вопросом: «Откуда тот столько всего знает?», как со стороны Командора, а точнее, из глубины далёкого и мрачного горизонта, осветившегося молнией, как это увиделось восторженной натуре Вильяма, разверзлись небеса. И казалось, что грозный заоблачный житель,таким образом, хмурится на Командора, за какие-то его проступки против его воли.
Но Командор, как это слышит Вильям, не обращает ни малейшего внимания на эти грозные предзнаменования и сам себе на уме, и как говорил Уильям, зациклен только на себе и своих мыслях – он, посвистывая, делает свои шумные дела. Правда, только до поры, до времени, и в один из самых неожиданных для Вильяма моментов, Командор вдруг взрывается восклицанием, тем самым роняя Вильяма на свой зад.
– О, бог, отец страданий! – восклицает Командор. – И дьявол, родитель сладострастья! За что мне такие муки?
– О чём это он? – вопрошает Уильям.
– О ком это он? – задаётся вопросом Вильям.
А дальше следует полнейшая тишина и только ветер смущает слух затихшего даже в мыслях Вильяма, раскачивая ветви кустарника. А вот Уильям не собирается в тишине отсиживаться и у него есть свои догадки насчёт заданного Командора вопроса: зри в корень Командор. Но Вильям на этот раз крепко держит Уильяма, сковав его страхом.
Между тем Командор тоже зашевелился, вначале в ногах, принявшись переминаться с ноги на ногу, а затем он принялся выпускать из себя недовольство и другого рода негатив. При этом, как это понимается Вильямом, Командор каким-то образом, уловил посыл Уильяма и направил ход своих мыслей в корень своих проблем.
– И что же я ей на этот раз скажу, когда она меня спросит, где я на этот раз задержался? – скорей всего, вопросил небеса Командор. – Ведь я вновь не сдержал слово и не явился домой к ужину…Соврать, как всегда, и опять мучиться. Нет, врать я ей больше не могу. Ведь единственное, что во мне осталось чистого и незапятнанного, так это моё честное благородное слово. И это последнее, что вызывает у неё во мне уважение и теплит в ней надежду на моё исправление.– Командор делает задумчивую паузу и шепотом бормочет себе под нос: «Она меня за муки полюбила, А я её за состраданье к ним». И только хороший слух Вильяма, служащий ему инструментом для сюжетных изысканий, позволяет этой фразе не скрыться в небытиё, и она откладывается в его отличной памяти. А Уильям тем временем проявляет недалёкость разумения и, вначале прокомментировав заявление Командора: «Сам себе противоречит», затем вопрошает:
– О ком это он? – Но Вильям не спешит отвечать ему на его глупые вопросы, а цыкнув на него: «Тихо!», продолжает слушать.
– Я должен непременно что-то придумать. – Воскликнул Командор. – Да хотя бы голову разбить вдребезги. – И только Командор такого себе пожелал, как он к полной для себя неожиданности, поскальзывается на месте, и чего желал себе только что, того и получает, с криком: «Чёрт меня возьми!», треснувшись затылком об землю. А Вильям, было решив, в этот момент приподняться со своего зада хотя бы до уровня корточек, почувствовав ногами, как содрогнулась земля после падения Командора, и сам вернулся в исходное положение, не понимая, что там сейчас такое происходит.
– Как думаешь, – придерживаясь тишины, тихо спрашивает Вильяма Уильям, – там, прислушались к нему?
– Непонятно. – Пожал в ответ плечами Вильям.
– Совещаются? – всё не уймётся Уильям.
– Скорей всего. – Вильям соглашается, чтобы Уильям отвязался от него. Но куда там и разве он не знает этого Уильяма, который как прицепится к чему-нибудь, так и не отцепится. И Уильям выдвигает свою версию того, по какому поводу совещаются, там, в аду. – Наверное, Командор ещё, как следует, не нагрешил, и у дьявола на его счёт большие планы. Так что можешь за Командора не переживать, он сейчас встанет. – И Уильям как будто имел прямую связь с потусторонним, что так и есть, и совсем скоро Командор начинает оправдывать на его счёт ожидания Уильяма.
Так Командор поднимается на ноги и, не желая больше здесь задерживаться ни на минуту, выдвигается в сторону таверны. Вильям же, дождавшись, когда его шаги стихнут, поднимается на ноги и, внимательно прислушиваясь к окружающим шумам, выдвигается к тому месту, где до этого находился Командор.
– Ну и что искать? – оглядывая бывшее место стояния Командора, спрашивает себя и Уильяма Вильям. И только он задаёт этот вопрос, как ему на глаза, судя по вмятине оставленной на земле, как раз на том месте, где упал Командор, попадается отсвечивающееся в свете Луны белое полотно. – Что это? – рефлекторно задаётся вопросом Вильям и, наклонившись, тянется рукой к этому белому полотну, размером с широкую ладонь. – Так это платок. – Взяв в руки это полотно, и рассмотрев с более близкого расстояния, делает вывод Вильям. – И что мне с ним делать? – вслед задается он вопросом. И Уильям спешит ему на помощь. – В наше время просто так платками не разбрасываются. – Глубокомысленно говорит Уильям.
– Ты что имеешь в виду? – задаётся вопросом Вильям, давно уже подозревая Уильяма в расчётливости.
– Платок вещь первой необходимости только для людей родовитых и при деньгах. И как ты понимаешь, он им необходим не для того, чтобы свой сопливый нос подтирать. У них для этого есть рукав. – Уильям специально не договаривает и на самом интригующем сознание Вильяма месте замолкает.
– А для чего? – нервно вопрошает Вильям.
– А ты попробуй его на ощупь. – Говорит Уильям и Вильям начинает мять платок.
– Ну и как? – спрашивает Уильям.
– Нежный. – Говорит Вильям.
– И много в него соплей поместится? – без всякого уважения к чужому носу и отчасти цинично вопрошает Уильям.
– Совсем ничего. – Отвечает Вильям, рефлекторно шмыгнув носом.
– А это значит, что он предназначен для других целей. – Говорит Уильям, ничего тем самым не объясняя.
– И каких? – вопрошает Вильям, начав уже заводиться.
– Для разных, – Уильям опять было взялся за старое, но почувствовав, что Вильям уже находится на пределе, взялся за ум и за конкретику в своём объяснении. – Но все они сводятся к делам сердечным. Платок, как правило, выступает в качестве знакового послания и заверения в сердечных чувствах заинтересованного лица, а уж затем только для того, чтобы впитывать в себя слёзы радости или отчаяния.
– Понятно. – Многозначительно сказал Вильям, убирая платок в карман своих штанов.
– И что понятно? – спрашивает Уильям, которому совершенно ничего не понятно.
– На месте разберёмся. – Говорит Вильям, беря путь в сторону таверны.
А в таверне тем временем, за время его отсутствия, особых изменений и не произошло, и если не считать прибытия обратно с искажённым лицом и помятом костюме Командора, то всё шло своим обычным чередом. И тот, кому было суждено сегодня напиться, с завидным упорством приближался к этой цели, а тот, кому сегодня придётся разбить свой лоб, даже если он этого не желал и осмотрительно не налегал на крепкие напитки, то ему не удалось избежать такой на свой счёт задумки со стороны проводящего в жизнь замыслы судьбы, мимо проходящего человека, так неожиданно разлившего для себя кружку вина и, решившего на нём отыграться за всё случившееся.
Так что когда Вильям вошёл обратно в таверну, то там его ждала всё та же упорядоченность бытия местных постояльцев и ни с чем несравнимый дух беспечности и безмятежья людей в душе жаждущих бури. Правда, на этот раз Вильяму не удалось сразу достичь своего стола, а его на этом пути остановил Командор, которому при подходе к их столу Вильяма, – ему так и так нужно было пройти мимо их стола, чтобы добраться до своего места, – что-то нашептал на ухо, затаивший на него злобу Ягода.
– Куда идёшь? – выставив в проход ногу, сверкая в грозности глазами, вопрошает Вильяма Командор.
– К себе за стол. – Ничего другого не может ответить Вильям, уже догадываясь, кто подвиг Командора заинтересоваться его скромной персоной.
– А откуда? – в такой же грубой манере задаёт вопрос Командор. И Уильям ему бы сейчас ответил: «Какое твоё собачье дело!», да вот только за его слова получать Вильяму и он, не желая подобного развития для себя ситуации, не даёт слова Уильяму, и сам отвечает. – Оттуда? – кивнув в сторону дверей, достаточно дерзко отвечает Вильям. Что заставляет сжать руки в кулаки Командора, совсем не любящего, когда дерзкие слова звучат не им озвученные, а со стороны. Но Командор не спешит вбивать в Вильяма благоразумие, для чего нет лучше средства, как кулаки Командора, а он спрашивает Вильяма. – И что тебя оттуда сюда увело?
– Наверное, – сказал Вильям, в удивлении почесав затылок, – я там больше не нужен. И судьба, посчитав, что я там всё сделал, направила мой шаг сюда.
– А вот у меня на этот счёт имеются другие мысли, – сказал Командор, кивнув в сторону Ягоды, – ходят слухи, что ты задумал на мой счёт не доброе. И решил подло воткнуть мне в спину нож, когда я пойду туда до ветру и буду там один одинешенек наедине со своими мыслями. Ну что скажешь на это? – уперевшись взглядом в побелевшего Вильяма, задал свой последний вопрос Командор. И только от ответа Вильяма будет зависеть, как скоро ему не сносить головы.
– Если скажу, что у меня и ножа нет, – принялся судорожно соображать Вильям, – то сразу подловят на слове: Ага, значит, намерения всё-таки есть. А этот Ягода найдёт, чем это объяснить: «Он спрятал нож, там, на крыльце. Чтобы, так сказать, не вызвать подозрений». Ну а дальше итог для меня очевиден, затопчут прямо здесь и сейчас. Но что тогда сказать? – задался дёрганым вопросом Вильям, уже готовый подставлять свою голову для ударов судьбы и кулаков Командора. Но тут берёт слово Уильям, и как минимум, откладывает на время эту головоломку для Вильяма.
– Я искал композицию. – Заявляет Уильям, ввергая своих противников в умственный ступор.
– А это ещё кто такая? – задаётся вопросом Ягода, видимо быстрее всех соображающий. А что и как может объяснить, тому же Ягоде, Вильям, что для того даже недоступно для понимания, а его понимание мира чётко разделено на свои категории ясности: вот это я понимаю, стоящая вещь, а вот такие вещи, я совершенно не понимаю, как они могли случиться и быть. И это за него Вильям понял, как только он вот так задал вопрос. И если он скажет, что композиция, это совсем не то, что он думает о ней и даже приступит к объяснению, то даже Командор не захочет слышать всего этого, – ему, несмотря на то, что он понимает неправоту Ягоды, приятнее и будет ближе, если Композиция была бы привлекательной сеньоритой с томными глазами, – и займёт сторону Ягоды.
– Я писатель.– Нашёл третий путь Вильям, гордо заявив.
– Ах, вот оно что. – С долей удивления сказал Командор, с интересом посмотрев на Вильяма. – Что-то не похож. – Скривив лицо, сделал свою оценку писательским талантам Вильяма Командор. С чем не преминули согласиться его товарищи по столу, а в особенности Ягода, даже несмотря на то, что они и грамотой не владели. Но они привыкли всему верить и во всём доверять Командору, так что они были искренни в своём критическом мнении насчёт писательских способностей Вильяма, этого, и не пойми кто на самом деле такого, больше похожего на кучера, чем на человека грамотного.
– У человека с писательским дарованием, взгляд одухотворён и вызывает у
