испытывать судьбу. Смельчаки, поджигайте хворост сразу с четырёх сторон!
Он без сожаления смотрел, как пламя пожирает дорогой чемодан из отличной кожи, потому что после стольких падений он имел слишком уж непривлекательный вид.
- А как же рукопись! – спохватилась Зинаида Михайловна.
Девушки, увлёкшиеся процессом торжественного сожжения, растерялись, и даже Надежда Николаевна смотрела на гостя вопросительно.
- Всё равно она промокла, и записи было бы невозможно прочесть, - громко ответил Василий Георгиевич. – Придётся передать её содержание своими словами.
Он видел, как прояснились лица дворовых, когда догорели последние ветки. Он таинственного чемодана осталась лишь горсть пепла, смешавшаяся с пеплом от хвороста, злые чары рассеялись, а чёрные тучи, обложившие небо, обещали такой ливень, который уничтожит даже сам пепел.
- Матрёна, распорядись, чтобы лошадь распрягли и отвели в конюшню, а кучера накормили, - велела Зинаида Михайловна. – А если гроза затянется, то пусть он едет завтра поутру.
Улучив момент, Василий Георгиевич выудил вещи из-под кустов и благополучно принёс в свою комнату. Он сел в большое покойное кресло и принялся рассматривать объёмистую тетрадь. Как это ни странно, но она пострадала не так уж сильно. Вероятно, одежда впитала в себя просочившуюся внутрь чемодана воду, а сама тетрадь промокла лишь с краёв да кое-где размылись буквы и отдельные слова, которые всё же можно было разобрать.
После обеда, когда от гостя потребовали обещанный рассказ о таинственных событиях, он принёс тетрадь и подарки.
- Князь Василий, да что же это такое? – удивилась Надежда Николаевна, с удовольствием прикалывая брошь необычной формы. – Мы своими глазами видели, как сгорел твой чемодан. В дом ты не заходил и не мог вынуть свои вещи незаметно от всех…
Девушки и Зинаида Михайловна любовались своими подарками.
- Ещё большим чудом было бы, если бы моя одежда успела высохнуть и я переоделся, - ответил Василий Георгиевич. – Как видите, чемодан, в самом деле, оказался волшебным. Он сгорел, но сохранил мои вещи в целости и почти сохранности.
Зинаида Михайловна посмотрела на него с подозрением.
- Надеюсь, вы не поломали мои цветы? – спросила она.
- Нет, я вытряхнул чемодан среди роз, а они крепкие ребята.
- Тебе удалось провести всех, - признала Надежда Николаевна. – Но я боюсь, как бы Матрёна не подвела.
Она не заметила, что упомянутая старуха только что вошла в комнату.
- Матрёна-то не подведёт. Никогда не подводила, не подведёт и сейчас. Буду молчать, словно в рот воды набрала. Но только нехорошо с твоей стороны, Вася, так себя вести. Я уж было успокоилась, а теперь…
- Все беды были только от чемодана, - заявил Василий Георгиевич. – Сам я не додумался, отчего так происходит, но заметил, что с тех пор как я его купил, меня преследовали неудачи. А от содержимого это не зависело. Должно быть, тот человек, который его изготовил, имел дурной глаз.
- А может и так, - согласилась Матрёна. – Известно, что та вещь дольше служит и приносит больше пользы и радости, которая сделана с добрыми помыслами. Вон Семёновна поругалась с соседкой, пришла домой и детей поколотила, а после этого села метлу вязать. Ну, поколотила бы, душу отвела да и успокоилась бы. Так нет же! Вяжет её, а сама от злости так и трясётся. И что же?
- Что? – переспросил гость.
- А то, что сама об эту самую метлу и споткнулась. Да так споткнулась, что упала и колени в кровь разбила. Вот так-то. Любое дело надо с добрыми мыслями делать.
- Стало быть, хорошо, что я от своего чемодана избавился, - заключил Василий Георгиевич.
- А раз всё так хорошо закончилось, чемодан сгорел, а рукопись уцелела, то и зачитай нам её, - сказала Надежда Николаевна.
- Повторяю, что она длинная. Слушайте внимательно, не уподобляйтесь тем торопливым читателям, которым скучны рассуждения героев и которые ждут только действий. Здесь и, как я убедился, во многих книгах, самый смысл заключается именно в том, что автор подметил, о чём подумал, о чём, как ему показалось, подумали другие. Наиболее внимательный читатель, а точнее, слушатель, сможет очень быстро понять, что же такое происходит там, где автор оказался, а может, кое-кто поймёт это ещё до первого обеда, который очень подробно описан. Поэтому приготовьтесь слушать внимательно, чтобы не пропустить ни единой мелочи. Рукопись написана по-английски, но я постараюсь, чтобы она не проиграла от перевода.
- Мне кажется, она даже выиграет, - сказала Маруся.
- Спасибо, Мария Ивановна, но я так не думаю. И ещё я хочу, чтобы вы, слушая чтение, ни на минуту не забывали, что это не роман, не вымысел, а доподлинная история. Человеку, который подробно записал всё, что с ним произошло, можно верить в каждом слове, вплоть до ничтожнейших мелочей.
- Мы готовы, - сказала Зинаида Михайловна.
Матрёна подумала и присела на стул возле двери. Ей было любопытно, что же за историю прочитает сейчас гость. Уж сколько интересных рассказов она от него слышала, но никогда он не предупреждал, чтобы слушатели были особо внимательны.
- Придвигайся ближе, тётка Матрёна, - предложил князь.
- Нет, Васенька, мне здесь будет удобнее слушать. Так я не буду отвлекаться.
- Начинай, Вася, - подала команду Надежда Николаевна. – Девочки уже заждались.
Василий Георгиевич начал переводить с листа, и если бы присутствующие не видели этого, а лишь слышали его выразительный, богатый оттенками голос, то могли бы подумать, что он имеет перед глазами уже готовый и тщательно отрепетированный текст. Чтение продолжалось долго, прерываемое для отдыха, трапез и прогулок, во время которых высказывались предположения и догадки, но князь Василий не желал отвечать на вопросы и делиться своими мыслями, пока не была дочитана последняя страница. Вот что узнали внимательные слушатели.
Я с детства мечтал стать писателем, сочинять рассказы, повести и романы, то беря сюжеты из жизни, то полностью отдаваясь во власть фантазии. Мог ли я предположить, что это желание осуществится столь странным и страшным образом, причём моё творение будет правдивым с начала и до конца, а его могут счесть, а, скорее всего, и сочтут, выдумкой или, что ещё вероятнее, бредом сумасшедшего? У меня много, даже слишком много, свободного времени, которое мне некуда употребить, нет недостатка в бумаге и письменных принадлежностях, а герр Шульц настоятельно рекомендует мне обстоятельно, последовательно, не пропуская мелочей, написать всё, что со мной произошло, именно так, как я это тогда воспринимал, что при этом думал и даже то, что, как мне казалось, думали другие. Возможно, это дельный совет. Будет даже хорошо, что я ещё раз, не торопясь, не отвлекаясь, припомню все подробности, расположу события по порядку, а не так сумбурно и хаотично, как это получается при устном изложении. Такое занятие поможет мне самому всё как следует обдумать, а главное, у меня есть слабая надежда, что, прочитав связный рассказ, мне, может быть, наконец-то поверят.
Всякий в моём положении начал бы с жалоб на несправедливость людей и судьбы, а ведь именно её упрекают во всех бедах, но я предоставлю читателям самим сделать правильный вывод.
Обычно принято представляться, что сделаю и я, несмотря на то что пишу не роман, а реальную историю, и предназначена она не для безвестных читателей, а для людей, хорошо осведомлённых, кто я, откуда и что со мной приключилось.
Меня зовут Джон. На всякий случай, если эта рукопись попадёт в чужие руки, я скрою свою фамилию. По причинам, которые вскоре будут понятны, я не хочу, чтобы на мою семью пала тень, если мой поступок так и останется истолкованным превратно. Столь же щепетильно я отнесусь и к другим действующим лицам.
Итак, меня зовут Джон, я родился на северо-западе Англии в семье, не скажу, что знатной, однако весьма уважаемой и достаточно обеспеченной, чтобы дать мне приличное образование и предоставить свободу выбора дальнейшей деятельности. К тому времени, с которого начинается моё повествование, я только что окончил заслуживающее всяких похвал учебное заведение и пребывал в нерешительности, к какому виду занятий тяготеет моя душа, или, если быть точным, моя душа испытывает наименьшее отвращение. Я мечтал стать творцом характеров, судеб и ситуаций, постоянно пребывать в образах и мире своих героев, но чувствовал, что слишком молод, слишком мало повидал и испытал, чтобы стать писателем. Однако в ожидании, когда мой жизненный опыт пополнится настолько, что я смогу, образно говоря, влезать в шкуру любого человека и видеть мир его глазами, надо было выбрать какую-то профессию, которая определила бы моё положение в обществе и давала бы средства к существованию, тем самым позволив не злоупотреблять щедростью родителей, а ведь у них, помимо меня, было ещё двое сыновей и три дочери. Но пока я больше предавался лени, чем размышлениям о будущей жизни, сочтя, что имею право на небольшую передышку после окончания колледжа и перед поступлением в высшее учебное заведение. Я ничего не делал, лишь жадно читал, в основном выбирая книги на любимую тему о призраках, вампирах и колдовстве, причём не только романы, но и свидетельства людей, достойных всяческого доверия, а также научные изыскания на этот, вроде бы, противоречащий науке предмет. У меня с раннего возраста было пылкое воображение, а с годами оно ещё более развилось, поэтому я впитывал каждую строчку так, словно бы это случилось со мной.
Какое множество людей смело заявляют, что не верят в магию и сверхъестественные силы! Но кто из них решится в одиночку переночевать в каком-нибудь заброшенном доме с дурной славой? Так стоит ли принимать во внимание все их заверения? Каждый, или почти каждый, человек, признаётся ли он в этом открыто или таится сам от себя, в глубине души знает, что иногда происходят явления, которые не дано понять нашему ограниченному разуму, и что существуют избранные, имеющие особый дар вызывать некие таинственные силы и даже управлять ими. Меня очень занимали эти вопросы, хотя сам я ни разу не попытался произносить заклинания или совершать обряды, известные мне из разрозненных источников, которые мне удавалось раздобыть. Я полагал, да и теперь полагаю, что на подобные действия может отважиться лишь тот, кто досконально изучил эту тёмную науку и знает, как надо действовать в непредвиденных ситуациях, чтобы не навредить ни себе, ни другим. Выпустив в наш мир дьявола или его подручного, надо уметь выдворить его отсюда и загнать обратно. Да мне и ни к чему было обладать такими глубокими познаниями, ведь я не собирался колдовать и общаться с духами или нечистой силой. Я любил об этом читать, и в то такое недавнее, но кажущееся далёким время я мечтал самому присутствовать при каком-нибудь загадочном событии. Каким же я был наивным глупцом!
Однажды я придавался лени, чтению и фантазиям, сидя на поваленном дереве на краю кладбища (а где же сильнее воспринимаешь рассказы о потусторонних явлениях, как не на кладбище?), когда меня окликнули по имени.
- Джон??? Это ты???
И такие изумление и недоверие были в этом возгласе, что сразу стало понятно, что человек не из нашего далёкого от деловых центров и основных дорог городка, где каждому было известно о моём возвращении домой. Кроме
