— Да очень просто — один большой обще корабельный, а второй малый с БЧ-5, — дал разъяснения Бакин.

— Во бля расплодили дармоедов на нашу шею.

— Нет на них Саблина.

— Да лихой был политрук. Это же надо было додуматься — поднять восстание на корабле. Кто знает, что с ним случилось?

— Расстреляли его вместе с каким-то матросом. Враги родины. Закон суров…

  На какое-то время в кубрике воцарилось молчание. Об этой истории не принято было говорить на флоте. Но плавмастерская была в то время на Балтике, и слухи о том бунте просочились к ней на борт. И многие из моряков задумались о том, что не всё ладно в той стране Советов, которой он служили, гробя свои лучшие года жизни в ржавых коробках, на боевых службах, в штормовых морях.

  Прерывая тишину, в кубрике неожиданно зазвонил телефон. Бакин сняв трубку просипел изменённым голосом:

— Алло. Бункер. Борман на проводе… Уже идём, — повесил трубку и добавил. — Ну, что загрустили, орёлики. Мать их въёб кто утоп — пусть далеко не плавают. Нас уже заждались. Пошли бакланить или как?

— Эт точно — кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Хоть это радует. Веди Сусанин. — обрадовался Юра Дяченко и годки потянулись на выход.

2

  В шхере уже находилось три человека, один из которых Яша Слизкой из Ростова, что-то наигрывал на гитаре, остальные — Митя Матенков, вместе с Серёгой Васильевым из Питера, накрывали бак на котором стояла сковородка с картошкой, несколько банок с консервами и бутылка с шилом. Сама же шхера оказалась небольшим помещением, высотой не более полутора метров, под канатной дорогой «Струной». В том помещении стояло несколько гидравлических насосов и ёмкость с каким-то техническим маслом, которым заливалась вся гидравлическая система"Струн». Свет давала одна 12-вольтовая лампочка. Розеток не было. Не поставили то ли по недосмотру, то ли было так положено. Но ведь недаром на флоте говорят:" На то, что положено — хуй давно наложено».

  Матросы проблему решили весьма просто, нашли на переборке кабель по которому проходил ток в 220 W, подключили к нему свой кабелёк, поставили розетку и дело в шляпе; хочешь заваривай чифирь, хочешь жарь картофан. Если бы не гудение насосов и не масляная взвесь висевшая в воздухе, можно было бы в шхере и жить. Ходила байка, что когда корабль стоял в заводе, один годок проспал здесь почти полгода своей службы. Вполне возможно — насосы ведь тогда не работали.

  Чтобы они не мешали застолью их и сейчас выключили. Наступила тишина. Матросы быстро познакомились друг с другом (почти все одного года призыва) и и достав грелку со спиртом-шилом, налили кружку и пустили её по кругу. Каждый пил не разбавленный спирт по совести. Есть небольшой секрет, как нужно пить не разбавленный спирт. Сначала набирается в рот немного воды, а потом уже вливается туда спирт. Смешиваясь во рту со спиртом вода выделяет кислород и происходит микро взрыв. Когда эта взрывная смесь проваливается в организм, получается очень интересное вкусоощущение. Но есть одна опасность — можно выпить бутылку шила и вроде, как всё нормально, но в одно мгновение хмель догонит и срубит с ног. Так что надо пить не спеша. Чем матросы и занялись. А ведь действительно куда спешить — матрос пьёт, а служба его потихонечку идёт.

  Вроде только вчера принимали присягу, а глядишь уже прошло с тех пор два года. Пока матросы шило пьянствуют, автор, чтобы читатели лучше поняли фабулу рассказа, сделает небольшое отступление и познакомит вас с учебкой, где проходили курс молодого матроса некоторые годки.

Учебка

— Внимание всем, на палубе годок! Рассосались по переборкам зелень подшкафутная. Смирно! Ещё смирней!! Товарищ годок, учебный отряд салабонов в количестве сорока человек занимается на плавказарме большой приборкой. На бербазу с утра откомандировано двадцать карасей, на приборку штаба восемь, на камбузе несут вахту три человека, больных нет. Прикажете продолжать?

— Что же ты, орёлик, так шумишь? — сморщился от громкого крика дежурного по кораблю, главстаршина Лёха Давыдов, всю ночь бухавший в самоходе у очередной своей пассии, муж которой болтался где-то на боевой службе, зарабатывая своей верной спутнице жизни бонны и валюту. — Командир на борту?

— Никак нет. Ещё не было.

— Понятно, опять летёха у какой-то шмары зависает. Вася Мазихин-то хоть на корабле?

— Так точно, старшина второй статьи Мазихин в своей каюте. Отдыхают — чай пьют. Прикажете позвать?

— Не надо я сам к нему зайду. Приборку закончить, приготовиться к утреннему разводу. — отдал команду старшина учебного отряда молодых матросов (они проходили на ПКЗ курс молодого бойца), списанный со своего корабля главстаршина Давыдов.

  Его корабль, ушёл на боевую службу в Индийский океан, а его с группой его годков (старослужащие матросы одного года призыва) откомандировали ожидать увольнение в запас на ПКЗ. А чтобы они там не расслаблялись, дали им учебный отряд молодых матросов, под командованием молодого лейтенанта Залупашкина, списанного с какого-то корабля на эту ржавую лоханку, то ли за мордобой, то ли за пьянку. Оставленный на произвол судьбы лейтенант забил болт на службу, свалил всё на годков и только-то и делал, что бухал и лазил по севастопольским блядям, благо их в городе-герое было огромное количество. Как называли его сами моряки — город камней, блядей и бескозырок. Парадная витрина советского черноморского флота.

  Годки на ПКЗ, тоже не скучали: где-то раздобыв печатную машинку и напечатав большое количество увольнительных бланков, они ходили постоянно в самоходы. Кто за вином и самогоном к бабушкам на улицу Ревякина, а кто к офицерским или мичманским жёнам, «честно» ожидающих своих мужей. Благо на танцплощадке «Ивушка» этого добра было превеликое множество. Вчерашняя колхозница, бакланка, а теперь жена морского офицера. Уже сама почти элита флота. Ну, подшпилится немного пока муж в морях болтается, не сотрётся ведь шмонька — не нарисованная.

  Так что, было, что в самоходах матросам делать. Тем более, что Давыдов был неплохой художник-татуировщик и вырезав с каблука старого прогара печать своей военной части, проштамповывал те увольнительные бланки всем желающим.

  И потянулась к нему полноводная река, жаждущих сходить в увольнение, годков с других кораблей. Брал Лёха за свой труд недорого — бутылка вина или бутылка лосьона «Свежести», который он научился пить на боевых службах. Ничего сложного- снимается с подволока плафон (в кружку наливать нельзя, вонь лосьона въедается в неё намертво), наливается туда «Свежесть» или «Огуречный лосьон», что есть под рукой, потом вода. После того, как пройдёт реакция — коктейль выпивается и закусывается кусочком сахара. Были мастера своего дела, которые выпивали лосьон залпом с горла.

  Флот многому чему учил матросов. Вот и сейчас идя по коридору, Лёха решил перебакланить и зашёл в шхеру к кладовщику Каклину. Того на месте не оказалось. Он застал его, возле дверей кладовой лейтенанта Залупашкина, в которой тот хранил свои личные запасы провизии и алкоголя. Недалёкий от природы, не обладающий жизненным опытом, сизый от натуги, прослуживший всего год Каклин, пытался снять с петель, задраенную намертво и осургученую,