без рук, – можно и пустить в ход кулаки, и пару раз вдарить ими по стене (всё равно ты, пока нет телефона, как бы фигурально без рук).
– Вот же сволочь! – прикрикнул Владислав, схватившись за руку от боли, после того как врезал ею по стенке. Да так крепко, что от неё оторвался кусок штукатурки, а рука начала кровоточить. Ну и Владислав, у которого и так всё внутри было на нервах, а тут ещё всё так идёт наперекосяк, несколько больше разошёлся в гневе, чем он себе до этого когда-либо позволял. И он, бросив на бетонный пол телефон, начал его вбивать ударами своих ботинок. Когда же он, таким образом, немного выпустил пар, то тут же начал в уме искать того, на кого всё это своё отступление от правил приличия, можно списать. А так как в этом деле разгневанные или раздассованные люди, далеко не идут и не заглядывают, то взор Владислава сразу обратился к последнему встреченному им лицу – тому типу с кудряшками пуделя вместо нормальной причёски, с кем он столкнулся в дверях подъезда. Таксист, как серый кардинал (вот такие были мысли у Владислава), – а он определённо стоит за всем этим беспорядком в голове и поступках Владислава, – пока им был задвинут в тень, во вторую очередь.
Ну а как только Владислав очень не хорошо подумал по поводу этого субтильного типа, то он тут же за него и дальше много чего додумал. И при этом так косвенно коварно, что этому субтильному типу нечего было напрямую предъявить Владиславу, узнай он о том, как о нём тут совсем плохо, начал со всего своего психу, заматывая руку платком, размышлять Владислав.
– Всё им мало! Не знают, что они на самом деле хотят, вот методом тыка и перебирают все доступные для себя варианты. – Громко и отчасти истерично возмутился про себя Владислав, перед чьими глазами стоял лицом к лицу тот встреченный им в дверях субтильный тип, а где-то за его спиной, в тёмной глубине подъезда, проглядывался образ Си, которая затаилась там, и как сейчас в нервном исступлении понималось Владиславом, не просто слушала, а делала насчёт него свои стратегические выводы. – Вот посмотрю, как этот Владислав справится с этим своим первым препятствием на пути к моему сердцу, а там буду насчёт него делать выводы. – Примерно вот так рассуждала, стоящая за спиной этого субтильного типа Си. И хотя Владислава сразу же возмутило такое к нему обращение: «этот Владислав», – а какой ещё Владислав?! – его ещё больше не обрадовала такая постановка вопроса о каких-то там препятствиях, которые он должен преодолеть, чтобы так сказать, добиться её одобрения.
– Это как это всё это понимать? – сразу же возмутился про себя Владислав. Но потом увидев, как этот субтильный тип, как оказывается, не просто удивлённо на него смотрит, а он изучающе на него смотрит, его опять осеняет догадка. – А ведь он определённо в курсе происходящего со мной (пока не ясно как), и всё это случившееся со мной, специально было подстроено, чтобы сбить меня с принятого мною решения, быть с Си. – Всё понял за этого типа Владислав. А как только так разобрался, то подскочил со ступеньки, куда он присел перевести дух и, потрясая кулаком, громко выкрикнул. – Да ни за что! Если я принял решение, то ничто меня не переубедит! И Си будет моей и ни чьей больше!
После чего Владислав больше здесь не задерживается и с твёрдым решением, не подслушивать у двери Си то, что там внутри квартиры делается, а сразу открыть их ключами, (она, вот же хитрая стерва, в качестве намёка на их возможное будущее, ещё в аэропорту дала ему ключи от квартиры, а он их взял, да и не мог не взять – что поделать, он человек деловой, и привык брать всё, что идёт ему в руки, вот и подловился), забравшись в карман здоровой рукой в поисках ключей от квартиры, начал свой финишный подъём – ему осталось преодолеть пару лестничных пролётов.
И вот, наконец, дверь её квартиры, за время его здесь отсутствия ничем неизменившаяся и всё также стоит на прежнем месте, сейчас почти достигнута и находится прямо перед его глазами, – но за внешней неизменностью и спокойствием может скрываться чёрт те знает что, ну как минимум, бардак (Си перед его приездом всегда убирается в квартире и в ней всегда чисто, когда Владислав бывает там, а так Си вполне может быть неряхой и плохой хозяйкой, и как только Владислав за порог, то она прямо в сапогах и чипсами в руках забирается на кровать и давай там мусорить), – и Владислав, только на самый короткий миг, когда только увидел дверь, – он в этот момент бегло, всё самое паскудное, что могло там происходить, представил, – замешкался на последней подъёмной ступеньке и, боясь, что вообще остановится, если ещё что-нибудь такое представит, выставив ключи вперёд, чуть зажмурившись, направился прямо к двери.
И как сейчас же Владиславом выяснилось, – а это его слегка приободрило, – у него глазомер ещё не даёт сбоев. Он сразу же, с первого тычка вогнал ключ в пазухи замочной скважины и враз открыл дверь. После чего взятая им в оборот, за ручку, дверь, резко им распахивается и … Настаёт тот самый момент истины, который как и всякое откровение, всегда столь оглушительно и ярко выглядит, что редко кто решается сразу полностью открытыми глазами посмотреть ему в лицо, и каждый человек, оказавшийся на пороге судьбоносного открытия, просто рефлекторно, на самую долю неосознанного мгновения зажмуривается или моргает. И как только переполненный волнением и всяким другим сердечным сумбуром Владислав, открыв двери, сморгнул, и лишь затем посмотрел в открытое дверью пространство, то первое, что он увидел, так это бьющий ему прямо в глаза солнечный свет. Да так сильно, что ему пришлось приложить козырьком к глазам руку, чтобы попытаться разглядеть, что на самом деле прячется за этим светом – уж точно не ангел, хотя ему именно так свойственно появляться.
А как сейчас же Владиславом выясняется, то этот солнечный свет бьёт ему в глаза из окна зала, как раз расположенного напротив входной двери, и дверь в который, в свою очередь была распахнута, а с той стороны здания дома, как раз сейчас находилось и светило солнце. Но если с этим препятствием на пути к Си разобрались, – уже вторым по счёту, – а в зале, как отсюда Владиславом быстро замечается, никого нет, то на этом ещё рано успокаиваться – впереди ещё самое опасное место, спальня. А вот там его может ожидать что угодно.
И хотя Владислав уже при входе в квартиру шумно себя обозначил и, пожалуй, все кто в настоящий момент находился в квартире, уже встревожены его приходом, – после такого шумного прибытия, уже точно нельзя сказать, где могут находиться те, кто посчитает себя застанным врасплох, – он, навострив уши, начинает прислушиваться ко всем звукам, исходящим со стороны спальни.
Но оттуда ничего шумного не доносится и вообще там тихо, что, конечно, не повод расслабляться и даже наоборот, надо с силами мобилизоваться. Всего вероятней, тот, кто там сейчас находится в затаённом состоянии, и кто таким неожиданным появлением Владислава был выведен из своего обычного, благодушного состояния, достаточно хладнокровен и готов оказать сопротивление даже ревнивому и большому собственнику супругу, взбешённому его без его спросу нахождению в спальне один на один с его супругой, и значит он опасен.
А на такие обозначения того, кто сейчас может находиться в спальне, наводит самая обычная, логическая мысль. Ведь не стал же он там с грохотом об себя упавшим на тумбочку, шуметь в попытке быть тихим и никем не услышанным, а как не получилось это сделать с первой попытки, то он предпринял вторую и, заплетаясь об свои дрожащие от страха и волнения ноги, завёрнутые в наполовину натянутые брюки, попытался влезть в форточку окна, чтобы таким естественным для беглых любовников способом, так сказать, скрыться от праведного гнева, обманутого в своих надеждах на счёт мести и своей супруги мужа. Но и здесь его бы ждала неудача при таком скором и неподготовленном подходе, где он, зацепившись за занавеску, с грохотом вырвал со стены все гардины с занавесками на них, и был всем этим имуществом прикрыт и погружён в себя.
Так что в том, что Владислав так внимательно навострил свои уши, не было ничего такого удивительного – человеческая природа так самосохраняет свой индивид.
Между тем Владислав так ничего и не услышав со стороны спальни, оказался в некотором затруднении насчёт своих дальнейших действий. Идти ему сейчас в спальню и всё враз понять для себя и для тех, кто там находится, или же ещё зачем-то подождать. Да хотя бы для того, чтобы дать возможность кое-кому сохранить его подлое лицо, да и ему будет легче испытывать боль от вероломства Си, если он ничего не увидит, а она на словах ему сквозь приоткрытую щель двери скажет, что она такая неблагодарная дрянь, что ты Владислав лучше об меня больше не марайся, а ключи оставь там, в прихожей.
Правда, Владиславом понималось также, что он, скорей всего, не стерпит и захочет от всей души врезать тому, кто там за Си прячется. И тогда лучше это сделать сейчас, пока он там ногами в натягиваемые очень тихо брюки запутался, нежели потом ещё придётся вступать с ними в диспуты, доказывая, как они подло его обманывали здесь буквально ещё пять минут назад и продолжают до сих пор это делать, так нагло выкручиваясь. – Ты, Владислав, дескать, не всё так понял. – Глядя ему честными пречестными глазами, чуть ли не обиженно за такие уму не постижимые подозрения со стороны Владислава, ожидаемо такое и заявит ему Си, а этот её хмырь в брюках в полосочку, которые он так быстро сумел натянуть и даже молнию застегнуть, поддакнет, многозначительно кивнув головой.
И тут Владиславу, несмотря на то, что он до крайней степени возбуждён и готов в любую минуту сорваться, станет до другой крайней степени интересно, почему это так получается, что все застанные врасплох люди, выбирают для себя именно такую линию защиты, начав ставить под сомнения умственные способности тех людей из ближайшего своего окружения, кто отлично видел, или как минимум, на это указывают все улики, что они тут за его спиной делают, то есть его. И Владислав по этой жгучей причине не может удержаться оттого, чтобы немедленно не поинтересоваться у Си, почему он так вдруг решила. Правда, когда он начал об этом вслух интересоваться: «А как же тебя ещё понять?», – то это прозвучало как-то до осточертения пошло. И в итоге Владиславу даже стало неловко за себя и за Си – вот, мол, до чего мы дожили, друг друга и не пойми за кого считаем.
И возможно, что и Си стало в этот момент также за себя стыдно и сложно, но она уже никак остановиться не может, – она заложник создавшейся ситуации, – и продолжает, как заговорённая следовать всё той же всем известной последовательности действий, со своей логической цепочкой из обвинительных и оправдательных поступков и слов, которая должна её полностью оправдать, а Владислава наоборот, обвинить в своей чрезмерной подозрительности.
А так, вообще, все эти логические цепочки входят в одну и ту же общую схему людских взаимоотношений, и редко отклоняются от входящего в эту схему маршрута. Так, к примеру, если отношения построены на торге, то они будут развиваться по следующему логистическому пути:
– За что ты меня любишь? – определённо набивая себе
