видом ходить по сцене, приподнимая реквизит, столы и стулья.
Король, явно успокоившись, все же при деле, уселся на трон и стал болтать ножками, неумело насвистывая песенку.
Сцена медленно заполнялась господами, ведущими пустые разговоры о погоде, цене на скот и о том, как грязны и необразованны мужики и бабы. Охранники, заметив, что король уже не смотрит на них, а весь погружен в этот хоровод вокруг трона, поспешно, натыкаясь на вельмож, соскочили со сцены. Действие перешло в бал, пары танцевали, король все смотрел и почти спал, широко позевывая. К нему подходили разные министры, докладывая о падеже скота, о неурожае, о том, что на них наступают несметные орды сарацинов, но король лишь отмахивался, заявляя, что они мешают ему веселиться.
Сцены сменяли друг друга, появились Марчелло и Луиджи, играя двух закадычных друзей. Они знакомятся с прекрасной девушкой, дочерью богатого вельможи, и сразу влюбляются в нее. Моника хорошо вжилась в роль. Играла с влюбленными парнями, вынуждая их выяснять отношения на мечах за сердце прекрасной сеньоры. Она никак не могла сделать выбор, и выбор за нее сделала война. На сцену повалили толпы сарацинов, и началась битва. Друзья бились плечом к плечу, позабыв про былую вражду, про соперничество. Когда Луиджи поразила кривая сабля сарацина, он просит друга не забыть про их возлюбленную.
Битва закончилась, а вместе с ней и война. Вернулся Марчелло домой, а их возлюбленная уже вышла замуж за одного из придворных короля, маленького лысого старика. Вскипел тогда Марчелло, напомнил ей ее обещание и убил ее, а потом и сам пал от пик стражников.
– А почему ты не играешь? – спросила Жемчужина Розалину.
– Ой, я не хочу, – замотала головой Розалина, еще не избавившись от этой детской привычки. – Я стесняюсь.
– Ты бы хорошо смотрелась на сцене.
– Нет, Моника лучше. Ты же видишь, как она сыграла, как прожила.
– Да, это ее роль, – согласилась Жемчужина, она взглянула на небо, взошла полная луна. – Мне пора идти.
– Куда же ты? – удивилась Розалина. – Еще много чего будет.
– Нет, мне действительно пора, – печально сказала Жемчужина. – Отец отпускает меня на землю раз в году, пока не взойдет последняя луна лета. Пока росла последняя луна этого лета я была на земле, но больше не вернусь.
– Но почему? – удивилась Розалина, не заметив, как они вместе с Чернышом стоят на пирсе около моря, волны не спеша накатывали на пирс, не было и намека на прошлую готовящуюся бурю.
– Отец не отпустит. Идут тяжелые времена, и он боится за меня.
– Так ты правда из моря?
– Да, это мой дом. А отец мой, теперь я могу это сказать, отец мой царь морской.
Волны поднялись над пирсом, но не обрушились на него, открывая водную дорогу для Жемчужины.
– Постой! – крикнула Розалина и сняла с шеи ожерелье. – Возьми на память, оно же тебе понравилось.
– Тогда и ты возьми мое, – Жемчужина сняла с себя жемчужное ожерелье и надела его на Розалину, жемчужины засветились перламутровым блеском. Она надела ожерелье Розалины, и маленькие камни вспыхнули зеленым светом и заискрились в лунном свете.
– Прощай, может время даст нам шанс, и мы снова свидимся. Как будешь в этих краях, брось одну жемчужину в море, тогда я буду знать, что ты пришла.
– Хорошо, но я так истрачу все жемчужины, вызывая тебя, – улыбнулась Розалина.
– Нет, не истратишь, – ответила Жемчужина. – Если ты берешь жемчужину не для злого дела, то ожерелье никогда не иссякнет. А теперь отойдите назад, а то вас снесет волной.
Розалина с котом отошли далеко на берег, издали наблюдая, как Жемчужина входит в море в открывшийся для нее коридор. С каждым шагом платье на ней бледнело и скоро исчезло, а тело приобретало серебряный отблеск, как от стальной чешуи. Вот она уже скрылась в воде, и из пучины показался блестящий рыбий хвост, с силой ударивший по волнам, море вскипело, и огромная волна упала на берег, не дойдя пару сантиметров до ног Розалины.
– А она и вправду дочь царя морей, – прошептала Розалина, посмотрев на Черныша, но кот не взглянул на нее, его взор был устремлен далеко в море, где еле заметно показались мачты военных кораблей. – Черныш, что ты там увидел?
– Голод, – ответил кот. – Мы должны всех предупредить.
Они бросились к таверне на берегу, хозяин не спал, он все это время смотрел на то, как уходила Жемчужина к себе домой.
– Нам надо предупредить всех! – воскликнула Розалина. – Но как это сделать?
– Это не сложно, – ответил он и подошел к высокому столбу, на котором висела ржавая рында. Он стал бить по ней палкой, от ее звона болели уши, пока с другого конца не ответил ему тот же звук, а потом другой, третий, четвертый, и он перестал бить.
– А вы ее хорошо знаете, да? – спросила Розалина.
– Да, и очень давно. Я раньше был рыбаком. Как-то я попал в шторм, думал уже, что погиб. И стал напевать от страха одну песенку, я уже и не помню, какую. Смотрю, а море успокаивается, а на меня из воды смотрит русалка. Слушает меня и улыбается. А потом говорит, чтобы я спел еще что-нибудь. Я и спел, плохо спел, но ей понравилось. Так довела она мою лодку до берега, а сама все про жизнь на земле расспрашивала, что да как. И лишь через несколько лет, когда я уже перестал рыбачить и открыл свою таверну, смотрю, она выходит из моря. Неумело идет, видно, что на ногах никогда не ходила, чешуя с нее сходит, нагая и прекрасная. Мы с женой дали ей платье, но это платье не для нее, она принцесса, а что у нас, простое сукно, научили, как и с кем быть. Теперь она каждый год приходит, много много лет приходит. Уже и жена моя умерла, и дети поразбежались кто куда, а она все не стареет, настоящая красавица.
– Она сказала, что больше не придет, почему?
– Серчает ее отец, мало стало море приносить даров, очень он зол на нас. А теперь иди к друзьям, незачем тебе здесь оставаться, – он взглянул на море, луна зашла, но уже отчетливо виднелись черные силуэты военных кораблей.
– А как же вы? Они же вас убьют! – испугалась Розалина.
– Это мой дом, я никогда не покину его, а ты иди, у тебя еще вся жизнь впереди.
– Я поняла. Спасибо вам и прощайте.
– Прощай, вспоминай о нас, пока жива память, живы и люди, – ответил старик.
Кот нетерпеливо потащил ее вперед, подальше от враждебного моря».
– Пап, зачем плывут эти корабли?
– Не плывут, а идут. Корабли не плавают, а ходят, это принципиальный вопрос для моряков.
– Ходят? Но у них же нет ног! – возмутилась дочь.
– Так повелось. Может это связано с тем, что раньше корабли часто таскали по суше, чтобы прейти с одного русла реки на другое, а скорее всего это пришло из выражения «идти в поход», ну или что-то подобное.
– А может у них просто другого слова не было, не придумали еще, – сказала мама.
– Как не придумали? А разве они не могли посмотреть в словарь? – спросила Аня.
– Чтобы посмотреть в словарь, его надо сначала составить. Язык отражает течение времени, изменения в нашей жизни. Вот появится что-то новое, чего не было до этого, ему необходимо придумать имя. А когда что-то новое приходило с других земель, то часто их слова и заимствовали, то есть брали, зачем придумывать новое слово, когда оно уже придумано другими? – пояснил я. – Но мы продолжим наш филологический спор завтра. А сейчас пора идти гулять, итак долго дома сидим.
– А вечером ты расскажешь продолжение, да? – обрадовалась Аня.
– Нет, вечером мне надо поработать, а ты будешь с мамой решать задачки. И не спорь, я тебе итак сегодня много рассказал.
– А я и не спорю, тебе нужно время, чтобы все обдумать, правда? – рассудительно сказала дочка.
– Именно так, этим и займусь, после того, как сделаю работу. Иди, одевайся.
– Пап, а когда мы поедем за моим луком?
– Завтра, все завтра.
* * * * * * * * * * * * * * *
На следующий день, пока еще все спали, я выбрался из дома и пошел по мокрой после дождя улице в сторону остановки автобуса. Воздух был приятно свеж и совсем не напоминал турецкую баню, которой станет все вокруг через каких-то пару-тройку часов. Птицы на деревьях радостно щебетали, ловя момент для своих игр, откуда-то повылазили бездомные кошки, быстро, но не спеша пробегавшие по своим важным делам по двору.
Проехав почти весь город, я добрался до спортивного магазина, где мы заказали для Ани спортивный лук. Прения по поводу хождения ее в секцию давно закончились, сходив на пару занятий вместе с Аней, жена согласилась, видя, как радуется ребенок. Получив желанную покупку, я поспешил домой, мои домочадцы должны были уже проснуться. Большая коробка с соответствующей картинкой вызывала большой интерес у пассажиров метро. Пару раз меня назвали Чингачгуком, а несколько раз Робин Гудом, правда, в некоторых мне почему-то захотелось выстрелить стрелой, чтобы они быстрее шли отсюда. Недолго обдумывая свои нехорошие желания, я справедливо решил, что это все потому, что нельзя завтракать одним лишь кофе, мысль о завтраке овладела мною полностью, уничтожая во мне все человеческое, переводя на уровень голодной обезьяны, умеющей, правда, пользоваться общественным транспортом, значит не все еще во мне потеряно для общества.
– Папа! Ты принес? – радостно воскликнула Аня, увидев меня, входящим в квартиру.
– Нет, еще не изготовили, – решил поиграть я, намеренно оставив за спиной колчан со стрелами.
– Да? Какая жалость, – Аня сделала вид, что уходит на кухню, но, как только я достаточно отошел от входной двери, она стрелой бросилась в коридор и моментально нашла стоявшую у квартиры коробку с луком. Она вошла обратно, торжествующе смеясь.
– Только не вздумайте здесь стрелять, – строго наказала нам мама. – Аня уже кушала, ты сам разберешься. А я пошла, я уже опаздываю.
– Конечно, не будем, – поспешил заверить ее я, но сам уже, как и дочь, горел от нетерпения.
– Все, пока, – жена поцеловала дочь и меня и ушла по своим делам неземной красоты.
Аня долго испытующе смотрела на меня, покачивая в руках коробку, я ей кивнул, и она с радостным воплем побежала к себе в комнату распаковывать лук. А я решил соорудить из остатков листов фанеры что-то наподобие мишени. Быстро сколотив их вместе, я принес эту мишень в комнату к дочери. Она уже умело осматривала лук, пара занятий не прошла даром, что-то у нее получалось сразу, а что-то требовало времени, но главное, она знала, что нужно делать.
– Так, попробуем только в полсилы, – сказал я, поставив мишень около двери. – Если мы повредим дверь, то мама нас убьет.
– Не повредим, – уверенно ответила дочь. – Дай стрелу.
Я достал одну стрелу и дал ей. Аня, держа в руках лук, соответствующий ее возрасту, сосредоточилась, натянула тетиву в полсилы, но ей этого показалось мало и она натянула сильнее. Стрела со свистом вошла в мою самодельную мишень, жестко пригвоздив ее к двери.
– У, – протянул я. – Теперь нам крышка.
– Ты в этом не виноват, это же я выстрелила, – сказала дочь.
– А я не досмотрел, – ответил я. – Тем более что мишень сделал я. Надо ее в следующий раз сделать потолще.
– Ага! – обрадовалась дочь.
Стрела сделала в двери отчетливую дырку, хорошо еще, что не прошила дверь насквозь. Немного подумав, я взял из своих закромов последний дюбель для гипсокартона и вбил его в дырку, он вошел, как влитой. Закрутив на него крючок, я спросил у дочери.
– Что повесим сюда, чтобы скрыть наше безобразие?
– Хм, не знаю, – Аня засуетилась по комнате,
