разного народу – грибники, ягодники, шишкари, лесорубы, пасечники, егери, рыбаки и охотники, дорожники и энергетики – сновали по таёжным дорогам и тропам, зарабатывая деньги и считая, что возьмут с тайги всё, что они решили взять. Но не подчинялся их воле какой-нибудь муравейник в верховьях Кемы, не обращала на них внимание сова на старой берёзе у подножия горы Облачной, по вечному зову природы, а не ради браконьерской прибыли шла на нерест вверх по Зеркальной горбуша. И любой человек, проявивший любопытство, мог сделать шаг в сторону от своего пути, замереть на минуту, присмотреться ко всему вокруг и постичь простую истину: он – малая толика среди всеобщего движения по вечным законам. А если кто в человеческом мире и решит подчинить жизнь окружающих своей воле, тот должен учесть: по ходу пьесы сценарий не меняют, и у мирового спектакля давно уже есть завязка, развитие, кульминация, развязка. И тот любопытный человек, чья минута в созерцании истекает, всё же успеет понять главное: муравейник не строят у воды, сова не охотится днём, рыба не требует, чтобы река остановила течение.
… Туристы и бандиты шли по тайге. Впереди – Виктор с одним из мешков, к которым привязали верёвки, как на рюкзаках, чтобы нести на спине. Виктор молчал, отъединившись от всех, и только иногда, вырвавшись вперёд, останавливался на открытом месте, поворачивался и ждал остальных. Он больше ни о чём не спорил с браконьерами, послушно откликался на оба прозвища – Фиксы, которым называл его Сорока, и Водилы, которым, видно, назло младшему напарнику, окликали парня Петрович и Чёрт.
113
За Виктором нёс большой бандитский рюкзак Крыса, чуть позже – Сонная Крыса.У Анатолия Сергеевича ещё сильнее отросла густая серая щетина, лицо и особенно нос как будто похудели из-за всех неприятностей и переживаний вечера и утра, а при том, что с его лица исчезли вместе с ролью Толика улыбка и выражение уверенности, он действительно превратился в испуганного зверька, которого вероломно извлекли из уютной городской клетки и под ружьём повели куда-то через страшный тёмный лес. Анатолий Сергеевич был настолько растерян, что, когда при выходе с поляны он напяливал на себя чужой рюкзак и сами бандиты хотели облегчить ему ходьбу, они с пятого раза только смогли объяснить впавшему в ступор мужчине, что ему для удобства надо застегнуть поясные лямки. Он крутился на месте, пока Лена пыталась вытащить эти лямки, смотрел непонимающе на другие рюкзаки, на которых были только наплечные ремни, и Сорока несколько раз раздражённо обругал актёра, сделав вывод в своём репертуаре – человека не семи пядей во лбу, но практичного: «В натуре, Крыса». В пути пожилой мужчина выдыхался быстрее других «носильщиков», более молодых, и всю вторую половину дороги к водопадам всё тот же Сорока, который шёл третьим, подгонял его крепкими словами и угрозой расправы, в самом деле напоминая шумную и бестолковую трескотню сорок.
За первой тройкой следовали Валера с рюкзаком и Слава с мешком. Младшему артисту досталась тигриная шкура, что разглядел идущий за ним рядом с мамой Кирилл. Решительный вечером мальчик был сломлен неприятностями. Сначала он плакал из жалости к маме: у Тани от переживаний за мужа и сына лицо резко потемнело и осунулось. Потом мальчик жалел убитого тигра, а когда подошли ближе к водопадам, и Слава начал задыхаться от быстрой ходьбы и ноши, Кирилл стал просить понести мешок и, получив отказ, шёл со слезами на глазах, жалея теперь уже отца.
Слава и Валера были единственными из туристов, кто смел разговаривать в пути и в полный голос. Они подбадривали других, урезонивали то и дело психовавшего Сороку, даже привлекая к этому более сдержанного Петровича, и если Слава-Актёр держался спокойно и хладнокровно, часто оборачиваясь к жене и поддерживая её улыбкой, то Валера-Брат Водилы, проявлял полный пофигизм: несмотря на бремя, болтал, шутил, запевал песни, а, когда Сорока обернулся к нему с ружьём и сказал, что убьёт, «если не заткнётся», сымитировал губами звук выстрела, прислонился к стволу дерева и начал сползать по нему, изображая смертельно раненого. «Хорошо
114
похмелился, сучара», - вслух догадался молодой бандит и оставил Валеру в покое.
За Петровичем, который шёл после Тани с Кириллом, следовали остальные женщины: Светлана Геннадьевна, Катаринэ, всю дорогу крепко державшая сына за руку, Ольга Петровна, Лена и Кристина. Замыкал шествие китаец Чёрт, который нёс два рюкзака средних размеров, очевидно, не с добычей, а с имуществом браконьеров, потому как Петрович и Сорока тоже несли мешки, только, в отличиеот Славиного и Витиного, нагруженные лишь наполовину.
Высокая, статная, в крупных очках, Светлана Геннадьевна, прозванная бандитами Старой, вовсе не соответствовала этой скороспелой кличке, вызванной скорее раздражением от её споров с ними, чем внимательным взглядом на человека. Со стороны она больше походила на баскетболистку на пенсии, которая и сейчас ещё запросто могла забросить в корзину идущего перед нею невысокого, средней комплекции Петровича. И если в каком-нибудь трудном месте тропы главный бандит оборачивался и требовал идти побыстрее, Светлана Геннадьевна приближалась к нему вплотную и отвечала, что более быстрому движению мешает именно он и что из его мешка очень неприятно воняет.
Ольга Петровна с Катаринэ и Арушаном шли одной сплочённой группой. Несмотря на то, что мальчик держался спокойно и окриков бандитов не пугался, его мама опять была вся на нервах, постоянно упрекала себя вслух за турпоездку и испуганно вскрикивала, даже если Арушан просто спотыкался об корень дерева, оголившийся на тропинке. Однако на крутых спусках, переходах через реку или ручьи по камням, по упавшим стволам как раз Арушан с Ольгой Петровной помогали Катаринэ, которая хотя старалась идти быстро, но была совсем неспортивной. Ольга Петровна, по-бандитски Божий Одуванчик, старалась всю дорогу негромко разговаривать с Армянкой, убеждала, что всё закончится нормально, хвалила маме сына за его хладнокровие и заботливость.
- Что я буду говорить мужу? Что я буду говорить мужу?.. – шептала Катаринэ.
- То и скажешь, - тихо отвечала Ольга Петровна, - что вела себя как настоящая мать, а Арушан вёл себя как настоящий сын. Два взрослых, крепких мужчины бросили нас и сбежали, а твой мальчик ничего не боялся и
115
поддерживал маму.
- За что мне такое? Чем я провинилась перед Богом? – снова терзала себя измученная переживаниями женщина.
- Ну-ну, Бога не упрекай, - переходила Ольга Петровна в наступление. – Откуда мы знаем, что нам выпадет, и наказание это или испытание? Может, всё к лучшему. Может, нам это на пользу…
- Мама, перестань, - соглашался с пожилой женщиной мальчик. – Сходим туда и вернёмся. Вечером будем дома. Три миссии прошли, на четвёртой завалились. Когда играешь в новую игру, всегда провал на какой-то миссии».
В отличие от них, идущих близко друг к другу и без конца шепчущихся между собой, последняя тройка представляла собой молчаливую группу врагов. Китаец опасался даже женщин и всё время держал карабин наизготовку, и это раздражало Кристину, которая тихо ругалась в адрес своего охранника. Девушка хоть и уступила Лене место за Ольгой Петровной, но за всю дорогу не обмолвилась с нею ни словом, а когда та поскользнулась на камнях в реке и упала, невозмутимо стояла и ждала, пока спутница не встанет на ноги и не освободит брод. Выражение озлобленной отстранённости застыло на лице Кристины с самого момента утреннего пробуждения, когда стало известно о бегстве Тимофея, и в отличие от всей тургруппы, она получила прозвище не только от браконьеров – Тощая, но и от своих. Пьяненький Валера, с улыбкой оборачиваясь на идущих позади него, весело кивал Славе: «Вдова-то озлобилась. Попадись нам сейчас медведь – она его загрызёт».
Обошлась без клички только Лена, которой пока не выпало какого-либо общения с бандитами, а китаец подгонял их с Кристиной только однообразным «эй, надо быстро!»
Двухчасовой переход преодолели почти без происшествий. Только в последние тридцать-сорок минут, когда тропа пошла вверх и вместо земли или глины под ногами чаще стали оказываться камни, владивостокские мужчины начали уставать. Уже не вырывался вперёд Виктор, постоянно увеличивался промежуток между ним и Анатолием Сергеевичем, на подъёмах Таня и Кирилл подталкивали Славу в спину, а он мучился одышкой, уже Валера оставил шутки и взмок не только футболкой, но и трико, несмотря на свежесть раннего часа. Сорока, который выглядел, как
116
спортсмен на первых метрах дистанции, даже не ругался, а недоумевал: «Экие вы слабаки! Привыкли в магазин на троллейбусе ездить!» Особенно злорадно он посматривал на Славу, с которым в середине пути у него произошла серьёзная стычка.
Случилось так, что длительный промежуток времени не было переходов через Меловую, котораятекла вдоль тропы, часто её пересекая. Кончилась вода в бутылке. Её туристы-носильщики наполняли в реке и передавали по цепочке. Вдруг Татьяне стало плохо, она сильно побледнела, и Слава прямо с мешком за спиной поспешил сквозь кусты к речке, которая в этом месте шумела на перекатах метрах в тридцати. Сорока крикнул: «Стой!» и снял ружьё, а Слава даже не обернулся. Бандит взвёл оба курка, но подошёл ближе Петрович и сказал, что Актёр от семьи не убежит. Только когда Слава принёс бутылку, напоил жену, и Танеполегчало, Сорока демонстративно поставил курки на место, убеждая Славу в возможности случайного выстрела.
… На последних метрах перед каскадом водопадов Виктор вдруг вспомнил, что это был его любимый момент во всех турпоездках. Группы выходили из леса, спускались в ущелье, и в это время им открывался первый водопад – восьмиметровый Красный. Или Вечная Молодость, в классификации туристических фирм. Люди замирали от восхищения, забывая на время даже про фотоаппараты. Их лица, на которые так интересно было смотреть экскурсоводу, становились глупыми и по-детски восхищёнными.
Виктор с трудом перепрыгнул реку по валунам и присел на том самом берегу. Но на этот раз не для того, чтобы лицезреть чужие восторги - на это он не надеялся, - а потому, что боялся получить от бандитов замечание, что сильно оторвался от других. Вот понуро, опустив голову, остановился перед камнями Анатолий Сергеевич, не решаясь ни прыгать с тяжёлым рюкзаком, ни снимать его, чтобы перебросить через речку; вышел из-под деревьев и внимательно огляделся хитроумный Сорока; взошла на один широкий камень семья Дмитриевых. Через пару минут все были на берегу, но на другую сторону перескочили пока только младший из браконьеров и брат Валера. Виктор увидел, как разгладилось и посветлело лицо Татьяны, как заулыбалась, сняв очки, Светлана Геннадьевна, а Ольга Петровна, приставив ладошку козырьком, обняла Лену и что-то ей ласково наговаривала, как мужчины на минуту забыли о тяжести за спиной.
117
Водопад,
