дружинников.Чувствую, у Светя есть что сказать. А вот и твой сын идёт сюда. Уверен, смекнул и он о нашествии Аши-Баши. Ибо сердце его обнажено чувством к девушеке из Бобров. Будет проситься разузнать всё.
Мечислав действительно приближался к ним, и по лицу его легко было распознать, что не застольничать он станет звать родственников.
- Говори, Светь, - кивнул Яр племяннику, который из уважения не вмешивался до того в разговор старших.
- Вертислав всё повторял о летучих кики-марах, я и подумал: не использовать ли дутень Воронов. Тёплый южный ветер поймать нетрудно. Отсюда за три поры можно долететь.
- Тятя, позволь мне со Светиславом! Или одному: я и полегче буду! Неспроста ведь эти Бродичи уговаривали юношей из Куниц отступиться от своих богов!..
193
- Они, может, и мимо Южных идут. А с меня и за племянника, и за тебя, и за всякого спросится… Да, тяжёл выбор. Не можем мы предать ни братьев своих, ни свой народ. Думал я, что ты, Гостомысл, будешь мне главным советчиком в походе, а приходится всё решать самому. Там, на Равнине, ты всегда удивлял меня своими прозрениями…
- Я не повелеваю племенами, Сокол. Ни войн, ни схваток я не остановлю, да и нет у тебя выбора, ибо ты – с Севера и здесь по велению своего народа. А бросаться с горсткой ратников на воинство Безлесья – безрассудство.
- А если это Безлесье уже вечером начнёт жечь жилища Южных, губить детей, стариков?.. Что же нам? В спокойствии глядеть на зарево и продолжать свой путь?!
- Именно – свой путь. И он для тебя определён давно. А захочешь свернуть с него – выйдет самовольство. Неужто одоления асилков и ящера внушили тебе, что ты всесилен? Ты не веришь, что пять десятков тысяч Южных сумеют защитить себя, но веришь, что ты один сумеешь это!
Гостомысл разговаривал с гневностью, но тут же помягчел.
- Не может быть сомнений у человека, который живёт не своими желаниями, а по велениям и наказам божиим. И если, Соколы, который из вас засомневался в чём, ищите ответа в Законе Праведи. Ибо этим Законом наш народ держится многие и многие месяцы Сварога. «Следовать правлению Вещенья племени», - сказано в нём. Вещенье же повелело тебе найти всему нашему народу новые Земли для поселения. И семь десятков ратников, которые ещё не имели своих детей, Вещенье поручило твоим опыту и разуму только для поиска новых Земель. Разорит этот Аша-Баша какие-то из южных селений и пойдёт дальше. Что же ты, Ярь, станешь строить Бобрам, Куницам новые жилища или погонишься за тёмной силой?.. Если бы мы жили рядом, то, без сомнений, оказали помощь своим братьям. Но здесь с тобой только маленькая Дружина. Её путь – не спасение многотысячного народа Южных. Да это и не под силу нам…
- Убедил ты меня, вещун, - ответил Яромир. – Убедил мой разум. Но не сердце. Не хвалы я желал себе, возвращаясь к Южным. А желал добром на добро отплатить, братов долг исполнить… Но разведование-то мы можем сделать?
- Должны, Ярь. Идти нам недолго: кроме этого дня, ещё один-два. И где этот Аша-Баша с воинством – следует знать. Здесь ли он приостановится, пойдёт за Пояс Рода, куда идут с Севера наши братья, западные племена? Или – не допусти этого Светлые боги – двинется вдоль гор в наши Земли?
- То мало вероятно… Меч, видишь ту вершину Пояса? К полудню мы будем у её подножия. Оттуда и полетишь. Верно, там несколько ветров, вот и выберем нужный. Да и не с чего здесь плести корзину для дутеня. А там, если судить по кустам, - река с ивняком.
- Ты пошлёшь не меня – его? – удивился Светислав.
- Не следует тебе, племянник, оставлять Дружину. И причин тому много.
194
Вот видел, как поддаюсь я чувствам в ущерб разуму? Может, придётся ещё отстранить меня из старших. А более толкового и борзого, чем ты, нет. Меч же… Сама Лада будет хранить его в этой разведке. А кто храним богиней любви, тому нечего бояться и чернобогов.
Мечислав при таких словах отца зардел сильнее утренней зари: и от радости, что исполняется его просьба, и от смущения, что о его чувствах с Купославою говорят не только родственники, но и вещун другого племени.
На том и порешили, и вскоре принялись за утреннее застольничанье.
…Через полпоры после выхода из становища высокотравье сменилось цветочными лужками и небольшими зеленичными рощами. В двух местах ратники пересекли выбитый копытами путь, по которому уходили за горы испуганные стада тупеней. Пояс Рода давно уже не шёл единой грядой. И меж его отдельных вершин и кряжей теперь бродили большущие и толстые бурогоры. Видно, они быстрее других утомились от бега, а может, посчитали это бегство неподходящим для их роста и силы. Дружина объезжала великанов за полверсты, уже зная, что они яростны только при обороне своих детей да самок.
Поднялись на взгорье. Яр, его сын, Светислав словно откликнулись на чей-то зов и разом обернулись на Северо-восток, туда, откуда вчерашним утром выезжали, провожаемые добрыми хозяевами Куницами. Но небозём был чист: ни дыма, ни пыли.
Тревога пришла совсем с другой стороны. Внизу, в полуверсте от Дружины, дозор из Журавлей втягивался в лесок, из которого вдруг послышались резкие, нечеловеческие вскрики, и ветки деревьев заколыхались.
- Вскачь! Луки готовь! – повелел Яр и первым толкнул коня в боки.
Дружинники лавиной ринулись к деревьям. Когда они доскакали до места, Журавли уже вступили в схватку, хотя новый враг не был похож ни кого из прежних. Большие буро-тёмные игрунки злобно оскаливали пасти с вершковыми зубами, прыгали с ветки на ветку, швыряли в людей всё, что попадалось, и старались потянуться и схватить кого-нибудь из всадников. Самые лютые тут же сбивались стрелами. Оглушающий визг наполнил лес. В ушах звенело, перед глазами мелькали сухие ветки, запасные лошади старались повернуть обратно и убежать.
- Стрелы беречь! Обнажить мечи! – крикнул Яр. – Стучим в щиты!
Игрунки ненадолго оторопели: въехавшие в их лес люди начали в лад бить копьями и мечами в щиты, заглушив размеренным грохотанием беспорядочные визги. Но в этот миг старший крикливого племени, большой, седоватый, с гнилыми зубами и свирепым взглядом, сломал толстую сухую ветку, явно намереваясь перекрыть Дружине путь. Она уже треснула, повалилась, и игрунок подтянулся, чтобы в последний раз обрушиться на неё всем своим грузным телом. Но не успел. С Журавлями, ехавшими впереди, поровнялся Вертислав и швырнул в врага небольшой камень из тех, что
195
всегда возил в поясной суме. Зверь повалился, но не на сук, а на спину и, ломая ветки, рухнул оземь. «Ого-го!!» - вскричала Дружина и троекратно ударила в щиты. Игрунки разом исчезли, и ратники спокойно собрали стрелы. Никого из них даже не ранили, и вся короткая схватка предстала теперь как что-то лёгкое и потешное. Ещё и не выбрались из леска, а уже полетела по рядам новая шутка: «Рыжень убил старшего игрунков, теперь ему быть у них старшим. У зверья так принято:правителя ставят по силе, а не по Вещенью». Иные поверили и даже подъезжали к Вертю с вопросом, вправду ли он остаётся здесь. Над ними смеялись ещё больше, чем над самим победителем. Хотя и беззлобно: ничто так не возродит ратный дух, как добрая шутка.
Но ненадолго весёлый настрой охватил дружинников. Едва отъехали они от злобного леса, едва поспешили вперёд дозорные, к которым присоединились Меч и Светь, как слева вскрикнул кречетом Дивослав, и тут же послышалось повеление Яра: «Сомкнуться! Копья готовь!»
Новое нападение оказалось ещё более невиданным: из-за кустарника выскочили три десятка диковинных длинношеих птиц с маленькими головами, толстым, круглым телом и длинными ногами и промчались в сторону гор, не задержавшись ни на миг. Но не на птиц смотрели широкими глазами ратники, потому что уже видели подобных в Безлесье и даже попытались охотиться. На птичьих спинах, удерживаемые бичевами снизу и за шеи, были укреплены полусаженные, грубо плетённые из прутьев корзины, в которых сидели существа, весьма схожие с болотными кики-марами-ёжками: такие же грязноволосые, чёрные лицами, одетые во что-то травяное. Они погоняли птиц палками, прикрикивали и миновали людей, только бросив на них досадливые взгляды, даже не подумав вступать в схватку.
- Летуны! Летуны! – крикнул было Рыжень, увидев своих знакомцев, но и он умолк, удивляясь на волосатых наездников.
Однако совсем без неприятностей не обошлось. Последняя из ёжек, отставая от своих и срезая путь, столкнулась с Разиславой, боковой дозорной из Кречетов. Лошадь встала на дыбы, и девушка, более занятая оружием, не удержалась и упала головой в траву. Десятки жил на луках натянулись в ответ, но Яр не позволил стрелять:
- Нет нападенья!
Когда подъехали к пострадавшей и приподняли, оказалось, что она цела, но в беспамятстве. Спешился и Гостомысл.
- Ничего, ударилась затылком… Хорошо, лошадь не наступила… А что же они не перелетели через нас, ежели «летуны»?
- Видел! – настырно тряхнул рыжей головой Вертислав, также спрыгнувший с коня. – Глазами видел, что летают! Как вас вижу!
- И мы летаем, - догадался Лежеслав. – Когда высокая трава да конь пригнёт голову. А долгошеям и пригибать нет надобности – голова махонькая, издали не усмотришь.
196
- А верно… - растерялся Верть. – Травы там были едва не в сажень. Я и корзины их только до половины видел. Смотришь – будто летят низенько… Вот прометнулся… И других растревожил…
С него опять бы посмеялись, да внимание всех вокруг было обращено к девушке, лежащей на руке старика-вещуна, который тем временем достал из сумы, обшитой знаками Алатыря, округлый глиняный пузырёк, вынул тряпичную пробку и поднёс к лицу Разиславы. Та дохнула, сморщила нос и в тот же миг открыла глаза.
- Живая вода… - прошептали дружинники. – Оживил…
- Это ещё что, - промолвил старик, улыбаясь и кивая вновь зарумянившей ратнице. – На Блаженных островах Сыны Богов показали нам, людям, родники, в которых бурлила белая, точно молоко, водица. Кто четверть поры покупается в том роднике, выходит, словно сбросив десяток лет: чист и бел кожей, светел лицом и звонок голосом. Вот то живая вода, и такой больше нигде нет. Прежде вещуны ещё имели эту чудную белую водицу, исцеляли разные язвы да раны, но уж три десятка лет как нет её более ни у кого из нас. Теперь только травы…
Разислава, поддерживаемая друзьями, поднялась на ноги.
- Я бы под твоё воркование, дедуня, так и лежала на мягкой траве. Люблю внимать повестям о нашей старой Родине – Островах, да…
- Да пора искать Родину новую, - прибавил Яромир. – Выхо-одим! У той горы полуденное застольничанье! Соколы – в боковой дозор!
…Мечислав, предвкушая полёт на дутене и тот переполох, который будет у Южных, когда увидят его спускающимся с Небес, Мечислав всё вырывался вперёд, и только урезонивания Светя сдерживали его от скачки. Дружина и без того шла споро. Споро, но осторожно. И если в мыслях Меча рисовались селения Бобров и недавний праздник Купалы и Костромы, то другие ратники уже вспоминали слова Куниц о Летучем Змее и нет-нет да и посматривали вверх, поправляя тулы с луками и стрелами.
Однако именно сыну Яра удалось первым уловить новую опасность. В очередной раз толкнув пятками
