как?
-- Не переживай, работы нам всем хватит.
-- А СССР как же? Распался вовсе? Почему мы как заграницей?
Лера вздохнула:
-- Экономический кризис. Страна не смогла прокормить всех лентяев. Теперь много фирм, они работают каждая на себя. Кто не хочет работать – пусть отдыхает, кормить никто не станет.
Лера не спешила преподносить Эскулапу всю правду истории нашей страны, которой он не мог знать. И то, сколько несправедливости существует в современном мире. И то, что бывший СССР давно распался, и никакого коммунизма близко не было, только лишь в фантазиях. Подобные вещи повергли бы его в еще большее уныние. А, вдруг, суицид «повторится». Эту информацию надо было преподнести ему тактично и с умом. Дать посмотреть соответствующие видеоматериалы и почитать книжки. Но пока Лере заниматься этим было некогда. Ей надо было посещать университет, чтобы наконец-то получить диплом. Проводить консультации с клиентами, насколько это было возможно, чтобы приобрести навыки в работе и хоть немного подзаработать. В последнее время Лере платили слишком скромное жалование, как работнику, не участвующему в экспериментах. А про «подопечного» руководство словно забыло. Ей приходилось оставлять своего наблюдаемого одного в квартире на целый день. Когда приходила вечером, валилась с ног от усталости. А еще – готовить ужин, кое-что стирать и выполнять задания к завтрашнему дню. Ведь в мае аттестация. Уже совсем скоро Лера получит долгожданный диплом научного сотрудника.
А «подопечный», сильно накурив прямо в комнате, не обращая внимания на Лерины возмущения по этому поводу, полностью был в работе. Он пытался что-то начертать: впечатления о нашей жизни. Когда Лера приходила, он радовался, как ребенок и допоздна декламировал ей свои стихи. Таким выразительным басом, который был свойственен только ему. Лера понимала, что нельзя отрывать его от любимого дела. Он сам умеет найти спасение от самого себя и от хандры. Она не вмешивалась в процесс. О чем он читает, она понимала смутно, почти спала за столом, подперев рукой щеку. Теперь его стихи представляли собой малопонятный даже ему самому суррогат эмоций и мыслей, принадлежавших той, прошлой эпохи с элементами настоящего. По окончанию очередной поэмы, радостно хлопала в ладоши, не столько от восторга, сколько от радости, что она закончилась. Гасила свет, прыгала под одеяло и засыпала мертвецким сном. А на следующее утро с пяти утра начиналось все заново.
ГЛАВА 18.
Утро для Эскулапа начиналось всегда одинаково. Он умывался и приводил себя в порядок, иногда с неохотой. Пил чай или кофе, приготовленный Лерой. Потом она убегала, чмокнув его в щеку, на работу. А он отправлялся на балкон курить и скучать весь день в одиночестве дальше.
Стояли знойные июньские дни. На улицах в это время совсем было пусто даже утром. Детвора поразъехалась по лагерям отдыха, по селам да по морям. Взрослые были заняты своей работой. Выйдя на балкон, Эскулап меланхолично смотрел вниз на дворик, курил, размышлял о том, о сем да поплевывал в низ. Но сегодня его внимание привлек шум во дворе. Он, выйдя на балкон, увидел на скамейке за столиком соседских мужиков. Они пили пиво, гомонили о чем-то, спорили и играли в карты. Было около десяти утра. Лера уже убежала из дому. Увидев карты в руках играющих, Эскулап оживился. Он решил нарушить Лерин запрет, выходить без нее из дому. Моментом скатился по ступенькам:
-- Во что играем? – спросил он, сидящих за столиком.
Те повернули головы в его сторону:
-- А ты кто будешь? – спросил один из них.
-- Я – ваш сосед.
-- Сосед... – удивился тот.
-- Я его знаю, он с Леркой живет... – откликнулся другой.
-- А ты во что умеешь? – подключился к беседе третий.
-- А я сейчас покажу, во что умею, -- бодро заявил Эскулап и уселся за столик рядом с ними.
Он, не спрашивая, взял в руки колоду карт, потусовал ее.
-- Сбивай, -- предложил одному.
Мужики переглянулись:
-- Мы на деньги играем.
Эскулап, молча, положил червонец перед собой.
Мужики снова переглянулись.
-- Ты откуда столько денег взял! Ты что на улицу ходил?! Без моего разрешения?!
Лера схватилась за голову. Она только что вернулась домой, а тут – новый сюрприз.
-- Ну, был я... За столом во дворе сидел...
-- А деньги откуда?
-- Честно выиграл.
-- У кого?
-- С соседями в картишки перекинулся.
-- Так это ж местные шахтеры. Они же так тяжело их зарабатывают. Немедленно отнеси обратно!
-- Я выиграл! Ты что, не рада?!
-- Ну и что?! Сейчас их жены ко мне прибегут и будут скандалить, что их мужья не домой зарплату принесут, а тебе в карман вложат!
-- А я при чем? Пусть не проигрывают! – басил великан, -- А ежели эти пройдохи домой зарплату регулярно не носят, я не виноват! Значит, не слишком тяжело им деньги достаются, что без толку проматывают. Их семьи, пусть сами о них думают!
Лера сокрушенно качала головой:
-- Ты бы их хоть пивом угостил, как победитель. Они ж тебя побьют...
-- Кого?! Меня!!! Где ж это видано, чтоб за законные заработки били. Я не виноват, что они даже играть не умеют! – не унимался картежник.
Насилу Лера уговорила Эскулапа помириться с соседскими шахтерами и угостить их пивком, чтоб те не так сердились на его таланты. Тот спустился в низ:
-- Эй, мужики! Дело есть. Я вас пивком угощаю.
Те весело устремились к нему, забыв свои обиды.
-- Расскажи, где играть так здорово научился? -- спрашивали они его за бокалом пива.
-- А хотите и вас научу?
-- Хотим. Хотим, -- закивали те дружно в ответ.
-- Только не задаром. У меня тоже семья. Кормить надо!
Те были согласны на все. Эскулап начал лекцию с колодой карт в руке.
Уже стемнело, когда он, довольный и при деньгах возвращался домой:
-- Я честно их заработал, -- бубнил он себе под нос, -- Лерке сразу все не покажу, лучше подарки ей понемногу покупать буду. А вы, ребята, играйте, играйте. Никто из вас не знает, что я карты с изнанки угадывать умею...
Теперь Великан стал чаще спускаться во двор в поисках новых контактов с его обитателями. Ему, как исследователю, было интересно, чем живут люди будущего. Их идеалы, интересы.
Возле подъезда на лавочке собралась молодежь. Они тусовались по-своему. Пили пивко из фирменных бутылок, слушали свой «музон». Громко смеялись и произносили непонятные для, сидящего поблизости Эскулапа, слова. Тот, скрипнув зубами от недовольства, все же решил подойти:
-- Ребята, а в монетку сыграть можете?
Он достал медяк из кармана.
-- Чего? – обернулся один из них, -- Это че такое?
Остальные глуповато издавали звуки, похожие на ржание. Похоже, их заинтересовала сценка, и они ждали новых «приколов». Эскулап напрягся. Бросать вызов толпе ему было не впервой. Но эти малолетние наглецы его просто взбесили, хотя показывать свой гнев он не торопился.
-- Это игра такая, -- миролюбиво ответил Эскулап.
Он показал монетку гербом вверх:
-- Орел.
Затем подбросил монетку вверх так, чтобы она ударилась о стенку дома и ловко словил ее:
-- Орел или решка? А теперь ты так попробуй.
Пацаны переглянулись:
-- Ты, че, пахан? Учить нас будешь? Ты откуда взялся? Тебя как звать?
Они окружили великана кольцом, перемигиваясь между собой. Но на лице великана не промелькнуло и тени страха. Так же терпеливо он ответил:
-- Меня Влодек звать. А вы кто будете?
-- Мы – хозяева, -- ответил один с кривой усмешкой, -- Тут живем. Тебя впервые видим. Пошел отсюда...
Другой знаком остановил его. Ему, видимо, хотелось продолжения спектакля. Он спросил с насмешкой:
-- А Влодек, это что, Вован по-нашему?
Эскулап потер затылок. Подобное имя ему не очень нравилось:
-- Ну, можно, Владим Владимыч...
Пацаны дружно заржали. Потом замолчали. Один из них продолжал веселую беседу:
-- А Владим Владимыч, это как переводится? Воха Вохович? Ты ж Воха... Во-хо-чка...
Он потянулся своей грязной лапой к груди великана, желая ухватить его за ворот. Тут терпению Эскулапа пришел конец. Он ловко схватил наглеца обеими ручищами за шиворот, сдавив ему при этом горлянку, так, что тот и хрипеть не мог. Его дружки, стоящие рядом и изрыгающие недавно дружный хохот, неожиданно приумолкли. А Эскулап прорычал прямо в отвратительную физиономию:
-- Я – Владислав Владимирович Огнищев!!! Понял?! Повтори!
Пацан не мог повторить ни единого слова и только болтал ногами в воздухе над асфальтом. А Великан продолжал:
-- Если я еще раз услышу слова, выкрученные на изнанку от тебя или твоих гнилых товарищей, оторву все, что болтается! Я никогда, слышите, никогда в своей жизни не искажал русский язык. И другим не позволю. Но я всегда называл вещи своими именами! Заруби на своем дурном носу и другим блохочкам передай привет от Огнищева!
Дружки, стоящие рядом вокруг плотным кольцом в ожидании гламурной драки и расправы над чудаком, вдруг попятились. А великан плюхнул недавнего задиру на асфальт и по своей боевой привычке достал из кармана брюк браунинг. Стрелять он не собирался, только вытер его о рукав наглаженной Лерой рубашки и положил снова в карман. Потом более миролюбиво произнес:
-- Может, по-хорошему потолкуем?
Пацаны замерли шокированные на месте. Вдруг один из них произнес:
-- Паца, так это ж Славка-Цыган из тюрьмы вернулся. А мы его... Теперь он – наш пахан.
И они, все вместе, как по команде, задали стрекоча, не оглядываясь. А Великан удивленно посмотрел им вслед:
-- Я же никого не тронул, а они убегать...
Затем недовольно выругался себе под нос. Плюнул и ушел к себе домой.
ГЛАВА 19.
Невозможно тяжело тянулись дни от безделья для человека, привыкшего к бурной активной жизни. Газеты и телевизионные передачи мало чем устраивали его. Он просто не мог вникнуть, о чем в них говорится, не зная особенностей теперешней жизни. Накопившееся раздражение все чаще теперь выливалось в ссорах с Лерикой. Но это был не протест недовольства. Это была мольба о помощи. Желание привлечь внимание к себе и вызвать на откровенный разговор. Почти каждое утро теперь начиналось с разговора:
-- Когда я выйду в свет? Ты постоянно убегаешь куда-то, а про меня забываешь. Бери меня с собой, -- настаивал великан.
Но Лера была неуклонна в своих ответах:
-- Потерпи, еще не время, -- строго отвечала Лера всякий раз.
-- Почему не время? Я тебя ревную. Где ты шляешься?
-- Я не шляюсь, я работаю. Работы много. Нам необходимо жить на что-то.
-- А я что, работать не могу? Я все умею. И мести, и двери открывать, и официантом могу.
-- Тебя не для этого перенесли сюда.
-- А для чего? Чтоб стихи писал? Так я уже их вон сколько написал.
Лера замялась:
-- Эти не годятся. Они немножечко не о нас.
-- Я не могу так писать. Я вашей жизни не знаю. Отпускай меня на волю.
-- Нет! Еще рано. Я опаздываю. Успокойся и делай, что тебе говорят.
Убедившись, что ее подопечный достаточно спокоен, она отправлялась на встречу с очередным клиентом. По дороге снова и снова набирала его номер, еще и еще успокаивала. Но Эскулап оказался не так-то прост, как казался с виду еще там, в двадцатом веке. На этот раз он притворился, что уступил Лере и
