несколько строк, вздохнул и отложил бумаги в сторону.
- Значит, вам нужно попасть в Киев,- спросил он меня с улыбкой,- и зачем же, если не секрет?
На самом деле я накануне придумал для себя некую историю,- в шпионских фильмах это называется легендой. Поскольку ни Татьяна, ни Мелиарх ничего мне почти не объясняли из своих планов, то надо было позаботиться о правдоподобии самому. Но пока я собирался с ответом, Татьяна решила придти мне на помощь. Она взяла слово и рассказала о связях Православной Церкви с Буддистской Общиной, о моем обете отказа от телепортации и ношения каких-либо знаков, и о необходимости встречи со священнослужителями в Киеве.
И то, что сейчас рассказывала она Лаврентию, не совсем совпадало с моими выдумками, но и не слишком противоречило. Ладно, пусть будет так.
Пока она говорила, он смотрел то на нее, то на меня, и был несколько озадачен,- мне показалось, что он почувствовал мою критическую оценку ее речей. Впрочем, кто знает. Вообще я был сильно напряжен,- терпеть не могу врать, а здесь возможно придется, да еще при этом и не знать, насколько ложь эта очевидна.
Это известная история про волшебника и прохожего. Волшебник пообещал прохожему кучу сокровищ, если тот минуту не будет думать про белую обезьяну. Прохожий, разумеется, ничего не получил. При определенной тренировке можно блокировать какую-то конкретную мысль, даже про белую обезьяну, но тогда невозможно думать вообще ни о чем серьезном. Поэтому проблема одновременного творческого вранья и не-думания о его результатах представлялась мне весьма сложной. Вот если б я врал постоянно и радостно всегда…, но к чему жалеть об упущенных возможностях.
В общем изобразил я слегка извиняющуюся улыбку, дескать девушка хорошая, хоть не совсем в курсе, можно простить и принять как есть. Он дослушал ее, сказал, что хорошо, что-нибудь придумаем, и переключился на Вовочку. Видимо искусство интересовало его гораздо больше дел житейских и конфессиональных.
- Вы уж извините, друзья, что я от дела вашего немного уклоняюсь, но раз оказия такая вышла, должен использовать. Мы тут с товарищами на днях посовещались и решили, что для поднятия общего настроения и единения нам нужно, необходимо просто, улучшить качество хора в нашей министерской церкви. Торжественности, добавить, красоты,- вот к примеру в министерстве занятости хор так хорош, что слезы на глаза наворачиваются, сама душа подпевать начинает. Или вот в монастыре…,- он назвал тот самый монастырь, откуда только выгнали Вовочку.
Тот сделал гордый вид и закивал.
- Знаете?- обрадовано удивился Лаврентий,- значит понимаете нас, а вы как мне сказали, человек профессиональный, может подскажете, что и как нам сделать. А то мы хоть и сами с усами, но тут лучше человека опытного послушать.
Вовочка оживился чрезвычайно,- красота спасет мир, искусство очищает душу и прочие умиления,- он явно нашел благодарного слушателя, Лаврентий таял на глазах. В какой-то момент он не выдержал, извинившись прервал Вовочку и повел нас во внутренний двор министерства.
Двором назвать это можно было лишь по привычке,- скорее площадь, окруженная стеной зданий, на которой стояло еще несколько небольших построек, в том числе и упомянутый храм. Внешне это была довольно высокая пирамида золотого цвета, внутри же пространство было ограничено сверху полупрозрачным небесно-синим куполом со звездами и непонятными надписями. Купол опирался на черно-золотые колонны, в центре, на полу, вымощенном мрамором, находился небольшой фонтан. Он не работал,- видимо включали только во время служб или сломался. Возле стен стояли столики, статуи, висели занавеси и картины. Напротив входа белый алтарь безо всяких украшений. Нас встретил невысокий человек в белом халате и шапочке. Лаврентий представил его настоятелем.
Мы поздоровались, но никаких разговоров не состоялось, поскольку Вовочка увлек его в центр помещения, прошептав перед этим что-то на ухо. Они остановились возле фонтана, Вовочка затянул «Ом Мани Падме Хум», потом еще что-то на неизвестном мне языке. И то и другое прозвучало весьма неплохо, акустика была прекрасная, все остались довольны.
Было похоже, что Вовочку оставят здесь работать с хором и они с настоятелем удалились куда-то вглубь помещения, девушки, совершенно неожиданно для меня, нашли общую тему для разговора, а я остался один на один с Лаврентием.
- Забыл, Алик ведь вас зовут?
Я кивнул в ответ.
- Странное имя для тибетского монаха.
- Меня здесь так называют,- вообще меня зовут Ай Линь, но это трудно запомнить, да и сказать тоже. Китайское имя, не тибетское, но меня две последние жизни так называли, вот и решил оставить.
- И как это переводится?
Я решил особо не углубляться в тему тибетских и китайских языков и просто сказал, что это вроде как любитель водяных каштанов.
- И зачем буддистскому монаху понадобилось разъезжать по белу свету, да еще на самолете?
Ай-яй-яй, пришло время врать, а ведь случалось, что если запланируешь это дело, то потом и не приходится вовсе, а тут как на грех… Ну да ладно.
- Да я не совсем буддистский монах, то есть монах конечно, и буддистский, но просто у нас в Тибете есть община, в которой живут Далай Лама и Кармапа, когда между перерождениями находятся здесь, а не в другом мире. Вот мы и стараемся жить такой же жизнью как там, чтоб им было привычней, но и здешние новости собираем, чтоб им рассказывать. Вот и сейчас к встрече готовимся.
- А, Далай-Лама, слышал что-то такое,- это тот, что всю жизнь ходит по горам и два раза нигде не ночует?
- Нет, он заранее предупреждает, где родится в следующий раз, и когда рождается, то его находят, привозят в монастырь, где он жил до этого и он снова живет там же и продолжает свое дело.
- Надо же, и за что его так лечат, что такого он наделал?
- Лечат, почему лечат?
-Ну как же, не успел отмучаться, тут же снова маяться загоняют. Не нравятся мне такие методы,- какой бы ни был подлец, а дай время пожить, подумать, переосмыслить, может уже исправился человек,- а нет, опять в эти иллюзии запихивают,- дикость и самоуправство. И что они такое натворили, этот Далай-Лама и как его там,- Камара, что за ними и там и тут присматривать приходится? Да еще целым монастырем.
Интересная точка зрения,- мне бы в голову такое не пришло, и хорошего ответа у меня не было, но легкий стресс, в который меня вогнала эта беседа, обострил память и я вспомнил, что по этому поводу говорил Шакьямуни.
- В общем то вы правы,- сказал я,- и спорить тут не с чем,- дело у них не из самых приятных. Но взгляните иначе, ведь сам Будда еще говорил, что пришел в этот грязный злой мир, чтобы изменить его,- повернуть колеса судеб, и хоть сознания живых существ привязаны к удовольствиям и собственной глупости, но кто-то должен же им помогать, вот Далай-лама с Кармапой им и помогают.
- И в чем же эта помощь? Чтоб люди там не отвыкли от религиозного опиума, который вы здесь еще продолжаете насаждать? – Лаврентий возбудился, потом вспомнил где мы находимся и махнул рукой,- впрочем ладно, иногда это даже хорошо, пробуждает в людях правильное отношение к работе. И вообще приятный момент жизни… Надеюсь друг ваш разберется с хором, а то гармонии явно не хватает.
Он замолчал. Видимо почувствовал ностальгию по своему кабинету и креслу.
Тут я вспомнил про своего недавнего собеседника в гостях у Петровича, и не удержался поинтересоваться.
- А вот общался я с одним человеком на днях,- так он говорил, что его послали туда не за какие-то проступки, а по разнарядке, и что работник он примерный и про интриги разные вспоминал. Вот и интересно мне, как на самом деле-то все тут у вас происходит.
Он посмотрел на меня с удивлением, но видимо сделал скидку на дикость удаленных мест, откуда я прибыл, и рассказал. Сперва вяло поинтересовался этим моим знакомым, а уж потом объяснил.
- Все просто, раз в квартал имперская канцелярия присылает разнарядку,- там только общая численность, сколько каждого пола. Иногда бывают уточнения по стажу, специальностям, увлечениям. Вот мы и раскидываем эти цифры по министерствам. Отправляем лентяев, нарушителей дисциплины,- мы с ними и так боремся, но народ бестолковый, слов и порядков не понимает, приходится и на такие меры идти. Ну иногда и злоупотребления бывают, с этим тоже боремся,- вот вы, если б вспомнили где найти уклониста этого, может и выяснили бы все по справедливости, наказали бы виноватых.
Он развел руками и вспомнил больную тему.
- С дисциплиной совсем беда, как лет десять назад решили штат увеличить, то народу набрали, а толку никакого,- на службу опаздывают, делать ничего не хотят, карьеру только подавай. То ли раньше было, все налажено, каждый при своем месте. Опаздывали, конечно, но не так. Я вот, к примеру, почти пятнадцать тысяч лет здесь служу, через двадцать семь лет юбилей будет,- всех пересидел, но чтоб опоздать? Ни разу такого не было.
Он возбудился, очки заблестели, а я только сейчас совершенно отчетливо осознал где нахожусь. В Аду. Пятнадцать тысяч лет в одной конторе. Без опозданий. Дыхание мое замерло,- цифра застряла где-то в районе желудка и дальше не шла.
- Да, батенька, пятнадцать тысяч лет без единого замечания, император самолично звезду надел,- он похлопал себя по правой стороне груди,- но ничего, и не такое видали, вправим им мозги, никуда не денутся.
Он опять замолчал, но уже с устремленной мыслью.
- Впрочем мне пора, служба,- увы, но государственные дела, надо идти.
Пожал руку, пошел к дверям, но повернувшись, вспомнил, - А просьбу вашу подпишу, зайдите завтра к секретарю, получите бумаги. Всего хорошего.
Он поманил Аню, сказал ей пару слов и ушел, помахав всем рукой.
Аня собрала нас всех, сообщила, что все хорошо и чтоб приходили завтра, попрощалась и пошла вдогонку за Лаврентием, забрав с собой Вовочку и настоятеля. Мы с Татьяной еще раз обошли помещение, интересуясь интерьером, и отправились к выходу.
Наших друзей возле летающей тарелки еще не было, но мы заметили какую-то суету неподалеку и отправились туда.
Перед входом в министерство, метрах в ста, стояли две одинаковые каменные фигуры, напоминавшие ацтекские статуи воинов,- какие-то сложные переплетения в форме полулежащей человеческой фигуры, завершавшиеся вверху подобием лица с весьма решительным выражением. На голове одной из этих статуй, метрах в шести над землей, сидел Арсений, а внизу стояли несколько человек, что-то обсуждая, и еще двое тащили раскладную лестницу.
Арсений увидел нас и стал знаками показывать, что залезть-то он залез, а вот слезть никак. В подтверждение лег на пузо и попытался опустить вниз ногу, но не нашел опоры и встал обратно. Когда мы подошли к этой статуе, люди, тащившие лестницу уже прошли мимо, к следующему ацтекскому воину, хотя на голове у того никто не сидел. Те же, что стояли внизу, обсуждали не плачевное положение Арсения, а недостатки своего начальства,- я вспомнил про 15000 лет, и мне не захотелось прислушиваться к их разговорам.
Что же до пленника ацтекского воина, то он оказался на верхушке, выбирая точку обзора для своих фотографических дел, увлекся, не рассчитав своих возможностей, и больше часа уже томился в неизвестности, не решаясь позвать на помощь.
Я побежал догнать людей с лестницей, но они
