изголовье постели, раскачивалась из стороны, в сторону, прыгая на его мужском детородном члене. Раскинув широко согнутые по сторонам коленями девичьи красивые стройные ноги. И насаживаясь на него до самого рыжего лобка, чувствуя тот его здоровенный, возбужденный мужской любимого гладиатора детородный член внутри себя. Не боясь ничего и никого уже, как раньше. Когда ее отец перебил всех ее служанок и любовников. А Сивиллу сослал в каменоломни.
Теперь все было по-другому. Теперь она заключила с ним договор. Правда, он так и не получил ничего с Харония Диспиция Магмы. Кроме его пустого обезлюдевшего имения и пустых закромов. Так и не понимая, куда все исчезло. Куда пропали все рабы, и даже скот со двора. Но вот она Луцилла Вар, получила то, что всегда хотела. Получила его Ганика. И договор есть договор. Ее Сивилла получит вольную за доносы и наблюдения за тем, что творилось в Олимпии, и что готовил Хароний Магма, что помогло ее отцу спровоцировать кровавую бойню на арене Рима. Очередную резню, еще больших масштабов, чем прежде. И втянуть туда самого Цезаря Тиберия.
А все ради наживы. Но теперь для Луциллы Вар это все было не важно. А важно то, что Ганик теперь был ее. И больше ей ничего уже не было нужно. И разрешение своего отца на своего раба любовника, хотя Лентул Плабий Вар будет искать любого повода, избавиться от него. От ее любимого Ганика.
***
- Ганик! - произнес, просыпаясь, внезапно ангел Зильземир - Ганик! Сыночек мой!
Он почувствовал его. Мгновенно. Почувствовал здесь уже рядом и в доме Варов.
И он проснулся. Проснулся, выйдя из ледяного сковавшего его оцепенения. И по вечер.
- Ты уже здесь! Ты здесь, я знаю! Миллемид не обманул меня! – Зильземир, вскрикнул и задышав, глубоко своей женской грудью, встрепенулся всем ангельским светящимся яркими всполохами астрального света матери телом. Он расправил свои огромные светящиеся тем же светом оперенные крылья.
- Мальчик мой! Мама идет к тебе! – произнес он тихо и радостно, роняя снова свои ангела слезы любви в виде капелек застывших алмазов, прямо из своих светящихся синим горящим светом и огнем женских безумно красивых материнских глаз, выпорхнув незримой тенью из каменной стены и пропахшего сыростью подземелья огромной виллы. Он вылетел на самом восходе яркого встающего утреннего солнца, и направился прямо в дом Лентула Плабия Вара. Паря легким еле ощутимым ветерком, прямо над каменной тропинкой, идущей в направлении главного входа в саму виллу.
Пролетая мимо красивых пробуждающихся после глубокого крепкого сна, цветущих яркими цветами клумб цветников, бурлящих водой и шумящих фонтанов с красивыми колоннадами и статуями древнеримских и греческих богов и богинь. Мимо оливковых деревьев и орешника. Слегка касаясь их своими крыльями листвы. И те, им пробужденные от ночного сна. Встрепенувшись. И, ощутив живую наполненную жизнью и любовью, неведомую, пришедшею с Небес силу. Отвечали приветствием ему в легком колебанием своих тонких в листве ветвей и стволов.
А он направлялся туда, где находился сейчас его сын. Его любимый сын Ганик. Ее молодой Небесный ангел, ее матери ребенок.
Он чувствовал его. Чувствовал его присутствие. Присутствие теперь в этом доме.
Зильземир вдыхал всей своей женской материнской грудью аромат цветущих цветов и деревьев, как опьяненный закрывая и закатывая от наслаждения женские свои синие глаза, как в некоем благоухающем любовном экстазе, плыл туда, где был его ребенок. Он светился ярким Небесным астральным светом, и этот свет поглощал все, вокруг, оттеняя все кругом окружение черными тенями, такими же незримыми человеческим глазом, как и он сам и тот его свет.
Зильземир был наполнен радостью и скорой встречей со своим родным сыном. Он чувствовал его всем своим материнским чувством ангела. И желал немедленно увидеть его вопреки всему. Вопреки даже запретам Миллемида.
Она почувствовала своего сына. И летела туда, где ощутила присутствие его. Чтобы снова увидеть его. И когда придет пора, прижать его к себе, и попросить у сына прощения, за все, что с ним случилось по ее вине на этой земле. И унести сына Бога в Небеса к своему и ее Повелителю и Создателю всего живого и сущего.
- Ганик! – произнес Зильземир громко и на всех звуковых интонациях, пролетая мимо работающих слуг и рабов виллы в этом красивом во дворе саду. Но никто его не услышал. Ибо он так сам хотел. Никто даже не почувствовал летящего его, даже те, кто был совсем рядом. Только легкое дуновение свежего под жаром вечернего солнца ветерка.
Зильземир опустился ногами в золочоных сандалиях ангела на каменную дорожку, ведущую прямо к самому входу в дом Лентула Плабия Вара и его дочери Луциллы Вар. Встряхнув русоволосой головой с вьющимися на этом невидимом астральном ветру, как змеи волосами. Длинными, по его пышущей жаром любви женской груди. И по женской своей спине до самой узкой и гибкой талии.
Подпоясаной широким с пряжкой поясом. Из звездной живой черной пыли. На длинной, до самой земли светящейся светом ярких звезд и галактик ангельской хламиды.
Он, коснулся своего живота, где был еще один его зарождающийся ребенок, и протянул свои женские в небесных изумрудах перстнях на тонких длинных пальцах руки в сторону главного в два этажа помещения самой каменной огромной виллы.
- Ганик! - позвал, громко Зильземир – Мальчик мой!
Он приближался, ступая медленно и плавно по камням практически невесомо, лишь слегка их, касаясь, сложив свои огромные из астрального света, оперенные перьями, как птица крылья.
Он почувствовал еще кого-то, но не смог понять, кто это был, но точно не Миллемид. И это забеспокоило Зильземира. Особенно сейчас, так внезапно и под наступающий поздний вечер. На самом закате солнца.
Это странное ощущение и присутствие еще кого-то в этой доме, но кого?
Сейчас рядом не было Миллемида, и мать хотела снова узрить своего любимого Небесного рожденного ею сына, и прикоснуться даже к нему.
Никто здесь ей не помешает. Она так давно этого хотела. Так давно. Она видела его в доме Харония Магмы. Видела его больного и в бреду.
Что было с ним? Она не знала. И была тогда напугана за него.
Знал только этот хитрец Миллемид. Ее любовник, который не дал ей тогда нужного и должного ответа. Но она уже забыла про все это, так как ее сын уже был здесь, как и обещал Миллемид. И уже скоро все свершиться. Она верила Миллемиду. Верила потому, что любила. Любила Миллемида, как и самого Бога, и всегда доверяла ему. Зильземир знал, что Миллемид не подведет. Нужно было только подождать. Но любовь матери к своему ребенку не давала Зильземиру покоя. И он самовольно шел к дому Варов. Его сын его тянул к себе. И он, словно, пел на всех звуковых интонациях, призывая своего родного к себе сына. Словно флейта, нежной и ласковой трелью - Ганик, мальчик мой! Мальчик мой любимый!
И в ответ ему склоняли свои ветви, растущие вдоль тропинки шурша еле заметно и еле слышно листьями оливковые деревья и орешник. И в ответ ему тянулись, своими лепестками цветущие в клумбах цветниках у самой каменной тропинки яркие сладко пахнущие такие же красивые, как и он сам цветы. Они преклонялись перед самой любовью, идущей в дом Варов.
Перед самой жизнью. И склоняли ветви и стебли к ногам безумно красивой крылатой женщины. Матери идущей за своим отпрыском сыном. Матери ради него спустившейся с Небес от самого порога Бога.
- Мальчик мой! – звучал трелью голос Зильземира – Мама идет к тебе! Мама идет к тебе, мальчик мой! – еще раз, пропел нежной трелью Зильземир, чувствуя своего сына в этом богатом загородном имении, и опять никто не услышал его. Никто, кроме того, кто сейчас появился за его спиной, и смотрел на него.
Тот, кто теперь стоял за его спиной и шел незримо и неслышно, также как и он, следом за ним.
Часть X. Любовник Луциллы Вар.
Лентул Плабий Вар сидел в своем позолоченном резном кресле. На фоне дневного проникающего в помещение яркого света золоченного большого окна в цветном витражном стекле, расписанного красивыми узорчатыми фресками. В своем на втором этаже кабинете своей загородной виллы. Он сидел недалеко от своего друга сенатора Марка Квинта Цимбериуса. Ганик стоял чуть в стороне у мраморной колонны и статуи одного из предков этого самого гнуснейшего рода в Риме, и слушал разговор Лентула Плабия Вара и Марка Квинта Цимбериуса.
Он стоял за углом двери и его не было видно. Ему жутко не хотелось здесь быть. Здесь с этими отморозками из рода Варов. Это были вообще не люди, а звери. Он так считал. Но он любил Луциллу Вар. Любил эту кровожадную мигеру бестию, ставшую ему ближе всех сейчас. Даже ближе самой любовницы в прошлом Сивиллы и любовниц Миллены и Алекты.
Как он мог в нее так влюбиться, он и сам не знал, но любил ее, не смотря то, что она из себя представляла. Вот уже целую неделю, как он был здесь, и они только и знали, что занимались любовью в этом загородном имении Варов. И на удивление сама Луцилла безумно его любила. И не была уже такой жестокой и кровожадной теперь. Она сейчас была просто счастлива и любила безумно своего Ритария гладиатора Ганика. И ей было неважно уже ничего. И не нужен был никто, кроме него. Она словно, никого во дворе и в доме больше не замечала, забыв даже про своих личных рабынь служанок гречанок Сесилию и Силесту, выгнав их на половину рабов. И запретив появляться в ее комнате, потому, что там жил теперь вместе с Луциллой ее любимый Ганик. Вопреки всем. Вопреки теперь ее отцу, чем бесил его и доводил до бешенства. Но Лентулу пришлось терпеть. Он обещал Луцилле Ганика. Обещал еще тогда. Когда тот выиграл тот кровавый поединок с его приговоренными насмерть убийцами Рима на арене главного
