вынесут бутыль. Техника, Жуков, должна быть в постоянной боевой готовности. Предположим, война, китайцы приближаются к полигону. Ты обязан в течение двух минут проснуться, почесать мотню, завести ваш ржавый танк и рвануть в Копытино, чтобы успеть до прибытия врага эвакуировать всю самогонку в безопасное место.
Шутки Михины всегда действовали лучше любых аргументов; все посмеялись и больше не возражали.
- Митяев, Пенькин, вы едете? Мы, как дембеля, ставим выпивон, а ребята пока делают
221
хорошую закуску.
- Мы с тобой один раз уже сбацали банкет себе на голову. Опять искушаем судьбу? – поднялся от печки Митяй.
- Ты со мной или против меня?
- Я рядом… с водилой Васей, чтоб этот шустрик кого-нибудь не задавил.
- Вот-вот. И я говорю: стрельбы показали, что бляхи у солдат не начищены.
… Около того же времени в одном из копытинских домов хозяйка-вдова, жившая с семилетним сыном, устало перевернулась на диване, полежала минут пять на животе и попыталась встать.
- Серёжа, у меня ажно голова кружится… А у тебя?
- У меня?.. Сейчас выясним… Так, подымаемся, подымаемся… Танк. Танк на улице! Война!!
Бацбахов взлетел с дивана и мигом оказался у окна: по дороге ехал БТР, и кто-то сидел сверху, у башни. Натянув на голое тело шаровары и набросив бушлат, капитан выскочил во двор: никого. Улица метров пятьсот шла без переулков, а слева от неё тянулись пустыри без деревьев и огороды.
- Серёж, тебе померещилось, - вышла на крыльцо любовница. – Какой дурак будет на русских нападать осенью?.. Иди в дом. Больше не будем делать ЭТО, а то у тебя самолёты полетят…
Миха заметил в окне широкую красную морду начальника полигона, и солдаты, быстро сориентировавшись, загнали бронетранспортёр в чей-то двор с открытыми воротами. Хозяина, у которого глаза полезли на лоб, Миха поначалу даже проигнорировал.
- Десантное отделение, приготовиться! – крикнул он. – Водитель, двигатель не глушить!.. Здравствуйте, гражданин подозреваемый!
- Здр… Здрав…ствуйте.
- Мы получили сведения, что у вас скрывается дезертир, два дня назад покинувший свою часть с оружием. Сами выдадите или будем ждать милицию с ордером на обыск?
- Нет у меня никакого дезертира… Бляха-муха, опять Никончиха на нас навела. То самогонный аппарат ищут, то дезертира. Ну, гнида, я ей хату спалю.
- Только без свидетелей, - Миха, поддерживая разговор, попятился к забору и выглянул на улицу. – Мы выставим оцепление вокруг двора, если не возражаете. Водитель Заплутаев, задний ход!.. Милиция приедет, скажите, что мы вас уже обыскали.
- Хорошо. Я вас не выдам… Спасибо… Ну, сучка-гнида Никончиха, ты у меня попляшешь… под «Ласковый май».
Это было последнее армейское приключение друзей-земляков Михи и Славки. Назавтра они благополучно вернулись в родной батальон, с недоумением обнаружили в своей роте четырнадцать молодых солдат, среди которых Якут и другие чувствовали себя королями, и с горечью – отсутствие всех дембелей, уехавших два-три дня назад. А ещё через день, вечером,
222
с вокзала, которого они не видели два года, с того дня, как их привезли из Вихрянска, оба тронулись в обратный путь, имея в карманах военные билеты с честно заработанными записями о прохождении службы…
-… Да, девчата, с войной покончили мы счёты, теперь возвращаемся домой.
- С кем вы там, в Голопольске, воевали это?.. Разве что друг с другом?
- В Советский Армии, к вашему сведению, три постоянные войны. И все внутренние. Во-первых, между разными призывами, потом между разными национальностями, ну, и между солдатами всех призывов и всех национальностей с одной стороны и кадетами – с другой.
- «Кадетами»… Придумали название… Мой сосед тоже недавно с «войны» вернулся: всех передних зубов нету. Теперь вставляет.
- Это бывает… Цинга, недостаток витаминов… - Миха, осмотревшись, разлил самогонку в три кружки: пили он, Митяй и одна из двух попутчиц-студенток.
- Наверное, на чужой кулак случайно наткнулся… У вас такого не было?
- Что ты, красавица! Может, он от холода зубами лязгал, вот и выпали. У нас в казарме если плюс двенадцать было – праздник. Ты чай-то пей. А ты, Таня, надумала?
- Нет-нет, ребята! Если хотите, чёкнусь с вами соком… За что пьёте? За нас уже выпили. Теперь, может, за вас, за то, что честно отслужили и мамы вас наконец-то увидят?..
- Когда поставили кружки и закусили пирожками и ресторанной колбасой, Миха, развлекавший до того попутчиц, призадумался:
- За службу пьём, а был ли в ней какой-нибудь смысл?
- Хочешь сказать, Миха, что я зря восемьсот пятьдесят часов отстоял в карауле, включая двенадцать полевых, зря четырнадцать раз ходил в наряд по столовой и целую зиму мёрз в автопарке, помогая бестолковым водилам?
- Что зря, так это то, что ты всё это считал. Сейчас будешь надоедать родным и близким своей бухгалтерией. А если такой умник, то объясни мне смысл моей службы. Только не говори про «овладение сложной боевой техникой». Моим гранатомётом любой сопляк овладеет за два дня… И про наряды не трещи: мы в них себя самих обслуживали. Не было бы нас – не было бы и нарядов… Караул… А что там охранять?.. Будто не знаешь, что весь бензин НЗ был разворован, а со стоянки техники НЗ на летних учениях смогли выехать только четыре машины из двухсот? В некоторых даже двигателей не оказалось. Представляете, девчонки: стоит новая машина за двумя рядами колючей проволоки, с разных сторон опечатана, а мотор спёрли.
- У моего папы на работе шофёры так же воруют.
- От того, выедет машина твоего папы за ворота или нет, ничья жизнь не зависит.
- Нет, ты, Миха, не уходи от темы. Опа, какая-то станция. Сейчас найдём ещё бутылочку.
- Всё, всё, хорош, мальчики! Вам будет ещё на раз, а я завязываю.
223
- Ира!
- Я девятнадцать лет уже Ира.
- Я с тобой в разведку не пойду.
- Какая разведка!.. С такой армией, как ты рассказываешь, если нападут, сразу в лес надо уходить…партизанить…
- Вот в лес с тобой пойду… С тобой и с АГСом. И пусть нас все боятся.
- Миха, ты не уходи от темы. Значит, двадцать пять месяцев день в день – коту под хвост.
- Можно коту, Славик, можно поросёнку…
- Ты не прав.
- Может, и не прав, Славик.
- Ты не прав… Я сейчас кто?
- Кто?.. Девочки, он сейчас кто?
- Ну, дембель, наверное, или как это называется?
- Я мужик, который умеет всё. Ты мне извести и щётки не давай – я сам всё найду и побелю; не давай гвоздей и прочего инст… инструмента – я сделаю, что хочешь…
- Мы тебе ничего не дадим. И выпить больше не получишь.
- Нет, Миха, ты говорил, теперь я скажу.
- Бреши, замполит. Белые придут – первый спрячешься.
- Я всё умею. Любую машину починю. А главное… главное…
- Что главное, сержант?
- Ты сам знаешь. Мы такое прошли, что теперь всё побоку. Потому что сила воли не та, что в восемнадцать лет.
- А на кой она?
- Как это: на какой… на кой?
- Да! На кой?! – разозлился Миха. – На службе тебе сила воли нужна была, чтобы утром старослужащий не припахал застилать его постель, чтобы за завтраком урвать кусок масла и четыре кусочка сахара, чтобы весь день под дождём копать яму, которая нафиг никому не нужна, и не послать подальше занудливого офицера, чтобы вечером не упасть от усталости, а подшиться, побриться, умыться, начистить сапоги. Здесь, в поезде ничего этого нет. Да на кой хрен согнали нас, миллионы пацанов, вместе и заставили себе варить, себя охранять?.. Что, ракет нету? В армии должны быть профессионалы, ребята лет с двадцати-двадцати двух. В небольшом количестве, но чтоб занимались обороной, а не так, как мы: поспать бы, пожрать, украсть что-нибудь, разбить кому-нибудь рожу, а как на учения – так сразу толпой в санчасть. У нас, видите ли, понос. Я извиняюсь за лексику, дамы.
- А что ты сказал?
224
- Не извиняйся, Миша. Ирка всё равно ничего в вашем споре не понимает. Да и я тоже. А вы лучше выпейте за дружбу, а то подерётесь, гляжу.
- Нет, Таня, мы с ним никогда не подерёмся. Потому что в самые трудные годы жизни были вместе… Славка прав: выдержали много чего… Кстати, приятель, что это у тебя когти, как у орла? По деревьям лазишь? Сейчас дам ножницы.
- А что, в армии действительно большая дедовщина?
- Что ты, Ира, понимаешь под этим словом?.. Дедовщина – это неписанные законы, дурацкие, аморальные, противоестественные, которым подчиняются все, и которые, несмотря на свою полную абсурдность, тем не менее цементируют армию…лучше всяких уставов. А почему?..
- Он прав. Мих, ты прав.
- Спасибо, соратник. Так почему, Ириша?
- Откуда я знаю? Какие люди – такие законы.
- Умница. Дурацкая армия и подчиняется законам концлагеря. И никакие офицеры ничего здесь никогда не сделают. Вот если меня сейчас снова взять в армию и ещё таких же двадцатилетних, разрешить иметь семью, вечером уходить домой, давать зарплату, вот тогда я буду «учиться военному делу настоящим образом».
- Как офицеры?
- Пока что офицеры берут с нас, солдат, пример. У них тоже своя дедовщина.
- Ну, ладно, мальчики, дембеля, вы не скучайте, мы сейчас придём. А то Танька давно уже толкает меня ногой.
- Бессовестная… Между прочим, не все так, как вы. Димон Сергеев – с нами в одной группе учится – говорит: «В Красной Армии бойцы, чай, найдутся…»
- «Без меня, - помогла ей подруга, и девушки процитировали дуэтом, - большевики обойдутся.»
- У нас тоже такой димон был. Только фамилия другая – Шутов. Помнишь?
- Ещё бы… А вам почётный караул для сопровождения нужен?
- Нет, Слава, мы без караула.
Попутчицы ушли.
- Ну что, «мужик», загрустил? – Миха улыбнулся. – Завтра утром твой Бобринск. Увидишь Вику. Ты говорил, у неё ребёнок?
- Скоро будет два… А муж пьёт.
- Это ей Божье наказание за то, что изменила солдату.
- Да и фиг с ней… Не хочу я её видеть.
- Как?! А я-то предвкушал стать свидетелем трагической сцены… И мужа бить не будем?
225
- Пусть живёт… Я, Мих, посмотрел на этих девок… Знаешь, мы уже не те… Всё, жизнь другая… Ворота захлопнулись… Оттуда, из доармейской жизни уже ничего не вытащишь…
- Слава Богу. Ну, а раз ты это понял, то давай выпьем за то, что мы за эти два года многое поняли, куда больше, чем если бы остались дома и отмазались от службы, как некоторые… Кстати, что ты мне говорил про последнее письмо матери? Про Вику, а ещё про кого?
- Помнишь поэта…что читал нам стихи на пересылке?
- Очкарика?.. Помню. Меня ж не били прикладом по голове.
- Оказыва…ется…его мать и моя мама уже год работают вместе… То да сё, ну, и вычислили…что мы в один день уходили…в армию.
- Наверное, очкарик уже дома, как все примерные солдаты. Не то, что мы, залётчики…
- Этот Красиков повесился… У него остался ребёнок.
- Как?.. Когда?
- Прослужил два месяца. Тоже в вихрянской учебке. И повесился…
Дембеля помолчали. Михе не хотелось думать о грустном, когда мимо быстро пролетали километровые столбы, приближая к реальности сотни раз воображаемую сцену встречи с родными и друзьями.
- Давай, Славик, по последнией. И больше до Бобринска не пьём.
- За что?
- За то, как много мы поняли за эти двадцать пять месяцев… Скажу один раз в жизни серьёзно, только ты не зови санитаров… Выпьем за то, что Родина нам предоставила возможность стать крепче и умнее и тем самым хорошенько приготовила к новым возможным испытаниям. Мой дед воевал, мама голодала, я
