избегая с ними встреч? Вдруг никто понятия не имеет, что они там обосновались? А что? Это вполне вероятно. Они тихие и скромные, не устраивают скандалов или шумных вечеринок, сюда не заходят. И им тоже никто не мешает, потому что если кто и пройдёт зачем-либо в ту часть, то днём, когда непрошенные жильцы спят.
Обрисовав такую мирную картину заселения замка, Генрих расхохотался, и я тоже не мог не улыбнуться. Успокоившись, он продолжал:
- Я веду к тому, что если там кто-то есть, то ему может не понравиться твоё появление в неурочный час. Он привык, что ночью ему не докучают, а вдруг туда вваливаешься ты. Он не поймёт, что это разовый визит, решит, что спокойная жизнь кончилась, и рассердится. А вдруг он не один, а там целая семья призраков, да ещё и многодетная семья? Хочется тебе с ними объясняться?
- Нет там никаких призраков, - решил я, невольно смеясь. – Если бы они там были, то это бы как-то проявилось.
- А может мне потому делается не по себе с заходом солнца, что я их чувствую? – спросил Генрих, становясь серьёзным. – Не Фрица же я боюсь, в самом деле.
Теперь задуманная мною ночная вылазка показалась мне ещё страшнее, а оттого привлекательнее.
- Вот я и проверю, есть там кто или нет, - решил я. – Если это не запрещено, то сегодня ночью я и отправлюсь. Надеюсь, твой дядя не совершает такие же экскурсии? Мне бы не хотелось, чтобы мы приняли друг друга за выходцев с того света и перепугались до смерти.
- Надеюсь, что нет. Он всё время сидит у себя. Если он не бродит по замку днём, то зачем ему это делать ночью? Но мне не нравится своя идея. Давай сделаем так: завтра мы погуляем там в сумерках, а уж потом, если у тебя не исчезнет охота… Ты храбр, но безрассуден. К чему искушать судьбу? Ты готовишься стать писателем, у тебя развито воображение, богатая фантазия. Зачем самому делать то, что ты можешь заставить сделать своего героя? Да ты выдумаешь такие страхи, о каких в потустороннем мире не имеют понятия. Полагаю, что, в действительности, в той части замка ночью есть только возможность сломать ногу, а не встретиться с привидением.
Упоминание о писательском будущем подкрепило мою пошатнувшуюся было решимость.
- Ночью я туда загляну, а утром расскажу тебе о своих впечатлениях, - твёрдо сказал я.
- Н-не-ет, - протянул славный Генрих. – Так не годится. Одного тебя я туда не пущу. Тебе обязательно нужно иметь компанию. Мало ли что может тебе показаться?! Я не хочу посылать твоей семье известие о твоей внезапной кончине из-за разрыва сердца. Мне совсем не улыбается такая прогулка, но раз уж ты настроился, то пойдём вместе.
Я не смог бы выразить ему свою благодарность, настолько она была велика. Я и не пытался. Вместо слов я горячо пожал ему руку. Надеюсь, что он меня понял.
- Только ни слова Марте, - поставил условие мой друг. – Ты её видел и наверняка заметил, что она нервна и впечатлительна. Если она узнает, что мы решили рискнуть лишиться рассудка, она сойдёт с ума от беспокойства ещё раньше, чем мы – от страха.
- Пусть тебя это не тревожит, - заверил я его. – Я не скажу ей об этом ни слова.
На горячую голову легко принять сумасбродное решение, но когда возбуждение уляжется и начинаешь рассуждать здраво, то приходится корить себя за поспешность. Вот и у меня так получилось. Когда нас позвали к ужину, всякое желание идти ночью в заброшенную часть замка бесследно исчезло. Но как скажешь человеку, который восхищается твоей смелостью, что передумал?
Если бы за нами зашла Марта, я бы не утратил остатков мужества, но то был Фриц. Увидев чёрный платок с прорезями и страшные глаза, я уже с ужасом думал о предстоящем приключении.
Как и обещала Марта, на ужин был подан чай с пирогом. Барон уже сидел в столовой. Зачем он пришёл, я, честно говоря, не понял, потому что он не притронулся к пирогу, а его чашка так и осталась полной. Добро бы, он жаждал общения. Но нет, он лишь вынуждал себя разговаривать, выполняя тяжкий долг хозяина.
Едва мы вошли, он сказал своему слуге:
- Фриц, принеси то мне в кабинет сразу и можешь отдыхать. До утра твоя помощь не понадобится.
Тот поклонился и исчез.
- Когда я взял Фрица на службу, я не думал, что мне так повезло, - сообщил барон, выждав, когда человек, о котором он говорил, не сможет его услышать. – Он оказался мастером в любом деле. Он и готовит, и убирает, и помогает мне. Несчастный! Генрих, конечно, рассказал вам о нём?
Мой друг толкнул меня ногой.
- Да, барон.
- Надеюсь, что ему здесь хорошо, - продолжал хозяин. – Во всяком случае, это единственное место, где он может считать себя в безопасности.
Генрих вновь дал мне понять, что я не должен удивляться.
- Я рад за него, - согласился я.
- Завтра я покажу вам свой музей, - пообещал барон, оживляясь. – Я собрал неплохую коллекцию старинных предметов, некоторые насчитывают не одно тысячелетие. Всех пугает одна комната. Посмотрю, насколько крепкие нервы у вас… молодой человек.
Он явно забыл моё имя.
- Джон не испугается, дядя, - поручился за меня Генрих. – Вы не можете себе представить, насколько он смел.
Барон растянул губы в улыбке, кивнул нам, пожелал доброй ночи и ушёл.
Я вновь обратил внимание на то, как ожила Марта, сидевшая до этого почти безмолвно и словно боясь сделать лишнее движение. Но она недолго оставалась с нами.
- Надеюсь, вы меня извините, Джон, если я вас покину? Увидимся утром, а сейчас я хочу уйти к себе. Я не люблю задерживаться здесь допоздна.
Выходя со свечой в руке, она приостановилась в дверях и быстро оглядела коридор. После этого она обернулась, приветливо нам улыбнулась и скрылась.
Я был несколько обескуражен, обнаружив, что она не проявляет ко мне тех чувств, какие, я в этом убеждён, я уже тогда испытывал к ней, но рассудок подсказал мне, что и я со стороны кажусь вежливым, но холодным.
Шаги девушки были отчётливо слышны. Они остановились, послышался звук открываемой двери и сразу же раздался приглушённый вскрик. Мы с Генрихом вскочили и выбежали в коридор.
- Марта, что случилось? – спросил мой друг.
Он не повышал голоса, должно быть, опасаясь потревожить дядю, а может, боясь появления Фрица. Хоть он и считал меня хладнокровным англичанином, но я бы на его месте прокричал эти слова.
- Ничего страшного, - успокоила нас девушка. – Это всё нервы. Я такая глупая, что боюсь темноты. С детства боюсь. Мне так и мерещатся всякие ужасы. Вот и сейчас, когда я открыла дверь, мне показалось, что на меня кто-то смотрит.
- Почему же вы не сказали этого раньше? – спросил я. – Мы бы проводили вас…
- Глупости! – прервал меня Генрих немного сердито из-за пережитого волнения. – Детские страхи. Ты, Марта, до сих пор не повзрослела. И ты слишком засиделась дома. Мы с Джоном намерены брать тебя с собой на прогулки…
- Спокойной ночи, - торопливо попрощалась Марта и скрылась за дверью.
Послышался звук задвигаемого запора. Генрих сделал мне знак вернуться в столовую.
- Теперь ты понимаешь, почему я о ней беспокоюсь? Что за глупые страхи? Да она ребёнком не боялась темноты, а сейчас вдруг ей мерещатся всякие ужасы. На неё так действует атмосфера этого замка. Она слишком молода, чтобы запереть себя здесь и видеть только дядю и Фрица. – Он помолчал. – Надеюсь, у тебя пропало желание идти в нежилую часть ночью?
- Наоборот, укрепилось, - солгал я. – Но прежде чем мы пойдём туда, скажи, что имел в виду твой дядя? Почему Фриц только здесь чувствует себя в безопасности? И почему ты толкал меня ногой?
- Потому что я немец и мне хотелось представить свой народ лишённым недостатков. На тебя может оказать неприятное впечатление отношение моих соотечественников к Фрицу, и ты не примешь во внимание, что люди везде одинаковы и у тебя на родине дядин слуга встретил бы точно такой же приём. Сам я ничего не мог видеть, поэтому говорю с дядиных слов. Ты ведь сам убедился, что Фриц не просто уродлив, а страшен, поэтому люди боялись его, гнали прочь, преследовали. Я слышал, что его чуть было не собирались как-то страшно убить, чуть ли не всадить в него кол. Любой явный физический недостаток отталкивает, а некоторых заставляет быть злыми и беспощадными. Я осуждаю издевательства над калеками, но в случае с Фрицем… Не знаю, как бы я сам повёл себя на месте какого-нибудь крестьянина, если бы человек с такой внешностью постучался в мой дом. Наверное, схватил бы вилы, приняв его за непрошенного гостя с ближайшего кладбища.
- Но как он стал таким? Или он таким родился?
- Кто знает? Тёмная история. И не спросишь его. Во-первых, это может быть ему очень неприятно, а во-вторых, он не ответит. И дядя рассердится. Это будет третьим пунктом.
- Несчастный, - пожалел я Фрица, но не уверен, что сочувствие не сменилось бы ужасом и отвращением, если бы он внезапно появился перед нами. Одновременно меня мучила мысль, что юная девушка вынуждена постоянно видеть этого человека.
- Зато здесь он чувствует себя в безопасности, а за дядю готов умереть, как верный пёс. И полезен ему до… до обидного. Меня дядя не пускает к себе без специального приглашения, а Фрицу можно входить к нему хоть днём, хоть ночью. Я сам не раз видел, как они закрывались в дядиных комнатах ночью, а расставались только под утро. А для остальных повешены таблички с надписью «Не входить». Честное слово, даже слуга ему ближе родного, вернее, двоюродного племянника.
В эту минуту Генрих был похож на толстого мальчика, раздосадованного проявленной к нему несправедливостью. Однако вскоре он отбросил неприятные мысли и рассмеялся.
- Жалуюсь, словно меня, и впрямь, обидели, - пояснил он. – А если вдуматься, то дядя и не мог выбрать себе в помощники никого другого. Меня здесь почти не бывает, не Марту же ему призывать.
Я согласился с таким доводом.
- А теперь перейдём к нашему предприятию, - продолжил он. – Может, перенесём его на другую ночь? Ты успеешь здесь освоиться, и тогда, надеюсь, эта вылазка произведёт на тебя меньшее впечатление. Как бы ни был ты храбр, но побереги себя.
- Тогда надо идти именно сегодня, - возразил я, в глубине души желая, чтобы Генрих настоял на своём.
- Раз ты твёрдо решил, то надо идти, - с тяжким вздохом сказал мой великодушный друг. – Но я не хочу брать свечи, ведь их задует любой сквозняк. Я видел, где хранится фонарь. Если он до сих пор там, то он нам поможет. Помню, он был возле прохода в нежилую часть.
- Значит, туда ходят по ночам? – спросил я.
Генрих задумался.
- Не знаю… не думаю… Зачем кому-то понадобится идти туда ночью? Наверное, фонарь держат там на всякий случай. А может, уже не держат. Будет неприятно, если его там оставили случайно, а сейчас мы его не найдём.
Как бы мне хотелось, чтобы фонаря не оказалось и мой друг отложил наше приключение на следующую ночь, когда он его раздобудет! Что меня побудило настоять на сегодняшней ночной прогулке? В меня словно вселился какой-то демон, заставлявший поступать вопреки здравым рассуждениям Генриха.
Мы пошли проверить, находится ли фонарь на том месте, где мой друг его когда-то видел, и нашли его. Надежда на то, что прогулка будет отложена, исчезла. Мы посовещались и решили подождать часа два, чтобы попасть в заброшенные помещения как раз к тому времени, когда, по общему мнению, потусторонние силы получают свободу. Пока что мы пошли в мою комнату, более уютную, чем комната Генриха.
Мой друг был прав, удивляясь смелости человека,
