выходной день, вернулись к любимым делам и занятиям. Дети с радостью им помогали, и непонятно было, кто из них взрослый, а кто ребенок. Город напоминал большой муравейник, по улицам которого сновали с ношей своей счастливые горожане. Теперь они и были теми самыми муравьями, которых объединял только их большой муравейник, а дела и обязанности каждый выдумывал для себя сам. Все, что так незыблемо, как колосс на крепких ногах, стояло ранее, рухнуло в одночасье. Если прежде были запрещены многие вещи и предписаны многие нескончаемые правила и законы, то теперь… Теперь вне закона оказались сами правила. Они были просто запрещены, а их соглядатаи уволены. Уволена милиция и всяческие управления, уволен завод, казалось, даже сама МЭРИЯ уволила себя безумным приказом, поскольку теперь туда никто не стремился, только к своим садам, оркестрам и морям, предметам нескончаемой страсти и мечты, которая, возобладала над нормами и понятиями. И только город оставался на своем месте и был несвободен. Он был за колючей проволокой, но этого уже никто не замечал. Такой большой город, он твой – что уж там заглядывать за его окраины.
Большой человек зашел в Мэрию, чтобы забрать кое-какие вещи. На самом деле вещей у него и не было, но обычно в это время он заглядывал в местный буфет, где готовили восхитительные, так любимые им пирожки и наливали неразбавленное пиво. Это стало традицией - днем из своего управления обязательно наведаться в это уютное местечко. Вот и сейчас он открыл дверь и подошел к стойке. Знакомая буфетчица Валя посетовала, что никто сегодня не пришел, и для кого она целое утро старалась и пекла пирожки – было непонятно. Пиво было холодным, и Большой человек с удовольствием опрокинул кружку, потом другую… И третью тоже. Все-таки не каждый день тебя увольняют со службы, но никакого чувства разочарования или горечи он не испытывал, скорее наоборот. Если бы на его место поставили кого-то другого, было бы обидно, а когда все разом в отставку, дружно сложив полномочия, стало как-то легко, даже интересно. Чем он будет заниматься? Хотя, в последнее время кое-какие мысли уже начали закрадываться в его большую голову. Однажды он подумал - что он любит делать больше всего, и теперь, сидя за столиком, мечтал, строя свои большие планы, что и пристало Большому человеку. Потом прошелся по длинным пустым коридорам и, уже собираясь покинуть это здание, внезапно услышал какой-то звук или шорох на боковой лестничной клетке. Как будто какой-то зверек издавал там звуки, то ли пришлепывал, то ли чавкал. Он прислушался. Теперь кто-то всхлипывал.
- Вот ведь твари, - подумал он, - стоит уйти человеку, и на его место сразу же норовит забраться какой-то паразит.
Повернув на лестницу, из любопытства спустился на пролет ниже, откуда раздавался шум… То, что он увидел, чрезвычайно его взволновало. На ступеньках, прямо на немытой мэрской лестнице, сидела женщина. Нет, не женщина… хотя, почему бы и нет – ведь только женщины плачут. Она сидела и всхлипывала, не обращая на него внимания. Это была предводительница городской налоговой службы… бывшая предводительница бывшей службы, отправленной в отставку и уволенной со всем штатом. Штат моментально разбежался, а женщина осталась, зачем-то зашла сюда, теперь сидела на ступеньках и рыдала. И вдруг ему стало невыносимо ее жалко.
- Ну, что ты ревешь… слоник, - неожиданно вырвалось у него. Он прикоснулся огроменной лапой к ее волосам и нежно, как только мог, погладил по голове. Она ухватилась за эту большую руку, уперлась в нее лбом и еще сильнее зарыдала.
- Ну-ну, - утешал он ее, - перестань,… хватит,… свинка моя глупая. Что разошлась-то так?
- Я больше ничего не умею, - беспомощно прошептала она, утирая слезы и размазывая краску по лицу. - Я пятнадцать лет делала только это…
Она сидела, смотрела куда-то вдаль,… в пустоту, в свое прошлое.
- Когда я поступила в институт, нужны были только бухгалтеры и юристы… и больше никто…
Она снова заревела, продолжая сквозь слезы:
- Одни должны были считать чужие наворованные деньги, другие защищать с судах этих… от таких же, как и они сами. И все. Больше не нужен был никто…
Она, успокоившись, вытерла лицо платком: - Я не смогу, я ничего больше не умею, у меня отобрали все…
- Ну, кое-что у тебя осталось, - нежно произнес мент… вернее, бывший мент, погладив ее пухлые пальцы, каждый из которых украшал перстень с огромным камнем. Кольца были разными, камни на них играли, переливаясь в свете ламп. Она отдернула руку и воскликнула:
- А что? Я должна была просто так ишачить? За их убогую зарплату? А сколько нужно было отдавать туда? Мне несли, а я передавала дальше.
- Ну, крошка, - посмеялся мент, - лукавишь, кое-что все-таки прилипло к нашим пальчикам.
- Сам-то, бычина, - сверкнула она глазами. И ему впервые показалось, что эти красные, с размазанной краской, глаза, можно назвать красивыми. Он, мент! Главный из всех местных Ментов, сейчас любовался этими женскими глазами! Чудеса! – подумал он.
- Сам сколько вымогал у своих клиентов? Скольких отмазал от уголовных дел? Сколько обобрал фирм и обложил данью, забыл? А то я не знаю, почему ни одна бабка не может сунуться на улицу со своим пучком укропа, и заработать свою десятку. Всех обложил – мышь не проскочит.
- И это ты мне говоришь, которая ту же бабку потом в бараний рог крутила своими штрафами и налогами? Ты их и придушила. Только несколько хозяев в городе и осталось, а остальные - или выметайся, или мы тебя закроем. Или иди работай на них. Вот тебе и антимонопольная хрень такая.
Мент был в гневе, он сверкал маленькими глазками, в приступе брызгая слюной: - Может, это я бегал по мелким фирмам, и душил их по заказу “крутых”, которые захватили город? Или я не прав? Да я ангел, по сравнению с тобой…
Она молчала и смотрела сквозь стены куда-то вдаль. В даль своего прошлого.
- А я? Что я? Институтов не заканчивал, как хулиганом был, так и остался, так, шуровал понемногу.
- Понемногу? - тут ее лицо начало наливаться кровью, глаза вылезать из орбит, и теперь эти глаза совсем не нравились ему. - А твой особнячок за городом? А машин на тебя сколько записано? А банька по пятницам с местными девками! И попробуй тебе откажи!
Вдруг она как-то обмякла, и снова растеклась по лестнице. Было видно, что она очень устала и больше не хотела вести этот дурацкий разговор.
- Ладно, - простил он ее, - все хороши. Все мы под одним хозяином ходим .
Женщина снова всхлипнула, и слезы ручьями хлынули из глаз.
- Ну-ну, давай, крошка, заканчивай. Все будет хорошо.
- Я больше ничего не умею, - продолжала реветь она. А этот Большой человечище ласково гладил ее по голове, и если отойти в сторонку и посмотреть сверху на этих двоих, могло показаться, что два маленьких бегемотика вылезли из своей лужи на лестницу и теперь нежились в лучах яркого весеннего солнца.
ЧАСТЬ 3
Глава 29
Беда не приходит одна. Так говорят. Беда всегда ходит вместе с бедой другой, если она вообще умеет ходить. А здесь, в этом маленьком городке, она поселилась надолго, по-видимому, чувствуя себя, как дома. И как ее изгнать, как избавиться от нее, было совсем непонятно. Но, казалось, теперь это мало кого интересовало… Кроме одного человека.
Мэра разбудил телефонный звонок. Он вскочил с постели и снял трубку. Звонил Орлов. Как ему надоел этот человек – скрытный, себе на уме, старый служака. От него можно было ожидать чего угодно, и для него, для Мэра, он теперь был немым укором, который постоянно напоминал о его дурацкой должности. Вот и сейчас звонит. Утром были планы, было столько дел - забежать в типографию, привезти найденные рулоны бумаги, проверить тиражи напечатанных книг. Скоро будет выпущен первый стотомник, собранных им по крупицам, лучших произведений за последние 200 лет. Их можно будет множить, продавать... Продавать? Нет, раздавать, нести, дарить эти жемчужины литературы. Каждая семья должна на своих полках иметь такие книги!
- Господин Мэр, - спокойный голос на том конце провода методично доводил до его сведения, что городу грозит новое испытание. И чем дольше и спокойнее тот сообщал о деталях, тем тяжелее становилось у Мэра на душе.
- Придется заняться хлебом насущным, вместо того, чтобы заниматься красивым, вечным, истинным, - подумал он.
- …кстати о хлебе, - продолжал Орлов. - По моим данным в городе закончилась мука.
Он завершил свой доклад и задал вопрос:
- Ваше решение, господин Мэр, чем вы собираетесь кормить город?
Мэр задумался и раздраженно ответил: - Я понимаю, что закончилась еда, но почему вы звоните мне? Пусть наши магазины сделают запросы поставщикам и те привезут все необходимое.
- Привезут? - удивился Орлов, - вы забыли об оцеплении? Ни одна машина, ни один вагон не проедет сквозь заграждение. Как же быть?
Мэр снова попытался упростить проблему: - Значит, мы позвоним в Центр и оттуда получим помощь.
- Господин Мэр, - ответил Орлов, - я уже позвонил в Центр. Там дали четкий ответ – справляться своими силами в соответствии с ситуацией, приравненной к военному времени. Мы должны знать, что делать! Вы понимаете, что это означает?
Мэр задумался.
- Я не знаю, что это означает, - пробормотал он. - Я не жил в военное время. Я родился после войны, черт побери!
- Ну, допустим, и в наше время хватает горячих точек, - ответил Орлов, - и стоит только захотеть, вы всегда сможете…
Он не стал продолжать, и было, как всегда, непонятно, что он имел ввиду.
- Господин, Орлов, - не выдержал Мэр, - что вы предлагаете?
- Это я вас хотел спросить, что вы собираетесь предпринять, а вы даже не знаете, что продовольствия в городе осталось всего на несколько дней.
Мэр с сожалением посмотрел на новенький томик, еще пахнущий типографией, нежно взял его в руки, погладил ладонью, поднес к лицу и… понюхал. Потом раскрыл и углубился в чтение…
- Господин, Мэр! Я не слышу Вас!!! – прорезал тишину комнаты голос Орлова.
- Ах, простите, - встрепенулся МЭР, - связь плохая, вы куда-то пропадаете.
- А я подумал, что это вы пропадаете, – настаивал Орлов.
- Нет, нет. Я весь внимание. Слушаю вас… То есть, я хотел спросить, как коллегу и военного человека – что же делают в военное время в данной ситуации? – и поставил книгу на полку, взглянул на нее с сожалением, словно прощаясь.
- Достают стратегический запас! – ответил Орлов. Сказал это тоном человека, который принимает экзамен, но Мэру явно не повезло с этим билетом, и ему предстояло явиться на пересдачу в следующий раз. Мэр, почесав за ухом, подумал и, наконец, робко произнес:
- А откуда его достают, господин Орлов?
- Из закромов особого назначения достают, - ответил Орлов.
Долгая пауза повисла в воздухе. Затем Мэр снова спросил: - А где эти закрома? – и подумал, - чертов чекист над ним издевается.
- В городе, господин Мэр. В вашем городе.
Снова долгое молчание повисло в воздухе.
- Поподробнее, господин Орлов.
- Там, где находятся бомбоубежища на случай войны, - сказал чекист, чем совершенно огорошил Мэра.
- У нас есть бомбоубежища? – робко произнес он. - А где они находятся?
- Под землей, естественно, - продолжал издеваться Орлов.
- Да, конечно, вы правы. Где же им еще находиться. Вот только где они находятся,… я не знаю…
Мэр обескуражено признался в этом и теперь совсем не знал, что добавить… Бомбоубежища… Это такие
