Петр Петрович застрял в восемнадцатом веке. Очарование историей сразу же улетучилось, как он оказался в ней собственной персоной. Он попал в историю, и она стала прозой его жизни.
Обед
Наш герой нервничал в ожидании гостей. Своим близким он сообщил, что пригласил в гости друга детства, Андрея Ивановича Березина вместе с сестрой, Верой Ивановной.
- Матушка, ты помнишь такого Андрея Березина? – спросил он Елену Васильевну.
- Да, конечно. Это твой друг детства. У него еще была сестра Вера. Так ты был влюблен в нее и хотел на ней жениться. Мы с ее мамой, Елизаветой Валерьевной, едва уговорили тебя подождать со сватовством, пока ты не станешь взрослым.
- Я случайно их встретил, когда возвращался от Марфы Борисовны и пригласил их к нам на обед.
- Я рада этому. Общение с друзьями детства поможет тебе поправиться после ранения.
- Знаешь, матушка, я решил отставить военную службу и заняться образованием, наукой и литературой.
- Я поддержу любое твое решение. Хотя дядя может не понять тебя. Но это странно: ты никогда прежде не проявлял особой любви к учебе и тем более к наукам.
- Да, к этому я пристрастился на военной службе. Пробую записать, что узнал, - пояснил Петр Петрович.
- И что узнал?
- Много чего, например, что думают умные люди.
- Как интересно. Когда напишешь – дашь почитать?
- Конечно. Матушка, вы будете первой читательницей Петра Николаевича Петрова, - сказал Петр Петрович и не покривил душой.
- Я заметила, что у тебя натянутые отношения с невестой. Я угадала?
- Врать не буду, - вы правы. Может быть, мы расстанемся. Там видно будет.
- Тебе жить, Петруша. Отговаривать тебя не стану, но подумай хорошенько, - Марфа любит тебя. Но ее переменчивая любовь может сделать тебя несчастным.
- И я о том же говорю.
- Петруша, прошу тебя, будь со мной ласковей. Ты уже взрослый и можешь обращаться ко мне как к своему другу.
- Хорошо.
Разговор с Еленой Васильевной навел его на неприятную мысль о том, как трудно написать такую вещь, которая будет занимать внимание читателя, да не только читателя, самого автора, еще долго после того, как он поставит точку в конце предложения. Бывает так, что читатель будет ждать продолжения, но только если автору есть, что предложить. Чаще случается, даже с интересным сочинением, что ближе к концу пропадает интерес к тому, чтобы его закончить, но не потому, что боишься расстаться с ним, с его героями, а просто потому, что они надоели тебе. Петр Петрович вспомнил, что такое ощущение незаконченного удовольствия было у него недавно, еще в прошлой жизни, когда он смотрел черно-белый фильм-нуар “Un témoin dans la ville” 1959 года выпуска. Это было кино о мстителе, которого месть сделала серийным убийцей. В главной роли был Лино Вентура. С ним играла известная актриса Сандра Мило в паре с Франко Фабрици и узнаваемый актер Робер Дальбан. Фильм был хороший, но, еще не закончившись, уже стал раздражать Петра Петровича. Лучше был фильм того же времени «Мари-Октябрь». Вот тот держал в напряжение внимание зрителя от начала и до конца. Там, кстати, тоже играли и Лино Вентура, и Робер Дальбан. Но особенно хороша там была актриса Даниель Дарьё, которую Петр Петрович встретил впервые в фильме по роману Стендаля «Красное и черное» в образе мадам де Реналь.
Гости явились к обеду ровно в полуденный час. Их уже ждали. Они были элегантно одеты: Андрей Иванович в синий камзол, а Вера Ивановна в красное платье, которое особенно шло к ее изумрудным глазам и гармонировало с розами на щеках. Петр Петрович почувствовал, что невольно увлекся красотой гостьи. С сестрой Машей Вера Березина была хорошо знакома. Маша не могла усидеть на месте и не поставить в пример свою приятельницу.
- Знаешь, Петруша, Вера – очень образованная девушка. Она даже стихи пишет. Мне будет приятно, если ты тоже возьмешься за ум и станешь писать.
Петр Петрович уже хотел попросить Веру Ивановну почитать что-нибудь, но тут брат Дима стал передразнивать старшую сестру.
- Знаете, дядя, Маша сама пишет стихи.
- А ты откуда знаешь? Подсматривал, негодник? – спросил дядя, усмехаясь.
- Что вы такое говорите! Я нашел стихи на столе. За столом сидела Маша. Она забыла их на столе. Я даже запомнил начало: «Мое сердце всё было в страсти, с моей наедине был милой, сведом получить всё не силой. Но со всем я сим не был в счасти. Дабы то вполне получити, я принуждал, но вотще всегда. Я токмо познал, что никогда так ту красну не видел быти».
- Какой ты дурень, Дмитрий. Это стихи Василия Треадиковского.
- Маша, ты не права. Петруша тоже пишет, но не стихи, а мысли.
- Что такое случилось у нас в доме: одна стихи пишет или читает, другой дразнится, а третий мысли записывает. Прямо философ, - стал сокрушаться дядя-гусар.
- Елена Васильевна, какой вкусный суп! Из чего он? – Вера Ивановна так решила перевести разговор со своей персоны на сам обед.
- Из раков, голубушка, - ответила Елена Васильевна.
- В народе говорят: «раки пробирают до…
- Александр Васильевич, братец мой, в народе много, что говорят, не к столу сказано.
- Да, уж.
- Александр Васильевич, а мы успеем с сестрой до дома добраться? – серьезно спросил для смеха Андрей Иванович, чем вызвал взрыв хохота за столом.
- Да, Андрей Иванович, вот ты меня понимаешь, а мой распрекрасный племянник нет, - только посмотри на него: насупился как мышь на крупу.
Застольные шутки были не по нутру Петру Петровичу. Они были неприятны не только ему, - чувствовали себя не в своей тарелке и Мария Николаевна, и гостья, Вера Ивановна.
- Андрей Иванович не пугайте мою Машу. Маша, а ты не переживай, - суп из раков слабит только слабый желудок, а не такой, как у тебя.
- Maman, да, сколько можно вести такие не куртуазные беседы в приличном обществе?
- Ишь, нашлась, какая знатная куртуазка. Вот если бы ты была княжной Засекиной, то и задирала бы нос.
- Дядя, я происхожу из не менее благородного рода, чем твой. К тому же я твоя родственница.
- Да, именно потому, что ты моя родственница, ты ведешь свое происхождение от Рюрика. Кем были Петровы, когда Рюриковичи уже правили Русью?
- Александр Васильевич, уймись. Вот разошелся, мой братец! – стала извиняться Елена Васильевна перед гостями.
- Да, ничего-ничего. Мы уважаем Александра Васильевича как представителя древнего рода Засекиных, - стал успокаивать ее Андрей Иванович.
- Вера Ивановна, меня перебили. Но я опять прошу вас прочитать свои стихи, – гнул свое Петр Петрович.
- Где, здесь? За столом? Но я не пишу натюрморты, - церемонно ответила Вера Ивановна.
- Ну, хорошо, тогда в гостиной. Прошу вас, пожалуйста.
- Там видно будет.
И в самом деле, зачем Петру Петровичу было нужно слушать любовные вирши любительницы стихов? Разумеется, его меньше всего интересовал поэтический дар Веры Ивановны. Ему важны были чувства, которые продиктовали ей стихи. Он хотел знать, на какие чувства она способна.
И только когда сотрапезники, приговорив обед, перешли в гостиную, где устроили чаепитие, дорогая гостья соблаговолила уступить шевалье Петрову и прочитала занятный стих.
Сия девица умною слыла,
В беседе ловко мыслями плыла.
Сказала раз: мне нужен муж
Такой, какой не будет стуж.
Хорош, пригож, но в меру,
Что пристала кавалеру.
Мы, дамы, любим тех,
Гарантия кому успех.
Кто сдаться может только нам,
Пуская комплиментов фимиам.
- Charmant, mon âme! – похвалила подругу Мария Николаевна.
- Я не знаю, что сказать, – вымолвил, удивляясь, Петр Петрович. - По сравнению с вашими стихами вирши Василия Кирилловича выглядят вчерашними. Ваши свежее, новее. Они, как бы сказать, стройнее что ли, элегантнее. Вы, случаем, не пользовались рекомендациями академика Ломоносова, как сочинять стихи?
- Нет, милостивый государь. Мне нет нужды в сочинении обращаться за помощью к ученым академикам.
- Вона как! Что, Петька, уела тебя краса наших краев? – заметил, усмехнувшись, дядя.
Петр Петрович смешался и покраснел от досады.
- Не бойся, Петруша. Ты еще не знаешь, какие страдания терпит председатель Военной коллегии от моей Верки.
- Звучит складно, только мне не понятно, с кого мне нужно брать пример. С той ли дамы, которая выбирает хороших, пригожих, успешных кавалеров, не равнодушных, готовых на комплименты? И это называется любовью? Мне кажется, что сдаваться на милость победителю – это не любить, а трусить.
- Светлана, кто бы говорил о любви, только не ты. Ты еще ребенок, чтобы в ней что-то понимать, - сделала замечание своей сестре Маша.
- Тоже мне взрослая, - огрызнулась Света.
- Спорим, не подеретесь, - стал подначивать своих сестер брат Дмитрий.
- Ну-ка, прекрати, - пригрозила младшему сыну Елена Васильевна.
И тут, как назло, дворецкий доложил о приходе Марфы Борисовны Зюзиной. Петр Петрович сразу подумал, что пришел конец так и несостоявшейся его любви к Вере Ивановне. Что она подумает о нем? Ничего хорошего.
- Вот и Марфа Борисовна собственной персоной! – встретил ее такими словами, усмехнувшись, Александр Васильевич. – Мы вас ждали, Марфа Борисовна. Давно вы не захаживали к нам в гости.
- Явилась, не запылилась, - прошипела Мария Николаевна.
- Рада всех вас видеть. Александр Васильевич, Елена Васильевна, мой жених Петр Николаевич, - приветствовала старших Засекиных и Петровых нежданная гостья. – Ой, кого я вижу, Андрей Иванович и Вера Ивановна. Здравствуйте. О чем идет сыр-бор? Я краем уха услышала, что младшие спорят о поэзии.
- Скажи честно, Марфа, чем ты занималась с Мавриным, когда Петя был в походе, - стихами о любви или еще чем другим? – грубо спросила беспутную невесту своего брата старшая сестра.
- Маша, так нельзя! – сказала, огорчившись, Елена Васильевна.
- Можно! Пускай скажет, наконец!
- Мы говорили о Петре Николаевиче. Я призналась его другу, Ивану Маврину, что лью слезы, жду и не могу дождаться своего жениха.
- Какая ты хитрая, нас разжалобить хочешь, прямо как леди Макбет.
- Вот и проговорился. Оказывается, наш Дмитрий уже читает Шекспира. Вот молодец. Кто тебя учит английскому языку? – Петр Петрович постарался перевести разговор с назревающего скандала в безопасное русло.
- Мисс Найт, наша гувернантка.
- Скажи-ка, братец Дима, кто такая леди Макбет? – спросила того старшая сестра, вознамерившись развернуть разговор в опасном направлении.
- Ну, что ты бесишься, Маша! Твой ухажер не стоит того, чтобы из-за него ссориться с братом.
- Не лезь не
