того, в произношении ощущался иностранный акцент. Я вскочил, обернулся и вгляделся в молодого человека, с радостной улыбкой шедшего ко мне.
- Не узнаёшь? Неужели я так изменился?
- Генрих? – недоверчиво спросил я.
- Ну да, Генрих, - подтвердил тот. – Живой, во плоти и крови, притом изрядном количестве плоти, а то ты смотришь на меня так, словно я бесплотный дух.
Это, в самом деле, был мой прежний товарищ по колледжу, с которым я сдружился за те два года, пока он учился с нами. Потом ему пришлось уехать на родину, потому что умер его отец, а поскольку матери он лишился ещё раньше, то он стал круглым сиротой. Мне смутно помнилось, что над ним брал опекунство его ближайший родственник.
Я присмотрелся внимательнее и распознал в повзрослевшем Генрихе много знакомых черт. Он был по-прежнему белокур, миловиден и подчёркнуто, не по-нашему, аккуратен. Про изрядное количество плоти он сказал справедливо. Если раньше это был полный мальчик, то теперь его, пожалуй, можно было бы назвать солидным, а при его среднем росте солидность превращалась в тучность.
- Генрих, - повторил я, не в силах оправиться от изумления. – Но как же тебя занесло к нам, в такую глушь?
- Я сам опешил, когда тебя увидел, - признался он. – Глазам своим не поверил, думал, что ошибся. Вроде, ты говорил, что живёшь в Лондоне или где-то поблизости. Или я ошибаюсь?
Это была обычная манера людей – забывать или попросту пропускать мимо ушей то, что им говорят. Я, в расчёте, что скану писателем и буду использовать в своих произведениях много из, казалось бы, несущественного, выработал в себе привычку слушать вполуха, но слышать, откладывая услышанное к себе в память на хранение, словно в секретер или ящик письменного стола.
- Нет, я живу здесь, - возразил я. – В крупных городах я почти не бываю.
- Видно, я что-то перепутал, - с лёгкостью согласился Генрих. – Может, кто-то другой говорил, что живёт под Лондоном, а я решил, что это ты. Только не подумай, что, приехав в Англию, я рассчитывал встретить тебя или кого-нибудь из прежних знакомых. Это было бы труднее, чем искать иголку в стоге сена. Я бы и мимо тебя прошёл, не узнав, если бы увидел тебя в другом месте. Но ты сидел на бревне на кладбище, а это сразу напомнило мне мальчика, который когда-то любил уединяться в таких местах. Сразу замелькали воспоминания о том славном времени. Я даже подошёл поближе, чтобы видения стали ярче, а подойдя, узнал тебя. Как же я счастлив, Джон! То я путешествовал безвестным иноземным туристом, а теперь, вроде, я не совсем чужой в вашей стране, потому что объявился человек, который меня знает.
Сначала мне казалась странной его радость от встречи с бывшим школьным товарищем, с которым столько времени не виделся, но она была такой искренней, что я буквально заразился ею. Мне тоже ясно припомнились те полтора-два года, наши прогулки, беседы. Детство – период откровенности, поэтому я поверял ему свои мысли и мечты, а он мне – свои.
- Помню, что ты хотел стать великим путешественником, - сказал я, улыбаясь. – О величии говорить не берусь, но путешественником ты, по-видимому, стал, раз ты здесь.
Генрих засмеялся.
- Что только не вообразишь в детстве! – согласился он. – Я так и видел себя странствующим по неисследованным областям Африки, Америки, Индии. Но с возрастом понимаешь, что на всё нужны деньги, даже на обычное тихое проживание на родине в качестве юриста, которым я намерен стать. К сожалению, мой отец разорился, и это его убило.
- Я помню, что у тебя умер отец, - подтвердил я. – Это так внезапно случилось. Неожиданно кто-то приехал с этой вестью и увёз тебя. А опекунство над тобой взял родственник, да?
- Какая у тебя память! – удивился Генрих.- Да, опекунство надо мной взял мой двоюродный дядя, брат, точнее, кузен отца, тот самый человек, который оказался возле моего отца в его последнюю минуту. Самого его я видел нечасто, но он оплачивал моё содержание и образование. К нему я приезжал на каникулы, но очень редко.
Мы давно уже сидели на бревне, глядя то друг на друга, то на надгробия над аккуратными могилками, казавшиеся сейчас, если можно так выразиться, уютными.
Не знаю как Генрих, а я словно вернулся в ту пору, когда мы точно так же сидели рядом, но на другом кладбище и говорили обо всём, что приходило в голову.
- Ты рассказывал мне о девочке, которая тебе почти сестра, - сказал я.
- Неужели ты помнишь и это? – поражённо воскликнул он.- Да, она мне почти сестра, хоть и не родная по крови. Марта. Это… Попробую объяснить. Она дочь жены брата моего дяди. Путано получилось. Попытаюсь объяснить ещё раз. У моего дяди было два брата, родной и двоюродный. Они воспитывались вместе, потому что дядя и его родной брат рано осиротели (должно быть, это проклятие нашего рода), и их взяли к себе родители моего отца и растили как своих детей, хотя, по сути, они их племянники. Я сначала считал всех троих родными братьями, лишь потом разобрался в подробностях родословной. Так вот, ещё раз объясняю эту запутанную историю: один из братьев дяди, двоюродный, – мой отец. Про него ты знаешь. Моя мама умерла очень давно, а когда умер отец, то дядя взял заботу обо мне на себя. А второй его брат, родной, умер ещё раньше, чем мой отец. Намного раньше, ещё молодым. Но он всё-таки успел жениться на бедной вдове с ребёнком. Этим ребёнком и была Марта. Когда брат дяди умер, то дядя не оставил дважды вдову без помощи, а ежемесячно выплачивал ей определённую сумму, часто навещал её с дочерью и принимал их у себя. Мой отец тоже следил за их судьбой. Но вдова умерла, не знаю, от какой болезни. Говорят, что она всё слабела, худела… Дядя рассудил, что лучше взять её к себе и нанять сиделку, чем доверять присмотр за ней и сиделкой слугам. Когда она умерла, её дочь Марта так и осталась жить с ним. Сначала это была весёлая маленькая девочка, а сейчас превратилась в красивую девушку, только почему-то её весёлость исчезла. Наверное, ей не хватает общества сверстников или хотя бы просто чьего-нибудь общества. Смерть моего отца и для неё оказалась большой потерей, потому что он постоянно наведывался туда, расспрашивал, хорошо ли ей, старался принести что-нибудь, способное её развлечь, часто брал на прогулку. Он унёс с собой в могилу все удовольствия, которые мог доставить Марте. С ним она потеряла друга и второго опекуна, неофициального, а потому особо ответственного. С ней осталась только гувернантка, но не так давно её уволили и теперь бедная девушка скучает почти в одиночестве в пустом замке.
При слове «замок» моё воображение разыгралось не на шутку. Я так и видел перед собой прекрасную девушку, томящуюся под высокими сводами холодного и мрачного каменного строения. Сразу же подумалось о заточённых принцессах, ждущих своего спасителя, и почему-то о Синей Бороде, убивающего своих жён, хотя этот сказочный, а может, не совсем сказочный персонаж не имел никакого отношения к Марте.
- Неужели у неё нет подруг? – спросил я.
- Мой дядя сторонится общества, - принялся объяснять Генрих. – Он учёный и собиратель древностей. Ему достаточно общения со своими книгами и коллекциями. Он настолько отдалился от мира, что не в состоянии понять, насколько тяжело молодой девушке жить среди этих мёртвых предметов. У него даже слуга похож на экспонат из его музея, кажется таким же ветхим, неживым и немым. При мне он никогда не раскрывал рта, только кивал и чуть кланялся. Когда я вернусь в Германию и приеду в замок, то разведаю тамошнюю обстановку и попытаюсь убедить дядю или хоть немного изменить свои привычки и открыть дом для гостей, или позволить Марте выходить к людям вместе со мной. Я собираюсь снять для себя в городе какую-нибудь небольшую уютную квартирку. Потом поступлю в университет. Если бы Марта была мне родной сестрой, я бы вытащил её из замка хотя бы силой и поселил со мной, но раз она мне не сестра, то это выглядело бы предосудительно. Придётся как можно чаще навещать её. Надеюсь, дядя позволит. Но мы всё говорим о моих делах, а ты о себе помалкиваешь. Чем занимаешься ты?
- Бездельем, - честно определил я своё временное положение.
- То же самое можно сейчас сказать и обо мне, - признался Генрих.- Но какие у тебя дальнейшие планы? Когда-то ты хотел стать писателем. Кем ты намереваешься заделаться теперь?
Я рассказал ему о своих затруднениях.
- Вот я и устроил себе каникулы, - закончил я. – Время на размышления. Только пока я ни до чего не додумался. Как видишь, сижу и читаю книгу о призраках в старинном замке. Ты говорил, что твой дядя живёт в замке. Там случайно не водятся призраки?
Мне показалось (или я только сейчас думаю, что мне тогда показалось), будто Генрих слегка смутился. Однако я точно знаю, что он ответил не сразу, словно замешкавшись.
- Ты меня навёл на хорошую мысль, Джон, - заявил он. – Раз ты здесь, на кладбище, в обществе готического романа пока ещё сосредоточенно выбираешь свой жизненный путь, то, наверное, сможешь это делать в любом другом месте, и оно, кстати, будет для этого гораздо больше приспособлено, ведь на кладбище жизненный путь, как правило, не начинается, а заканчивается, если не считать могильщиков.
Его рассуждения меня рассмешили.
- Вероятно, ты прав, - согласился я. – Здесь больше думаешь о содержании таких вот книг, а не о выборе профессии.
- Вот и я об этом говорю, - подхватил он. – Мне кажется, что, сидя здесь и читая, ты так и не сумеешь определить, кем же тебе стать в ожидании момента, когда в тебе проснётся писатель. А что если тебе поехать со мной? Можем вместе ещё немного попутешествовать по твоей стране, а можем сразу отправиться в мою. Побываешь в Германии, посмотришь, как у нас живут люди. Это прибавит к твоему недостаточному для писателя жизненному опыту немалую толику. Как у тебя обстоят дела с немецким языком?
Я был до того ошеломлён его предложением, что ничего не мог сообразить. Безусловно, такая поездка была бы для меня очень полезна, да ещё она была бы попросту интересна. И поехал бы я не один, не безвестным иноземным туристом, как выразился о себе Генрих, а вместе со старым школьным товарищем.
- С немецким? – повторил я. – С ним у меня обстоят дела неважно. Знаю несколько десятков слов и смогу составить лишь простейшие предложения, да и то с трудом. А уж понять немецкую речь на слух я и вовсе не способен.
- Я так и думал. Вот и ещё один повод поехать в Германию, - сделал вывод Генрих. – Я буду твоим переводчиком, а ты услышишь, как звучит немецкая речь в немецких устах. Возможно, и самому захочется заговорить по-немецки. А как будущий писатель ты, может быть, заметишь у нас что-нибудь особо интересное. Потом мы погостим у моего дяди в его замке. Ты в своих готических романах наверняка не раз читал о старых немецких замках. Теперь тебе предоставляется возможность увидеть один из них воочию. Может быть, именно там зародится сюжет твоей первой книги.
У меня голова кружилась от его завораживающих доводов, а он неожиданно стал очень серьёзен.
- Кроме того, ты и мне поможешь, - сообщил он.
- Помочь тебе, Генрих? Я с радостью. Но в чём? Что я могу сделать?
- Я постоянно думаю о Марте, - объяснил он. – Она всё время одна, лишена всяких радостей и удовольствий, потеряла вкус к жизни. Если в замке появится гость, да не просто гость, а приятный молодой человек, это её встряхнёт,
