Корявого нелёгкая несёт, – подумал главарь». И точно, с деликатностью литерного поезда и сотрясанием стен ввалился страшный гигант. Был он весь какой-то тревожный и взбудораженный. Помятый и несуразный в своём строгом, классическом костюме Корявый плюхнулся на стул, от чего тот чуть не отдал богу свою деревянную душу.
‒ Чего припёрся? – дружелюбно буркнул Леший.
‒ Да тут такое дело, – отдуваясь, начал было тот, но замолк. Его завороженный взгляд намертво прилип к янтарному сосуду. Пауза затягивалась.
– Я Вас внимательно слушаю, молодой человек, – привёл в чувство Корявого строгий голос начальника.
– Чё-то в горле пересохло, мне б смочить, – с трудом отлип глазами от банки страшный гигант. Леший пошарил глазами по комнате. Как назло вода закончилась, да и стаканы куда-то все запропастились.
– На, хлебай, – неохотно подвинул он Корявому банку с янтарным напитком.
– А сколько? – с застенчивостью неандертальца плотоядно облизнулся тот.
– Сколько душа примет, – печально вздохнул главарь.
Страждущая душа Корявого приняла всё. Вплоть до лимонных корок, листьев смородины и абрикосовых косточек. Леший с философическим стоицизмом наблюдал, как плоды его вдохновения и двухнедельных трудов, как эта божественная амброзия с невероятной скоростью исчезает в бездонной утробе Корявого.
– Короче, мне тут по старой памяти одного козла заказали. Ну, там рога ему обломать и тугриков вытрясти, – отставил в сторону пустую тару гигант и удовлетворённо-продолжительно рыгнул.
‒ А не боишься? – задумчиво смотрел Леший сквозь зеленоватое стекло так вероломно опустевшей банки.
– Кого, этого запёрдыша, этого гандона пустотелого? – презрительно удивился Корявый.
– Ну, может быть, этот терпила и представляет собой жалкую, ничтожную личность, но влепят же тебе за него как за нормального, полноценного человека, – резонно возразил бугор.
– Э-э-э! – легкомысленно отмахнулся неандерталец.
– Ну, так обламывай. Я-то тут причём? – ответил Леший задумчиво, видя всю тщетную перспективу своих усилий в вопросе перевоспитания уличного гопника.
‒ Да не только ему, а и ещё одному клиенту, – осклабился Корявый редко посаженными зубищами пещерного тролля в подобии чудовищной улыбки. Было хорошо заметно, как его настроение улучшается с каждой секундой.
‒ А для тебя что, двое уже проблема? – наконец отвлёкся предводитель шайки благородных разбойников от изучения пустой стеклотары и перевёл взгляд на громилу.
‒ Да нет. Просто второй – иностранец.
‒ Какой такой иностранец? – стряхнул с себя остатки философического оцепенение Леший.
‒ Самый натуральный иностранец. Из Европы, кажись, – почесал репу довольный гигант, лузгая своим стоунхенджем абрикосовые косточки, словно семечки.
‒ Ты, Корявенький, совсем уже на голову озяб, што ля? Ты мне это…, таво! ─ неопределённо потряс указательным пальцем главарь.
– Чаво, таво? – непонятливо набычился Корявый.
– Таво, значит таво! Ты сюда иностранцев не впутывай! Они наших устоев не понимают, они же от наших немудрёных нравов да незамысловатых обычаев могут запросто и головой захворать. Они же все как дети малые по причине своего рационального, строго логического воспитания.
– Недопонял, – постарался наморщить отъезжающий в нирвану ум Корявый.
– Как бы тебе объяснить попроще, – призадумался Леший, – вот гляди, занесёт такого иностранца с его математически точным, логическим складом ума в наши суровые края лютой зимой числа эдак 19 января. И что же сподобится лицезреть столь практичный, высокообразованный, но наивный чужеземец? А увидит он картину дивную, шокирующую и непонятную. Народ в чём мать родила лезет у проруби на открытых водоёмах и с блаженными мордами плещется в этих сомнительных купелях, пуская фонтанчики разными частями тела. А за бортом то минус двадцать, а то и поболее будет. И изумится он от такого поразительного зрелища, и, ошалев, возопит: «Не холодно ли вам, люди добрые?». И ответят ему радостные голоса из ледяной дыры: «Вовсе нет, иди и ты к нам и согреемся вместе в сим благословенном месте!». И останется он в полном недоумении и восторженном страхе перед этими аборигенами. А потом тому же иностранцу доведётся посетить наши палестины каким-нибудь ветрено-дождливым летом. И посмотрит он на пустые водоёмы да безлюдные пляжи и задаст вполне себе законный, но крайне наивный вопрос: «А почему никто не купается?». «Так ведь холодно же, – будет ему ответом». И поспешит этот несчастный чужестранец прочь из этой непонятной и дикой страны. Потому как в его строгом, математическом сознании, напрочь испорченном логическим воспитанием, никогда не сможет прижиться такая противоречивая мысль. Ни в жизнь его правильному, последовательному мозгу не понять, почему нам в минус двадцать купаться тепло, а в плюс пятнадцать холодно. Теперь понял? – спросил Леший.
– Вот любишь ты туману напустить, да запутать человека, – недовольно пробурчал Корявый, – нет бы объяснить просто и понятно.
– Куда ещё проще то? Да и вообще, простота она хуже воровства, – скептически посмотрел на него Леший, – ладно, подключи к этому делу Маню, он тебе план составит и место хорошее выберет. Всё, ступай. А иностранца не трогай! – погрозил он пальцем строго.
На этот раз всё вроде бы обошлось. Но Корявый был не из тех, кто останавливается на полпути. Этот балбес мог найти себе проблему совершенно на чистом месте. И наш красавец незамедлительно сумел всех дико удивить и даже ошарашить. Честно признаться, такого от него не ожидал никто. Последние пару недель Корявый был сам не свой, ходил какой-то хмурый и потерянный. Он и так-то был не особенно дружелюбным, а тут совсем озверел. Кидался на всех без причины, да огрызался на замечания. Это не осталось незамеченным, и как-то Леший выбрал подходящий момент и осведомился о причине такого его поведения. Корявый буркнул что-то невнятное в ответ.
– Чего это с ним? – тогда поинтересовался он у Мутного.
– Да втюрился наш Корявый по самые не балуйся, а эта кегля ему динаму крутит, от ворот поворот. Мол, мы с тобой не пара, у нас разные идеалы и всё такое, – в своей обычной глумливо-издевательской манере ответил Мутный.
– Ты чё лезешь не в своё дело! Задавлю, падла! – прорычал Корявый и попытался ухватить Мутного. Но тот резво вскочил и спрятался за кресло шефа.
– А ну, сидеть! – рявкнул Леший на своих подручных. Оба подельника уселись на свои места. Корявый тяжело сопел и зло вращал глазами, а Мутный глумливо лыбился, – так, так, – побарабанил по столу пальцами главарь шайки наёмных убийц, – значит, такая вот у нас нарисовалась картина. Пришла пора, она влюбилась, так что ли? А ну, рассказывай всё по порядку.
– Да, чё говорить то? – пробурчал Корявый, – ну подкатил я тут к одной, а она ни в какую. Упёрлась и всё тут.
– И чего говорит?
– Говорит воспитание, социальная среда и прочая муть.
– Я ж говорю, динаму крутит, – встрял Мутный.
– Урою! – утробно прорычал Корявый.
– Сидеть! – грозно гаркнул Леший, – и что ты ей предлагал?
– В кабак звал, а она морду воротит, – прогундосил Корявый.
– А кто такая, чьих будет? – спросил Леший.
– Да, дочка профессора. Он в универе преподом и мамаша у ней там же по административной части, в бухгалтерии сидит. А сама она как вобла, тощая и очкастая, – опять влез Мутный.
– Гад! – зло сверкнул глазами Корявый, но больше не пытался изловить своего многословного секретаря.
– Чего это тебя потянуло в академические круги? – спросил у него Леший.
– Да надоели ему честные шалавы, захотелось экзотики, – снова встрял Мутный.
– Н-да, дела, – задумался Леший, – значит, приспичило тебе нюхнуть высшего общества, культурного обхождения тебе захотелось?
– Типа того, – сознался Корявый, – да я с ней по-хорошему хотел, в самый дорогой кабак звал, на Кипр хотел с ней смотаться, а она ушла в глухую несознанку, хоть режь её.
– Понятненько, – побарабанил пальцами по столу Леший, – понимаешь ли, какое дело, дорогой ты мой Корявенький, девушка из интеллигентной семьи, а ты её сразу в кабак тащишь. Некрасиво как-то.
– А куда её, на балет что ли тащить? – буркнул тот.
– Ну, на балет, не на балет, а вот стишки ей почитать для начала можно было бы.
– Какие ещё стишки? – опасливо насупился страшный гигант.
– Ну, к примеру, вот такие: «Мне обещает трепетную нежность твоя манящая, кудрявая промежность», – с выражением продекламировал Леший. Мутный смачно заржал.
– Чё? – снова взвился Корявый.
– Ладно, ладно, – улыбнулся Леший, – шутка юмора. Пригласи её куда-нибудь в театр, или на концерт джазовой или классической музыки.
– В террариум её своди на выставку гремучих, гадючьих и прочих очкастых змей, – не удержался Мутный и, не дожидаясь реакции Корявого, пулей вылетел на улицу.
– Убью гада, – свирепо прошипел Корявый.
– Хорош рычать, – успокоил его Леший, – ступай себе, завтра расскажешь, как прошла свиданка.
На следующий день в 9-00 все собрались в офисе. Быстро обсудили дела, распределили обязанности и разъехались по объектам. Леший поехал посмотреть, как идёт восстановление заброшенного стадиона, где он когда-то в детстве занимался. И по старой памяти неожиданно разбогатевший душегуб решил на свои деньги восстановить сей храм духа и тела, чтобы местное хулиганьё имело законное место для выброса лишней энергии в правильном направлении. Дело быстро продвигалось. Прораб попался грамотный и почти честный, стройка шла с опережением графика. Проверив смету и накладные, Леший остался доволен. Часам к двенадцати он уже был в офисе. Через час подтянулись и остальные.
Выслушав доклад, Леший пригласил всех в кабак пообедать. Коллектив охотно согласился. Даже хмурый Корявый не стал бурчать по своему обыкновению, а молча пошёл со всеми. Заказали по бифштексу, жареной картошки и салат. Леший взял ещё пару бутылок французского красного вина. Обед прошёл хорошо, было вкусно. Много шутили. Даже Корявый иногда улыбался шуткам Мутного, а не пытался его сразу побить, как это происходило в последнее время.
– Ну, как прошло свидание? – спросил у него Леший.
– Да всё зашибись, – ответил Корявый, – я её уговорил.
– Ага! Вот видишь, что значит культура обращения. Помогли, значит, стихи и поход в театр.
– Угу! – мотнул своей ужасной башкой гигант, – только не в театр, а на стриптиз. К нам из столицы на гастроли приехал мужской стриптиз. Во, где жуть кошмарная! Мужикам не позавидуешь. Этих стриптизёров бабы чуть на сувениры не порвали, охрана кое-как отбила. Полный беспредел! Мою там так пёрло, что она, наверное, раз пять кончила. Просто чума! А стишки и прочие разные культурные мероприятия для неё не в цвет оказались, – скабрезно хихикнул Корявый.
–
