Тридесятое царство (окончание)

оттого…
  -…Что же ты ведаешь о своей судьбе? Верно, хочешь быть вещуньей?
  - Нет, ратницей! В новых Землях вооружённых людей потребуется куда больше, нежели на Севере!
  - Ты – ратница?!
  - Ой, буяр, не заносись! Я тоже многому ратному обучалась. Да и добрых
                                                          179

духов природы чувствую. А уж они-то в трудное время – лучшие помощники.
  - Что же!.. Если «многому обучалась» - бей из лука по тому сухому осокорю!
  Светь едва успел указать рукой, как Радислава выхватила из тула стрелу, сильно согнула лук и с двух десятков саженей сломала стрелой большой иссохший сук, шумно рухнувший оземь.
  - Добре, ратница из Земли Лебедии! Позволь и мне показать свои уменья.
  - Стрельнешь лучше моего, буяр, не идти мне ратным путём. Зарекаюсь.
  - Что же так решительно?! На меня нечего меряться. В Дружине мало кто бьёт из лука так, как я…
  Светислав приметился и пустил стрелу к вершине старого дерева. Перебита была небольшая ветка, но, падая, она сломала нижнюю, та – следующую, и целый обвал сушняка спугнул стайку ярких птиц с соседних деревьев.
  - Жар-птицы! – залюбовалась Радя.
  Сучки большей частью попадали в траву, но нижний и толстый, надломившись, повис. Светь ожидал, что тот вот-вот рухнет, однако ветка удержалась. Да и того было довольно: одной стрелой он почти догола раздел иссохший ствол.
  - Здорово бьёшь, - одобрила девушка. – Я такого никогда не видывала… Да только умения твои имеют предел, потому что они от силы человеческой. Мои же – беспредельны: я черпаю силу от всего мира, сотворённого Родом – от воздуха, солнечного света, зелени листьев и трав… Гляди!
  Она снова резво заложила стрелу, но пустила её не сразу, а будто шепча про себя заговор. И вот стрела взметнулась чуть выше конских голов. Пролетев десяток саженей, она вдруг изогнулась и свернула вправо. Ещё немного – и влево.. Светь потряс головой и проморгался: такого не бывало, чтобы неживое летало по своей воле… А стрела, совершив ещё два плавных поворота, вонзилась в ту самую провисшую ветку и сбила её.
  Сокол молчал, пока Радислава, спрыгнув с лошади, разыскивала свои стрелы. Запоздало подумал он, что стоило похвалить девушку за эту чудесную способность, да надо было без отлагательства. И он ещё сильнее подосадовал на себя. «Подумает, что во мне зависть. А я ведь рад её уменьям. С ними Раде многие трудности неопасны, когда не буду рядом».
  Она подошла и протянула его стрелу – с по-особому вставленными перьями.
  - Твои стрелы я теперь враз узнаю… Давай я научу тебя говорить с духами?
  - Да ты уже объясняла это… на озере. Не выходит у меня…
  - А если с другим человеком через многие вёрсты? Через десятки вёрст?
  - Разве это возможно?
  - Обращаются же наши вещуны друг к другу. И я могу послать дедуне какую-нибудь мысль…
  Она запрыгнула на Дичу, и из поясной кожаной сумы в траву упали три
                                                          180
знака Лады, причём один из них Светь уже видел – когда вызволял от асилков Лебедя-Рыженя.
  Радислава смутилась и, спешно спрыгнув, прибрала метки.
  - Ты в Дружине менее половины Луны, а уже пленяешь сердца юношей.
  - Это их забота. Не моя. Будто тебе не выпадало печалить нежное сердце отказом. Верно, у такого статного и отважного ратника, как ты, полная сума знаков Лады.
  Светь не сумел притвориться и покраснел.
  С полверсты они ехали молча. Трава доходила до колен, и Холень, с трудом продираясь, поотстал. Близкие горы, распадающиеся на отдельные вершины, также густо поросли деревьями.
  - Знаешь, буяр, - вдруг с печалью в голосе заговорила Радя, - иной раз несказанное слово заботит и печалит более сказанного, а неврученный знак Лады хуже врученного. Есть один человек, которому я приглянулась, но душа его меня пугает.
  Светь вновь покраснел, хотя чувствовал: девушка говорит вовсе не о нём. Не станет же она высказывать столь неприятное открыто. Однако спросить, кто этот, он не отважился. А Радислава задумчиво продолжала:
  - Что у человека в душе, то и вокруг него. Так и племена. Что в душе народа – то и в Земле народа. У кого счастье и красота, у кого злоба и разорение. Верть говорил: у асилков мужчины очень грубы со своими жёнами и детьми…
  - Чем же заботит тебя этот человек?.. – выдавил Светь и не узнал своего голоса.
  - Чем?.. Воля его неукротима и мощна. Куда направится? К Белым ли богам?
  - Если человек – само собой, к Белым. Чёрные – у Дыя да Вия в слугах.
  - Это так. Да только и человек с душевным изъяном может помогать чернобогам. Стоит только в малом отступить от Праведи, а зло уже манит к себе.
  - Чем оно может манить? Всякого влечёт только свет и красота.
  - А тем влечёт, что в темноте не видно души. Можно скрывать всякое, и никто не увидит.
  - Чудно говоришь.
  - Чудно?.. Ты в одиночку отважился разыскать Вертислава-Рыженя, вернул его от асилков, а он теперь, если вспоминает тот день, то сожалеет немного. Об их возвеличиваниях сожалеет. Что Мераром, богом называли. Нет, прямо не говорит. Да ведь я душу чувствую. Дедуня научил.
  - А что в моей душе, можешь изъяснить?
  - А не боишься? – она улыбнулась.
  - Вещай. Чего правды-то бояться?
  - Вот то и есть в твоей душе: правды не боишься, правда тебя и очищает. Никакая скверна не пристанет к тому, кто не скрывает душу от правды.

                                                        181
  - И всё? Может, ещё чего?
  - Тебе назвать имена девиц, которые одарили славного буяра-Сокола знаками Лады?
  - Опять забавляешься?.. А знаешь ли ты, какая необычная девушка манила меня своей любовью?
  - Какая же? Уж не косматая ли повелительница Леса?
  - Нет. у асилков мужи верховодят.
  - И у гмуров тоже?
  Светь вспомнил дочь Вербора. «Любопытно, у обитателей Подземелья есть метки богини Лады?» - подумалось ему вскользь. Девушке же он не ответил: хранил чужую тайну.
  - За пол-Луны до встречи с Южными я как обычно ехал в дозоре. Впереди Дружины путь разведывали Совы. Я же поднимался на каменные взгорки и с них озирался вокруг. Время шло к полудню. На соседнем возвышении, в версте от меня, из широкой горной пещеры выбралось погреться на Солнце  целое семейство гривастеней: четверо взрослых, с десяток малышей. После примирения с косматыми эти здоровенные звери стали главной опасностью для нас. На Дружину не нападали, но днём и ночью подкрадывались по траве к пасущимся лошадям. Задрали троих. Мы же убили из луков пятерых гривастеней и двух скрытней. И вот я взирал на них, видя, что Совы выбрали неподалёку место для становища. И вдруг внизу, у ручья, в сотне саженей от меня появилась девушка в белой одежде с червлёным поясом, с венком на голове. Я обомлел: откуда она здесь, в безлюдном предгорье?.. А она, безоружная, одинокая, вела себя так спокойно и уверенно! Присела на камень у воды, плескалась в ней рукою и улыбалась, глядя на меня. А через миг поглядела, как водинки падают с поднятой руки и поманила меня. Ещё и ещё… Я вдруг заметил, что Холень сел рядом и озирался так, будто девушки и нет вовсе. Он – такой осторожный в Лесу – даже не остановился на ней глазами. Я снова повернул голову в сторону ручья, но девушка скрылась. Ни дерева, ни кустика рядом, а от неё – ничего. И всё же я уверен в себе, мне не мерещелось. Она заправдошняя, как мой конь, как те гривастени.
  - Да, заправдошняя. Это Полудница. Девушка в белой одежде, которая не любит чужих людей и зверьё в своих владениях. Тебе повезло, что она не сотворила вам ничего зломысленного. И даже приманивала. Вот, буяр, ты полюбился даже хотя и бестелесному, но бессмертному духу. Радуйся! Вещуны молвят, что иные люди после смерти не уходят в Ирий, а становятся духами и служат Велесу, Хорсу, Стрибогу, Живе… Ты так много времени бывал в Лесу. Может, в следующей жизни станешь Лесовиком или Цветичем?
  - Лучше Ветричем! Облечу всю Землю от Моря и до Моря, поднимусь на самые высокие горы, загляну в самые дремучие Леса!..
  - Тебе так хочется летать?
  - Очень. Земля даёт нам силу, но в привязанности к ней и наша слабость. Представь, если бы я мог в этот миг подняться ввысь, оглядеть всё
                                                        182
и на весь день вперёд знал бы, ожидает ли нас какое зло али нет. Всего на миг – и всё известно… А если перенестись южнее, осмотреть те Земли, которые станут нашей новой Родиной! Какие там племена? Что за зверьё? Какие леса, реки?.. Вот как ты с Гостомыслом: за один день с Севера на Юг!..
  Радислава с удивлением посмотрела на ратника, который даже бросил гриву Здоровка и раскинул руки в стороны, словно уже изготовился взмывать в воздух.
  - Ты тоже перелетел на Юг. Только за четыре Луны. Но такой долгий путь дал тебе много опыта и сноровки. А перенестись можно и не будучи богом или духом. Хочешь отправить по воздуху свою мысль, чтобы она долетела до моего дедуни? Давай вместе?.. А когда вернёмся, спросим, внимал ли он нам?
  - И как же это делается? Долго учиться?
  - По-разному. Мысль должна быть сильной и ясной… Прикрой глаза, представь Гостомысла. Он теперь едет на лошади, верно, разговаривает с Яромиром, размышляет о Землях Юга. Трудно сказать что-то человеку, если он в глубоком раздумье. Мы сделаем так: отправим свои мысли дальше на Юг, после вернём к дедуне, чтобы наши несказанные слова пришли к нему оттуда, куда он сам мысленно переносится. Что же, давай!
  Светь кивнул и послушно углубился в себя. Прошло время. От молчания их отвлёк звук конской скачки: Ладослав, который был третьим в их дозоре и за каким-то делом отстал на целые полпоры, догонял друзей.
  - Лад… - сказала Радислава. – Видно, подошло время полуденной выти?
  - Да. Надо возвращаться к Дружине застольничать. Опять же коням пора отдохнуть…
  И, соединившись, три юных ратника, повернули на Восток.
…Вечерело. Кто-то после вкусных борщевика, сладкой заварухи со свежими калачами и квасом Куниц мыл в свой черёд котлы, кто-то уходил в дозор или в сторожение коней: из горных пещер могли пожаловать хищные звери, а у костра Соколов сошлись Яр и Гостомысл, Лад, Болеслава, Меч, Верослав и Хватислав. К деду пришла Радя, за Радей – Верть. Светислав по обыкновению широким кругом объехал становище и появился, когда Солнце скатилось за Пояс Рода и окрасило гребень гор живыми жёлто-рдяными искрами. Ему подали горшок с кашей, кринь медового кваса, и юноша, тихо доставая из поясной сумы свою ложку, дослушал вместе с другими рассказывания Гостомысла.
  -… Верно то, дружени мои, что нет ничего придуманного в повестях древних. Вот и эти жарко-зелёные птицы, которых мы впервые увидели здесь, на Юге и о которых много слышали в напевах, равно как и о других дивностях Блаженных островов… А ты зачем, ратник, пустил свистящую стрелу? Уж не на жар-птицу ли охотился? Яромир говорит: «Это у нас знак опасности. Но стреле при этом следует лететь вверх, а не обнизиться…»
  - Услышали? – оторвавшись от еды, спросил Светь. – Верно, не об

183
опасности я извещал. У нас, буяров и берёжи, на всё особенные знаки: где свист звериный, где грай птичий. Стрела – когда уже нет возможности оставаться скрытным… Еду я, вдруг Холень уши навострил да оскалился. Смотрю: в десяти саженях юный гривастень. Подбирается к нам. Я крикнул. Другой раз. Не внимает. Вот и пустил против ветра так, что зазвенело в ушах,