– знаменитым певцом. И что думаешь? Не задалось с самого начала… Мне очень хотелось выступать перед публикой уже через неделю после занятий, но даже спустя годы меня не звали и бесплатно, а все потому, что поспешил! И спроси: любил ли, пожалел ли меня тогда хоть кто-то? А любит ли сейчас? С тех пор ничего не изменилось – что Томми Адамс был никем не признанным певцом, что Томас Адамс стал руководителем одной из самых влиятельных музыкальных корпораций в мире! Да, теперь меня уважают, меня боятся, но, как я уже говорил: любовь в нашем деле – лишнее звено. Ее нет на том пути, который ты выбрал. Постарайся просто привыкнуть и не обращать внимания, а люди со временем оценят и поймут тебя, кем бы ты ни был.
- Том, я…– зажимаю рот рукой, едва не проболтавшись. Между нами затягивается крепкий и прочный узелок дружбы, но внутреннее волнение подсказывает мне – не стоит доверять, не проверив, - я… устал от любви… Мне она совсем не нужна. Уважение – главное, и я заслужу его любой ценой!
- Кажется, ты не это хотел сказать, ну да ладно… Не расстраивайся, вот они услышат твой голос, и все встанет на свои места. А с танцами повремени. Постарайся пока не двигаться на сцене, потом наверстаем. Видимо, не все-то ты знаешь! – словно бросая вызов, Том саркастически смеется.
- Я многого не знаю, но учусь очень быстро, – огрызаюсь я, все еще размышляя над поведением директора.
- Кто бы сомневался! – сияет мой друг. Кажется, я выдал ему именно то, что он хотел от меня услышать. Глупый Аарон Бейли в который раз попадается на его удочку. – Ну тогда ты и один справишься, сиди здесь и не высовывайся.
На этой ноте обмен откровениями заканчивается, и, дабы не выдать все секреты на одном дыхании, сбегаю в спортивный зал для разрядки.
С успехом пробегаю 6 миль на дорожке и отжимаюсь 30 раз на кулаках, наскоро умываюсь и, посвежевший, возвращаюсь обратно в гостиную. Оглядываю комнату и ощущаю тоску - сердце трепетно сжимается: глянцевый рояль стоит на белой мягкой шкуре, напоминая о том друге, что забыт в тиши антикварного вашингтонского дома. Как он там? На нем, наверняка, уже скопилась пыль, и некому протереть его, погладить. Я скучаю... На глаза наворачиваются слезы – тоска по родному месту отзывается в груди острой болью и уже не спешит уходить назад. Ну хоть на миг переместиться туда, прикоснуться к похолодевшим стенам, поздороваться с любимым пушистым ковром и мебелью, осветить дом лампадкой и согреть теплом камина. Это же мои самые близкие друзья, ближе них никого не осталось, это мое прошлое! Как у родного очага комфортно, спокойно и тихо… Что же мешает прямо сейчас, не оглядываясь назад, шагнуть в пустоту и оказаться там? Время. Его никогда не бывает много на земле, оно неумолимо порывается ускользнуть и остаться незамеченным, и его нельзя догнать, но полуангел заставит его подчиниться своей воле. Господь накажет непокорное существо, если узнает, но, кажется, Богу уже давно нет до меня никакого дела. И да остановится течение моей жизни, чтобы я смог насладиться покоем…
Замирает все: перестают гудеть машины на улице, не поют больше птицы в парке, и даже река под окном застывает в ожидании приказа существа - одобрения, что ей можно двигаться дальше. Передо мной родные стены, мой самый уютный на всем белом свете дом... «Как же я скучал по тебе», - шепчу, прикасаясь к лакированной поверхности рояля. Открываю крышку, провожу пальцами по холодным гладким клавишам и чувствую почти эйфорию. Сгорая от нетерпения и забывая о главном ритуале*, сажусь за табурет и принимаюсь играть «Весеннюю капель».
Тишину мира нарушают игривые заливистые аккорды. Кажется, не звучание нот услаждает слух, а капельки дождя стекают вниз с крыш домов и разбиваются о еще не растаявшие залежи льда по весне. И нет ничего на свете прекраснее этой мелодии, мелодии моей души. Волнами на меня накатывает грусть. Для чего все то, что затеял? Чего ждать в будущем? Переполнившись музыкой, насытившись ею вдоволь, я задумываюсь: дом держит меня на месте, пытается защитить от внешнего мира, отговорить от необдуманных поступков, но так ли мне нужна его опека? Я не был здесь всего несколько дней, а ощущение, что меня не было целую вечность. За сто лет моя крепость стала частью моего тела, самой важной частью, и, кажется, невозможно нас теперь разъединить. Больно осознавать, что через несколько минут мир начнет движение с новой силой: еще быстрее, еще громче, еще напористее, и я буду вынужден вернуться в корпорацию, умирая от тоски по родному месту. Пустой, тихий, холодный – такой же, как и его хозяин, дом пропитан одиночеством и печалью. Больно ли вырвать с корнем сердце? Сложно ли выжить после этого?
Перед глазами играет прошлое, словно кто-то включил видеозапись столетней давности... Здесь мы сидели у камина и наслаждались теплом огня, здесь в уголке моя девушка первый раз позволила себя поцеловать в румяную щечку (о, это было подарком судьбы!), а на мягком ворсистом ковре я любил лежать и смотреть в потолок, но лишь когда рядом была моя Кэтрин, без нее это занятие не имело смысла. Достаю спичку, чиркаю о коробок - в нос бьет едкий запах серы. Маленькая деревяшка падает на тот самый белый ковер, на котором мы дурачились и валялись, смеясь до коликов в животе над нашим котом Ричардом – он принес домой птицу, и бедное пернатое металось по комнатам в поисках выхода, а Рич носился за ним, но куда толстопузому лентяю угнаться за здоровой птахой…
Огонь уже пожирает мои любимые бархатные занавески и хочет побыстрее расправиться с домом, пока его сумасшедший обладатель не одумался и не кинулся тушить разыгравшуюся не на шутку стихию. В глазах пляшут языки пламени, а вещи словно ожили и кричат, молят о помощи. Что-то влажное катится по щекам и тут же высыхает.
Прощай, мой родной и самый уютный на всем белом свете дом; прощай старый белоснежный рояль, что стал лучшим другом для меня; прощай невиданной красоты настенная картина «Ангел смерти»; прощай резная лестница и ее вечный спутник – перила; и, наконец, прощай любимая и верная Кэт! Исчезните навсегда из моей жизни!
Нет больше сил смотреть на охваченный пламенем дом. У предметов здесь есть душа, и сейчас она пытается докричаться до меня, хрипит и плачет, и рыдаю в этот миг вместе с ней… Больно так, будто горит мое тело вместо дорогих предметов интерьера.
Со второго этажа падает перегородка, едва не задевая своего хозяина опаленной деревянной рукой. Мне пора… Я не желаю быть связанным по рукам и ногам, хочу быть свободным, не потому ли изгнан с Небес и отбываю наказание? Так почему же на земле нет покоя и каждая вещь стремится привязать к себе?
Мир дрожит, вздыхает ото сна и со своей неумолимой скоростью начинает бег. Вновь шумит река, заливистым хором поют пташки и шум магистрали проникает сквозь окна. Муха, застигнутая в полете надо мною, теперь отмерла и пытается выбраться из горящего дома на улицу. Я зажимаю беднягу в ладошке и, не обернувшись на прощание, чтобы не раниться еще сильнее, перемещаюсь в чужую для себя корпорацию, которая никогда не станет родной для такого необъяснимого существа как ангел. Насекомое, радуясь свободе и спасению, улетает через вентиляцию на улицу, где ему и место. А где теперь мое место?
Сажусь за глянцевый рояль, жалкую копию моего любимого незаменимого друга, опускаю пальцы на клавиши и инструмент гремит басом, передавая все невысказанные чувства миру, что остановился лишь на мгновение и загудел с новой силой, не дав как следует прийти в себя. Через несколько минут я начну готовиться к выступлению, а пока в голове вертится вопрос и горький ответ на него:
- Больно ли вырвать с корнем сердце и возможно ли выжить после этого?
- Да. Проверено Аароном Бейли.
_______________________________
* - имеется в виду ритуал протирания клавиш флисовой тканью. Напоминаю, что трепетное отношение музыканта к инструменту творит чудеса.
Двенадцатый аккорд. Карточные масти.
Скучая по родному дому, я прячу печальные мысли подальше, ведь на концерте публика не поймет и не примет унылого вида. Болезненные воспоминания останутся со мной навечно. Вернусь к ним когда-нибудь и тихонечко похандрю, пока никого не будет рядом… Мое вдумчиво-мрачное состояние нарушает приход Мишель, она робко стучит в дверь и заглядывает в гостиную.
- Аарон, доброе утро. Я узнала ту новость, о которой ты не хотел мне рассказывать.
Организм напрягается, я встаю из-за рояля и подхожу к панорамному окну, откуда открывается захватывающий пейзаж: залитый солнцем Лос-Анджелес, но он не радует в эту минуту. Теперь мне еще хуже – без Мишель мой план не осуществить, а это значит, что униженный мистер Бейли с позором попросит у Джейкоба Ламберта прощения за неадекватное и непристойное поведение, за грубость и за мальчишеский максимализм, приведший его к излишне высокому самомнению. Мои расстроенные мысли прерывает стук каблучков – девушка подходит ко мне ближе и, улыбнувшись, ищет ту же точку, что куда смотрят мои глаза.
- И что же? Ты не будешь со мной выступать? – я отрываю взгляд от большого облака и перевожу на нее. Мишель выглядит очаровательно в белой блузке и черном сарафанчике, который едва скрывает линию ухоженных, чуть блестящих от лосьона для тела ножек. Видно, что перед приходом ко мне девушка не один час провела перед зеркалом, примеряя наряды. Ах, леди во все времена одинаково стремятся покорить мужчину, и совсем не важно – нравится он ей или нет… Заметив, что я с интересом разглядываю свою гостью, она кокетливо поправляет длинные прямые волосы, нахмуривая тонкие бровки, и обиженно произносит:
- Как ты можешь так говорить? Я думала, там что-то серьезно, а, как оказалось – ерунда. И что из того, что вы дружите с мистером Адамсом? Из-за него теперь никто не желает с тобой общаться? Ну для меня так это точно не помеха.
- Правда? – моя душа ликует: Мишель не отказалась. Прелестная голубоглазая красавица будет выступать сегодня вместе со мной! На радостях я кричу, вдохновленный собственным порывом. – Так чего мы стоим? Бегом на репетицию!
Мы выбегаем из гостиной, и я вспоминаю про диск с записью, благополучно оставленный лежать на диване, но это не огорчает меня, а веселит: давненько Александр не терял голову, радуясь такому, казалось бы, обыденному явлению – дружбе с девушкой. Взгляд застывает на часах: до представления всего шесть полноценных кругов минутной стрелки – нужно спешить.
Новый мотив, новые движения, новый Аарон Бейли – сегодня все будет по-другому… Что же останется от меня прежнего? Страх перед публикой. Мишель спокойна как деревце в безветренную погоду – кто-то, стоящий рядом, впитал в себя ее волнение, и теперь мое тело дрожит. Кажется, что ребра вот-вот сожмут сердце, а оно колотит с невероятной скоростью – такова цена ее умиротворения. Убрав препятствия, мешающие девушке раскрепоститься, внушив ей, что она профессионал в области танцев и вокала, заставил поверить, что все легко и просто, что нет преград между нами и сценой, что мы покорим зрителей. После публичного оповещения спонсоров о моем выступлении выбор для меня действительно оставался небольшой – сдаться без боя или пойти против правил. Сколько себя помню, всегда выбирал второй
