Тридесятое царство (окончание)

вдруг ощутил, что со стороны гор на него
надвигается что-то большое и вязкое. «Тёмная сила! Другая ватага врагов, посланная Кощим на перехват».
  В этот миг Дружина упёрлась в овраг, и, спешившись, ратники начали переходить её. Светя озарило. Он подал знак внимания и показал рукой новое направление. Его сразу поняли: шум от врагов, идущих в лоб, уже донёсся из темени и густоты Леса. Дружина гуськом двинулась по дну впадины, придерживая коней, и тут же услышала за спинами шум и крики стычки – то били из луков друг друга Чёрные, уверенные, что наткнулись на Яриев. Светимир, идущий пятым или шестым, велел передать, чтобы первый поспешил и через сотню шагов выбирался из низины. Хрипы раненых и умирающих, ржание лошадей, в чьи шеи впились длинные и крепкие стрелы Чёрных, треск веток – всё это пробудило Лес версты на две вокруг, и таиться не было необходимости. Когда вновь оказались под деревьями, шум сечи уже стих: видно, враги разобрались в ошибке.
  - Всё, друже! – облегчённо вздохнул Светимир. – Чудом спаслись! Потому пора принести жертвования богам, особенно Перуну, чей день уже наступил! Назавтра – отдых, а в эту ночь огня не жгём, по обычаю! Отойдём на Северо-запад вёрст на пять! Лад, Рудь, задержитесь!.. Когда Чёрные вернутся обратно к просеке, разыщите какую-нибудь лошадь. Наверно, много их отбилось после такой доброй стычки. Быка у нас нет, пожертвуем нашему заботливому охранителю Перуну коня от врагов.
  Так и сделали. К началу третьей поры ночи выбрали для становища лужайку средь редкой берёзовой пущи, выслали дозоры и пустили измученных коней пастись. Вскоре к ним прибавилось ещё три животины, одна из которых была раненой. А Ладослав с соплеменником, пригнавшие их, рассказали, что враги бросили своих убитых – числом до двух десятков, только сняли с них оружие. Лад прихватил пару походных котомок чёрных воинов – так, безо всякого умысла, да красивый медный шлем, который подарил Болеславе взамен её гнутого, с отсечённым краем.
  Светимиру не спалось в эту ночь, хотя и чувствовал он, что ни злобников-Чёрных, ни какого-нибудь опасного зверья вблизи нет. Где-то там, у Пояса Рода, который можно было разглядеть в ясный день с дерева, осталась проклятая топь с ёжками-кики-марами, погубившими Кречета Вершислава и Сову Селеслава. Кто ведал тогда, что придётся им, аркаидам, не только возвращаться сквозь Лес, а не вдоль охранительных гор, но ещё и в таком малом числе? Пол-Дружины осталось возводить Аркогор, плыли где-то в безбрежье Велесовых владений братья-Кречеты, затерялись в Лесу Лебеди. А может, и вернулись в долины Южных и помогают теперь в восстановлении разорённых селений. И пронзили с быстротой оленя эти пространства Радя и Верть, которые, если боги милостивы, покинули уже Подземную дорогу, выбрались к Солнцу и встревожили верный Сварогу народ страшной вестью: не только с Севера, но и с Юга наступают слуги чёрных богов. И здесь не

          300
уйдёшь по какому-нибудь оврагу в сторону, чтобы напали Холод на Кощего, а Кощий на Холод. Десяткам тысяч людей не скрыться бесследно. И остаётся надеяться только на силу оружия…
  Но спасёт ли их народ оружие? Даже при самых удачных схватках ему, Светю, удавалось уничтожить до сотни чёрных воинов. А из его неполных трёх десятков половина – израненная и при стычках в врагом остаётся при лошадях. Да и его два раза, хотя и легко, поражали стрелы Чёрных. Ещё одна Луна – и Дружины не будет. Придётся сидеть вот так в Лесу, исцеляться повязками да сосновой смолой, капать сок чернобыльника в загноения, от которых страдает уже четверо ратников, и не находить себе места от мысли, что два десятка тысяч злобников, истомившихся от сумрака Леса и досадливой мошки, вырвутся на Равнину и в два-три дня разорят все четыре десятка и шесть селений, наполненных беспечной, улыбчивой и голубоглазой детворой.
  Не давали спать эти мысли Светимиру, гнали дремоту прочь. Уж и дозорные сменились, а он всё сидел, прислонившись к дереву и замотавшись в накидку, глядел на ясочки, на бездонность Неба, словно ожидал оттуда, с выси, от Светлых богов, помощи и подсказки, как же ему быть дальше. И тысячи врагов не погубит его Дружина, а значит, нет никакой пользы от всех таких схваток. Но должен же быть какой-то выход?.. Он всегда появляется в трудный миг, когда, кажется, уже нет спасения. Уходил юноша от асилков, выбрался из гмурьего Подземелья, спасся из жилища самого Аши-Баши… А теперь?..
  Эх, нет рядом мудрого Гостомысла. Если и не ведает старик все тайны Подсолнечной, да в мире человеческом ему известно всё. Может, и говорил вещун что-нибудь подходящее, да Светь забыл?.. Вот бы и вспомнить в это время – самое тёмное за всю ночь, предрассветное. Вспомнить, увидеть верный путь. Поначалу в уме, после же сотворить его в жизни… «Выпадет тебе войти внутрь зла», - толковал ему Гостомысл. – Но это уже случилось, когда Светь с друзьями побывал в гостях у Кощего. «Войдёшь ты во зло, - прибавил дедуня Ради, - и станет оно тебя кривить, ибо само оно кривое и Праведь с Криведью смешало. И будешь мучиться ты мыслью, как одолеть это зло». Верно, как раз и мучаюсь в этот миг. И что же, как одолеть? «А ежели злом злое станешь губить – растворишься в нём, - подсказывал ему тогда, у горного водопада, старый Лебедь. Подсказывал и пророчил. – А ежели добром и чистотой воссияешь – расступится оно и не покорит тебя…»
  И всё. Более ни слова о его, Светя, будущем старик не говорил. Разумей, если сможешь, сам… Значит, злом зло не одолеть? Не остановить чёрных ратников, убивая их, хотя бы и сотнями? И то верно: куда они денутся из такого большущего Леса? Только вперёд им и идти. Позади – разорённые народы, к Востоку – тысячи вёрст деревьев, рек и болот, на Западе – высокие горы. Теперь хоть погуби самого Ашу-Башу – и без него пойдут Чёрные на Север.

301
  Что же делать ему, Светимиру? Выйти к Поясу и устремиться старой дорогой в родную Равнину да готовить там людей к новой  Великой сечи?.. И без него готовят. Хоть Радя, хоть Кречеты – донесут весть о Кощем. С Вертислава там даже больше пользы, если сумеет снова показаться асилкам их богом-Мераром да убедит косматых к содружеству с людьми. Нет, стихия Светя – рать. И лишь в рати он может быть полезен своему народу.
  Совий крик дозорного прервал размышления. Светь прислушался: только красивый напев какой-то незнакомой южной птицы. Он остановил Холеня, а сам скользнул, не поднимаясь над травой, в сторону тревоги. Ворон Кличеслав прятался у дерева, густо обросшего колтушками. Они уже зацветали, значит, третья ночная пора, подутро, заканчивалась.
  - В десятке саженей трелит напевница, - зашептал дружинник, - а за теми двумя берёзками у края рощи будто люди пешие присели… И что меня смущает? Так заслушиваюсь эту птичку, что перестаю примечать. Будто и не идёт война. Уж не птица Сирин ли поёт? Послушаешь – да и забудешь всё. Помнишь, как в древности: не вняли своей матери Купальнице малоразумные ещё братец Купала и сестрица Кострома, пошли в лес послушать дивные песни Сирина, и унесли чёрные духи Купалу в Навь… Долго после этого проливали горючие слёзы Купальница и Кострома. Но сам Семаргл не мог вернуть сына, выступить против доли-Макоши…
  Светь улыбнулся: настолько необычными показались ему эти слова после тяжёлых размышлений.
  - Зараз испытаю: Сирин или нет, - шепнул он выдумщику-Ворону и, решив вдруг проверить  свою умелость, пополз не вокруг, а прямо.
  Трава уже покрылась капельками росы, и вблизи видно было, что иные из них едва заметно отражают свет Луны. Но звуки влагой заглушались. Юноша неторопливо скользил между высоких, в полусажень травин, почти не колыхая их – одно из важных умений буяров, из-за которого у иных получалось вплотную подбираться к дикому зверью или самим асилкам. Время то ли исчезло, то ли замерло: напевница рассыпалась трелями всё так же ровно, усладливо, словно с любовью к собственным звукам. И Светь увидел её – на нижних ветках берёзки, маленькую, бело-серенькую. Такую днём спугнёшь и не поверишь, как украшает эта кроха ночную непроглядность, когда ничего не видно, когда злобные духи Нави таятся на кажном шагу, и только птицы, наполняя мир чудными звуками, убеждают: добро и красота всё одолеют.
  …Итак, птица – обычная. Теперь – люди. Или звери: Светимир и сам приметил, что за сдвоенным деревом кто-то скрывается. На этот раз он сделал крюк. Яр всегда твердил буярам: обнаружив врага, озаботься, нет ли рядом другого. Потому ратник отполз саженей пять в сторону, приблизился к краю березняка и, встав, широко обошёл неизвестного по кустарнику, укрывавшему подножия дубов, осокорей и ясеней. Никого вблизи не было, и

302
Светь, снова спустившись к Земле, осторожно пополз на тот же напев маленькой птицы, только теперь с противной стороны. Через короткое время он наткнулся на двух лошадей, невидных издали, так как хозяева умело скрыли их внутри кустов красноягодника. Значит, Чёрные. Дошли до самых Яриев, да их не обнаружили, потому что те в эту ночь не разожгли костра. «Вот как Перун нас ещё раз спасает, - подумал юноша радостно. – Не то эти разведчики уже воротились бы за своими и опять нам пришлось бы уходить от погони… Верно, Аша-Баша во все стороны до самых гор разослал своих воинов, решил-таки извести нас. Что же, большого урону в людях я ему не нанёс, но спокойно идти сквозь Лес не дал. А через пару Лун начнутся Земли косматых. Вот уже кто подлинно начнёт досаждать. Нет, этот поход вам будет самым тяжёлым за все десятки лет, что бродите вы по миру с разорениями… Что же мне сделать с разведчиками? Убить? А не пойдут ли за ними утром по лошадиным следам?»
  Светь решил спервоначалу посмотреть, что враги делают. Снова – на Землю и снова через каждую сажень осматриваться, поднимая голову вверх и вправо: мешали лук и стрелы за плечами. Вот уже и то дерево, но Чёрных не видно. Залегли и высматривают?.. Он подполз ещё, только стороною, где трава росла погуще. Спугнул невидимую мышку, писк которой не встревожил врагов, и – изумился. Два человека, как будто юного ещё возраста, лежали на спинах и слушали напевницу. Светь усмотрел даже в проблесках Луны удовольствие на лице одного из них. Да и для чего ещё валяться навзничь ночью в Лесу, подложив руки под голову, когда другие рыщут повсюду в поисках ловко ускользнувших обидчиков-Яриев? Такого он не ожидал. Ему потребовался бы всего миг, для того чтобы убить обоих: хоть стрелами, встав на колено, хоть обнажив меч и нож. Но… Но враги внимали непрерывному, чудному напеву, и Светь не мог никак решиться на то, чтобы прервать и этот напев, и наслаждение врагов красотой. Да и не было бы это ратной схваткой, в которой защищаешь свою жизнь и выступаешь за Праведь. Может, и Праведь здесь не в убийстве врагов, а в этот маленькой птичке.
  Светимир даже встал за дерево и ясно увидел, что Чёрные лежат с открытыми глазами, изредка переговариваются – опасливо, боясь спугнуть напевницу, и, наверно, совсем забыли о том, для чего их послали в гущу Леса. Он пригнулся и тихо пошёл в сторону от них. Сделал круг и воротился к Кличеславу.
  - Долго ты, старший. Неужели враги? – вопросил дозорный в нетерпении.
  - Опасности нет.
  Светь присел рядом и оставался с Вороном до