Якобинец

постоянных клиентов, как по команде повернулись в сторону аристократов. О чём все они думали в эту минуту? Догадаться совсем нетрудно. Настроения людей были написаны на хмурых лицах, ясно читались в недобро сузившихся глазах.
    Явились, господа… Нас впустили бы в ваши дорогие рестораны разве с чёрного хода  и то лишь в качестве прислуги! А мы должны покорно терпеть ваше присутствие здесь, уступать дорогу и ниже кланяться…

    Но Белланже и его спутников это совершенно не смутило, он окинул быстрым презрительным взглядом бедно одетых, притихших людей и отвернулся к стойке.   

  А зря он был так невнимателен, здесь находились не только местные крестьяне, подённые рабочие и ремесленники, из тех забитых людей, которые еще не включились в общественную жизнь, но и члены местного революционного клуба, за дальними столиками сидела компания местных якобинцев, они внимательно наблюдали за незваными посетителями. Норбер и его товарищи уже чувствовали своё возросшее влияние, на их головах гордо красовались красные колпаки с национальными кокардами…

    Молчание прервал резкий голос Жака Армана:
- Дядюшка Жером!..
- Что тебе, Жак? Еще вина?
- Нет, я не о том, у тебя скромное, но приличное заведение!, - он медленно поднялся из-за стола, - ты допустил досадный промах!
- Что же не так, Жак, - трактирщик почувствовал себя между молотом и наковальней, с одной стороны важные господа, с другой – представители революционной общественности - якобинцы, было видно, что люди настроены жёстко и решительно, ведь по их виду заметно, аристократы здесь также уместны, как скорпионы в тарелке с супом. 

    Лишь одно грубое замечание с той или иной стороны и взрыв ненависти неминуем. Ну и как ему при этом уберечь заведение от погрома?
- ..Господа.. граждане..!, - он чувствовал себя также уютно, как грешник на сковородке, - ради Бога!»
- Это что? Жером, что это?!, - Арман резко вскинул руку, указывая прямо на маркиза, - в следующий раз обязательно повесь над дверью табличку: «Только для санкюлотов, только для народа!»

    Кроме ненавистного врага он не видел более ничего ..сейчас его звездный час, о чём несколько лет назад можно было только мечтать.

  Услышав эту фразу, сидевший рядом Куаньяр вдруг передумал останавливать его. Норбер расслабился, пусть проклятый аристократ услышит в свой адрес всё то, что выслушал он сам в его гостеприимном доме…пусть впервые в жизни услышит такое в свой адрес..

- Кто тявкает?! Какая собака подает здесь голос?!, - де Белланже резко развернулся к залу.
- Остановитесь, прошу вас!, - де Бресси резко повернулся к Белланже, но его не слушали обе стороны.
- С тобой разговаривает, а точнее оказывает тебе честь, член патриотического общества Санлиса, Жак Арман!  - если можно было бы убивать взглядом, маркиз и его спутники были бы уже мертвы.
- Славное.. плебейское имечко!, - брезгливо фыркнул самый молодой из спутников маркиза. Вспомнив видимо о том, что умершая сестра Армана  служила горничной в имении де Белланже, а мать была  в этом доме посудомойкой... до того как молодой маркиз с гостями, «развлеклись» с её дочерью.
- Звери повылезали из своих грязных нор и кажется, научились говорить и до чего нагло! Господа, мы просто обязаны наказать этих хамов!
- В моем роду, сударь.. по крайней мере, не было насильников и убийц, мы не укрывались от возмездия «происхождением предков», с меня этого довольно!,- низкое рычание Армана резало слух.. Неужели ненависть и жажда мести имеют особый запах?, все ощущали разлитое в воздухе    нечто..этим был пропитан  сам воздух..           
  Белланже сразу принял это на свой счет и не зря, совсем не зря…

  Маркиз по-бычьи склонил голову и выдернул шпагу, его бледное лицо  окаменело, во взгляде обычное высокомерие и презрение смешивались с  желанием убивать.
    Но просчитался, думая увидеть прежнее почтение, забитость и покорность… Встал весь зал,  внешне спокойно.. но явно готовый защитить Армана.
    Де Бресси замер у стойки.
- Оружие  у самих найдется... - сузив глаза, заметил Клод Пикси, сосед Армана, демонстративно положив на ближайший стул ноги, обутые в сапоги, не поддающиеся от времени ни чистке, ни описанию, и  выложив на стол перед собой два пистолета… Жест немного театральный, но зато от души.
    Норбер слабо улыбался, оглядывая зал. Перемены были разительны, худые, скверно одетые люди стояли, гордо развернув плечи и не опуская в привычном страхе перед господами глаз, их взгляды теперь честно выражали всё то, что было скрыто и подавлено раньше, враждебность и жажду мести. У каждого к господам свои личные счеты,  пусть даже не к этим лично, так к другим точно.
    Посеянная сверху классовая ненависть возвращается бумерангом, для    аристократов  простые, скверно одетые люди, санкюлоты были одной безликой массой «черни и отбросов»,  но для народа они тоже были все на одно лицо, «белая кость – голубая кровь», враги нации… 
  Всю жизнь страдавшие от издевательски ничтожной оплаты их тяжелого труда, от голода и бесправия, вчера еще презираемые, как полуживотные, привыкшие униженно бояться за свой завтрашний день, они впервые почувствовали себя полноценными людьми, которых нельзя больше  безнаказанно оскорблять и сплевывать на макушку сверху вниз изо дня в день.
      Мы не грязь, не обслуга, не низшая раса, мы – французская нация, вы же не сливки, вы накипь общества или что там еще может плавать на поверхности…и теперь мы намерены стряхнуть эту массу чванливых паразитов.
  Призывы к уважению человеческого достоинства простых людей, к состраданию всегда встречались господами с презрительным смехом, что ж, тогда сила заставит их считаться с ними.
  Пусть теперь они нас боятся и поймут на своей шкуре, что такое зависеть от чужой жалости или ее отсутствия.
  И не надо теперь, задним числом, лить слезы, обвинять нас в дикости и жестокости и призывать к христианскому милосердию.. вы не этому научили нас!   
- Гражданин Бресси.. господин граф!, - решительно окликнул Норбер, - я попросил бы вас задержаться! Давно хотел поговорить с вами! Не беспокойтесь, лично вам и вашей семье ничто не угрожает! Не угрожаю, прошу вас, уделите мне немного времени!
  Де Бресси неуверенно остановился на пороге, но всё же подошел к столику, за которым сидели Куаньяр и его товарищи. Норбер счел необходимым отсесть за другой столик, подальше от Армана, который тяжелым мрачным взглядом наблюдал за графом, лишь уважение к Норберу с трудом сдерживало его бешенство, и пригласил графа присесть.
  Спутники маркиза опасливо и удивленно переглянулись между собой, такого еще не бывало, и стали отступать от стойки к выходу…Маркиз ушел последним, метнув на якобинцев озлобленный взгляд.  Он был намерен жестоко отомстить, его мелко трясло…
  На пороге он обернулся и очень вовремя, прямо в голову ему летела пустая бутылка, со всем бешенством брошенная сильной рукой Армана.  Маркиз ловко увернулся от опасного снаряда и лишь бросил, шипя через плечо:
- Твари,… проклятые твари.. Колесовать.. своими руками!
    Но их больше никто не боялся.. люди  провожали их саркастическими замечаниями, шутками  и свистом!
- Эй, враги народа!, - насмешливо и вызывающе закричал им вслед Пикси,      -  где ваши хваленые манеры, вас не научили закрывать за собой дверь?! Или привыкли, что это делают лакеи?!
- Ты отомстил за мое унижение, брат..., - невольно вырвалось у  Куаньяра, о чем он тут же пожалел.
- Ты о том, как он швырнул в тебя бокал, как в собаку?!  Удивлен, что я знаю? Жюсом проболтался, он был очень зол и обижен за тебя... Ну и стоило тебе лаяться со мной и спасать этих ублюдочных аристократок? Ладно, я не злюсь на тебя. Хочешь, мы задержим их всех?!», - глаза Армана зловеще сверкнули, - всё закончится.. здесь и сейчас..Заодно и увидим, действительно ли их кровь голубая..или нас и тут обманули?
- Не надо.. скоро всё закончится и так, поверь.. Самоуверенные уроды так и не поняли, власть их закончилась.  Им недолго еще корчить высшую расу.
- Дядюшка Жером! А вот теперь еще вина и сообрази что-нибудь пожрать! Мы отметим это событие!», - закричал повеселевший Арман, - «Ca ira! Les aristocrates a la lanterne!», - он окинул де Бресси выразительным бешеным взглядом, - что, не нравится наше общество, высокородный господин?!   
  Де Бресси старался не встречаться взглядом с Арманом, в окружении  санкюлотов, по большей части нетрезвых и воинственно настроенных, он чувствовал себя в опасности, и повернулся к Норберу:     
- Что вам от меня нужно... гражданин Куаньяр? Надеюсь, вы не заставите меня слишком долго выносить эти издевательства...
- И в мыслях не имел унижать вас... Давайте отсядем за дальний столик. Буквально на пару слов.. господин граф... Потом я сам провожу вас до дома, в моем присутствии никто из них и не подумает напасть на вас.

      Через  месяц, в середине июля 1792 года, сдав дела Жаку Арману, бывший председатель Якобинского клуба Санлиса вместе с друзьями детства Филиппом Дюбуа и Пьером Жюсомом отправился покорять революционный Париж, чтобы никогда более не вернуться в отцовский дом.
      И поэтому он не знал, что имения ненавистных народу графа де Белланже, де Ласи и де Вальмеранжа, санкюлоты спалили почти сразу после его отъезда, а семья графа де Бресси уехала в Париж немногим позже…в первых числах августа. Пикси не стал ему об этом писать, видимо не считал чем-то интересным и важным для прежнего председателя.
    Сложилось так, что 10 августа 1792 года в качестве члена Парижской Коммуны Норбер участвовал в штурме Тюильри, где и столкнулся с давним и «любимым другом»  маркизом де Белланже, он был одним из «рыцарей кинжала»... 
    Чуть позднее, намеренно оставил прежнюю должность и  уже в сентябре был избран депутатом Конвента от Санлиса, не без самого активного дружеского содействия Огюстена Робеспьера, который в свою очередь баллотировался в Конвент под покровительством старшего брата.   
    Именно отношения с этим добрым и общительным молодым человеком позволили Норберу посещать дом на улице Сент-Онорэ, позволили приблизиться к его знаменитому старшему брату, давнему властителю своих дум…
    В это же время Жюсом и Филипп Дюбуа любыми способами искали сближения с Другом Народа,  поэтому в это время они общались не слишком часто.
       

                                         
                                      В это время в  Санлисе.  25 июля 1792 года.

    Депутация от патриотического общества решительно явилась в особняк графа де Бресси. Имения его соседей и родственников де Белланже и де Ласи, высокомерных и жестоких, особенно ненавистных простому люду были уже сожжены, их обитатели  сбежали, кто в Лондон, кто в Вену…
    Верная графу прислуга испуганно шарахалась от вооруженных, настроенных властно и воинственно людей. Депутацию возглавлял уже знакомый графу Клод  Пикси. Ему навстречу вышел сам хозяин.
    Гражданин Пикси оглядывал графа вызывающе, вскинув длинноволосую голову, положив руку на кобуру, ожидая встретить грубый, высокомерный прием и попытку выставить вон. 
    Но де Бресси, подавленный обстоятельствами и превосходящей силой незваных гостей, сумел проявить дипломатический такт, и сдержанно поклонившись, сам проводил их в гостиную,