давно не заглядывал в музей, а когда попал туда перед своим отъездом в Англию, на меня вид всех этих щипцов, масок, кресел и прочих кошмарных предметов так подействовал, что мне, как и Марте, даже почудилась кровь на некоторых предметах. Моя собственная, не вымышленная воображением кровь буквально застыла в жилах. Глупость, конечно, но если у тебя слабые нервы, Джон, то поменьше смотри на эти ужасы, а сосредоточься на мумиях и саркофагах, потому что дядя ими очень гордится и охотно будет о них рассказывать. А теперь приготовься: вот за этим холмом перед твоими глазами предстанет самый настоящий баронский замок.
- Баронский? – удивился я.
- Да, мой дядя носит титул барона. Но ты не пугайся, он человек простой и не любит церемоний.
Я отнюдь не сноб и не преклоняюсь перед знатью, но ведь и знать бывает разная. Одна её разновидность ждёт преклонения, а другая не стремится выделиться среди обычных людей. Меня успокоило заверение Генриха, что его дядя – человек простой.
Как мой проводник и обещал, замок предстал перед нашими глазами сразу и во всей красе. То есть, я не могу чистосердечно назвать его красивым, потому что считаю наши английские замки и особняки не в пример лучше. Но всё-таки это был старинный замок немецкого барона, и для меня, неискушённого иностранца, представился величественным хранилищем многовековых тайн. Если бы я увлекался не запретными науками, а историей, то сразу бы определил, что замок нельзя назвать по-настоящему старинным и к нему больше бы подошло определение «старый», потому что ему было не больше трёхсот лет. Но я постоянно пребывал между реальной жизнью и фантазиями, поэтому моему воображению было бы достаточно и ста лет существования замка, чтобы превратить его в место паломничества неприкаянных душ, когда-то здесь обитавших в телесной оболочке.
- Как тебе нравится наш родовой замок? – самодовольно спросил Генрих.
При словах «родовой замок» я посмотрел на своего друга немного другими глазами.
- Генрих, а кто унаследует титул после смерти твоего дяди? – спросил я.
- Полагаю, что он перейдёт ко мне, - ответил тот. – Честно говоря, я об этом совсем не думаю, но, если поразмыслить, то ближайшим наследником являюсь я. Но у меня совсем нет честолюбия, и я удовлетворился бы наследством в виде замка, а не знатности. Только я и о таком наследстве не думаю, потому что дядя здоров и умирать не собирается, чего и я ему не желаю. Пусть живёт до глубокой старости и любуется на свои коллекции, а моя задача – получить образование, проявить свои способности в выбранной профессии и, может быть, даже прославиться. Проще говоря, мне надо встать на ноги. Но Марту я всё-таки буду отсюда забирать, и ты, Джон, мне в этом поможешь. Сначала нам нужно будет всего лишь приглашать её с собой на прогулки вокруг замка, а потом очередь дойдёт и до поездок в ближайший город.
Между тем, мы уже достаточно приблизились к замку, чтобы рассмотреть его в деталях. Я не был знатоком в содержании домов, но даже я подумал, что строение нуждается в ремонте. Очевидно, его хозяин был слишком занят своим собранием древностей, чтобы уделить внимание фундаменту и стенам своего жилища.
- Ветшает старина, - проговорил Генрих, отвечая не то своим, не то моим мыслям. – Дядя совсем его запустил, а ведь требуется не так уж много, чтобы вернуть ему надлежащий вид. Наверное, мне следовало бы стать инженером или архитектором, потому что я сразу вижу, какие работы надо провести, чтобы отремонтировать здание. Но меня почему-то привлекает профессия юриста.
Мы подошли к замку вплотную, и Генрих положил руку на выступ.
- Здесь родились и выросли мой отец и оба его брата. Как печально, что из трёх сыновей моего дедушки, родного и приёмных, то есть племянников, до зрелых лет дожил только один. Не знаю, помнит ли Марта свою мать, и не хочу её об этом расспрашивать, но если помнит, то каково ей проходить мимо комнаты, где та умерла? Впрочем, все люди смертны и в каждом доме есть комнаты или комнаты, где кто-то умер. Видно, я переношу свои чувства на других. Это я после смерти отца никогда не был в доме, где он жил. Мне было бы невыносимо видеть ту комнату, где нерадивый слуга оставил на полу предмет, о который отец разбил себе голову. Я не хотел бы, чтобы осудили невиновного, но, если рассудить здраво, то этот слуга не был так уж невиновен. Ведь по его оплошности отец разбил себе голову. Надо было уволить этого лентяя ещё раньше. А ведь он даже спасибо не сказал моему дяде за то, что тот оказался способен засвидетельствовать его непричастность к смерти хозяина.
Мне показалось странным такое рассуждение. Генрих был уж слишком пристрастен. Да и в какой форме слуга мог бы выразить свою признательность? Спасибо, что вы оказались возле моего хозяина в момент его смерти?
Мы обошли замок, миновали центральный вход и приблизились к боковой двери. Генрих постучал. Я с удовольствием смотрел на массивное кольцо, издающее такой громкий, солидный, основательный стук. Вроде бы, эти мощные удары должны были переполошить всех здешних обитателей, но нам пришлось ждать, и, как это всегда бывает, ожидание показалось затянувшимся.
- Это я, Фриц, - сказал кому-то Генрих. – Я и мой друг, о котором я говорил дяде.
По-видимому, где-то имелось потайное окошечко, через которое посетителей обозревали, прежде чем впустить внутрь.
Почти тотчас же дверь открылась, причём я не услышал щёлканья замка или звука отодвигаемого засова.
Мой друг не напрасно потратил столько времени, описывая внешность слуги своего дяди и подготавливая меня к его уродству, иначе при виде этого человека я бы, наверное, вскрикнул и отшатнулся. Даже теперь я с трудом заставил себя не вздрогнуть.
Фриц сейчас же отступил в полумрак прихожей, словно надеясь, что его не успеют разглядеть, но и кратного мига было достаточно, чтобы в дальнейшем этот образ представал в ночных кошмарах. Как и говорил Генрих, его лицо было закрыто платком с прорезями для глаз. Ему бы носить жёсткую маску, тогда прорези были бы маленькими и хорошо скрывали то, что Фриц пытался спрятать, но мягкая ткань имеет обыкновение сдвигаться, поэтому отверстия для глаз были значительно больше необходимого и позволяли видеть не только очень светлые глаза, но и что-то отвратительного красновато-коричневого цвета, что, вероятно, было веками и кожей вокруг век. Невозможно представить, какой ужас скрывал платок.
Слуга чуть поклонился, и Генрих повёл меня по неширокой лестнице на второй этаж. Я предположил, что первоначально эта часть замка предназначалась для проживания прислуги, очень уж непритязательность прихожей и лестницы не гармонировала с внешним обликом строения.
На обширной верхней площадке, нависавшей над прихожей первого этажа и ограниченной каменной балюстрадой, я приостановился от неожиданности, потому что к стене был прислонен поставленный вертикально саркофаг, расписанный древнеегипетскими символическими рисунками, с отлично сохранившемся изображением лица покойного, для которого он был сделан. На мой взгляд, ему было здесь не место.
- Мы идём сразу в музей? – спросил я.
Генриха разобрал смех.
- Это… Это… - всхлипывал он.
Я недоумевал.
- Фриц, предупреди барона, что мы приехали, - распорядился мой друг, успокаиваясь. – Мы будем в гостиной.
Оказывается, слуга неслышно поднялся вслед за нами и теперь стоял сзади, безгласный и неподвижный. Я сейчас же припомнил признание Генриха в том, что его охватывает озноб, когда этот человек появляется неожиданно, так как и я с трудом скрыл невольную дрожь. Слишком светлые немигающие глаза на фоне чёрного шёлка казались неестественными, мёртвыми.
Фриц снова слегка поклонился и удалился бесшумной скользящей походкой.
- Это не саркофаг, а большая ошибка моего дяди, - заговорил Генрих, вновь засмеявшись. – Я-то в этом не разбираюсь, но дядя утверждает, что он поддельный. Заподозрил он это через несколько лет после покупки и страшно рассердился, что естественно, ведь деньги были потрачены большие, а тип, который его продал, давно испарился. Дядя не мог потерпеть подделки в своём замечательном музее и сгоряча решил выкинуть этот расписной фигурный ящик вон из замка. Вдвоём с Фрицем они с трудом доволокли его до этого места и решили передохнуть. Пока они переводили дух, гнев дяди остыл, но возникло сомнение, не ошибся ли он, приняв подлинник за подделку. Он ещё раз осмотрел гроб и ни к какому выводу не пришёл. Вроде, фальшивка, а вроде, нет. Тащить эту громоздкую штуковину обратно или без церемоний спустить по лестнице и вытолкнуть за дверь? На всякий случай он решил оставить саркофаг здесь в качестве украшения, по моему мнению, сомнительного. Жаль, что меня здесь не было и я не видел всей этой кутерьмы. А занятная вещица, ты не находишь? Крышка тяжёлая, но её можно отодвинуть, только незачем, ведь внутри пусто. У дяди в музее есть ещё парочка саркофагов, огромный и поменьше. Он говорит, что в маленький укладывали мумию, а потом всё это помещали в большой.
Я со смешанным чувством разглядывал саркофаг. Он был потёрт и казался очень древним. Если подозрение дяди Генриха неосновательно и это подлинная вещь, то в неё два-три тысячелетия назад поместили мумифицированное тело какого-то египтянина, вероятно, непростого звания… Дальше фантазия нарисовала и жуткий обряд обработки трупа, насколько мне было об этом известно, а потом унесла меня в такие мистические дебри, что об этом лучше не рассказывать.
- Пойдём скорее, - спохватился мой друг.
Он провёл меня по длинному не очень широкому коридору в большую гостиную, обставленную старинной тяжеловесной мебелью, показавшуюся мне мрачноватой. Да ещё шторы были почти совсем задёрнуты и пропускали мало света.
Хозяин замка появился очень скоро. Это был бледный худой мужчина, по-видимому, близорукий, потому что прищуривался, когда пытался что-то разглядеть, с редеющими русыми волосами, обещавшими вскоре обеспечить ему лысину, одетый в поношенный костюм. Словом, этот невзрачный человек мало соответствовал тому образу барона, да ещё владельца замка, который я рисовал в воображении.
- Добрый день, - поздоровался он ещё от двери и бросил странный взгляд на окно, словно и тот тусклый свет, который пропускали шторы, очень ему мешал. – Генрих предупредил меня, что с ним приедет его старый товарищ-англичанин. Раз видеть вас в нашем доме. Я барон фон Офтердинген, дядя вот этого молодого человека. Полагаю, вы не сумеете повторить моё имя даже с пятой попытки, поэтому обращайтесь ко мне попросту «барон». А вы…
- Джон, - ответил я. – У вас очень красивый замок.
- Я бы предпочёл жить в современном доме, не очень большом, но удобном, - возразил барон, улыбнувшись.
Его улыбка была необычна. Он растягивал губы, но не показывал зубы, как это делает большинство из нас.
Мне казалось, что этот человек тяготится или пребыванием в гостиной, или своей обязанностью хозяина приветствовать гостя.
- Вы благополучно сюда добрались? – спросил он.
- Да, барон. И мне понравилась местность.
- Полагаю, вы мало что разглядели из окна экипажа.
- Мы шли пешком, дядя, от самого… - Генрих назвал место, где стояла гостиница. – Всё-таки мы путешественники и должны больше передвигаться на своих ногах.
- Это
