меня русле. Интеллигенции должна иметь возможность сбрасывать плоды своего умственного шлака в узкоспециализированных изданиях и выставках. Своего рода депонирование духа. Гнилого духа. Мы же все очищаем свой желудок, чтобы жить в чистоте. Так что не надо было власти отпихиваться от сомнительных изданий. Нехай… Я не соглашался с таким цинизмом. Потом, уже в эпоху гласности, я прочитал «Метрополь». Были там и стоящие вещи, хотя половина текстов никому кроме их авторов была неинтересна. Но меня прежде всего интересовала следующая история. Отцом одного молодого автора был крупный дипломат. Папу вызвали в ЦК и потребовали вмешаться в творческий процесс сына. Тот отказался, пожертвовав карьерой. Поэтому я, прежде всего, прочитал рассказ, ради которого крупный чиновник пошел на свою Голгофу. В новелле повествовалось о некоем чтеце лирики русских поэтов, оказавшемся с концертами в провинциальном городе. Перед выступлением он зашел в туалет и с упоением погрузился в чтение стенных надписей. И захотелось ему добавить и свое нетленное, но не смог сего сделать из-за внезапно охватившей его творческой немощи. Знание русской поэзии не помогло отличиться! Вот такая заковыка. Интересно, читал ли этот рассказ отец автора? Неужели он посчитал это произведение принципиально важным? Впрочем, по любому он угадал будущее. Такая литература довольно скоро стало нормой. Оказывается, Голгофа может быть очень разной по мотивам и последствиям. И еще меня заинтересовало: а Иисус, когда брал на себя грехи человечества, взял ли на себя такоже грех содомии и скотоложества, столь осуждаемого в Ветхом Завете?
- Интеллигенцию надо держать в узде, чтобы она сама не разлагалась и не разлагала народ, - сказал Иван, и глаза его зло сузились. - Для этого потребна не просто цензура, как необходимая физзарядка, как средство против ожирения души, нужна еще периодическая и показательная порка. Скажу более, не поротая интеллигенция – пропащее поколение. И пусть интеллигенты верещат, жалуются – не страшно. Только тогда она, разговевшись, вытирая слезы и сопли, начнет выдавать нетленку. В ином случае, зажравшись, она превращается в живой труп и смердит. А разлагаясь сама заражает и разлагает общество.
- Ничего себе заявленьнице завотдела по работе с интеллигенцией! Так ты не демократ? Ты что - в тылу врага?
- Нет, я-то как раз демократ. И потому против генетической мутации, под названием «российский либерализм». Как говаривал про таких мой отец – то выкидыши народные. Недаром они начали с дискредитации Николая Островского и возвышения проституток в «Интердевочке», - все в точном соответствии со своей сущностью. Вот с ними у меня счеты. В Беловежской пуще все роздали без всяких условий, лишь бы их на Западе по попке одобрительно похлопали. А мы живем в мире, где один готов оттяпать кусок у другого, если тот зазевается. Есть, конечно, «общечеловеческие ценности», но только надо помнить, что интересы у всех разные, и часто весьма шкурные. И потому свобода должна быть адресной - для своих, и не распространяться на враждебно к вам настроенных. Вспомни, когда «божьи люди» захватили роддом в Буденовске и сделали матерей и младенцев своим щитом, то либералы продолжали твердить, что надобно вести мирные переговоры с «легитимной» властью в Чечне…
Я тоже не жаловал либералистов, что спустили свободы на страну, как стаю собак на зайца. Меня в свое время позабавил фильм Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки». Там обитателей психиатрической клиники подбивает на бунт против старшей медсестры, установившей тоталитарные порядки, новый пациент с повадками вожака. Бунт отчасти удается, но расплатой стала операция по лоботомии Вожака. Однако зерна протеста среди пациентов не погибли и т.д. В этом был пафос фильма. Вожака играл Джек Николсон со всеми своими фирменными гримасами, инфернальными взглядами и полуотрицательной-полуположительной харизмой. Картина получилась талантливой, но реакция либеральной интеллигенция, с моей точки зрения, была странной, – фильм стал для них культовым. Этаким манифестом свободы и метафорой борьбы с тоталитаризмом и конформизмом. Почему-то они не заметили двусмысленности ситуации – борьба за свободу велась пациентами сумасшедшего дома! А ведь сюжет оказался вещим. В годы перестройки именно так и произошло: дурдомовцы получили долгожданные свободу, а их вожаки - право устанавливать свои порядки. А помнится еще череда американских фильмов, где уголовники боролись с тюремным персоналом за свободу. И они при Горбачеве тоже были выпущены на все четыре стороны по амнистии, зато «ментов» опустили до уровня параши. Справедливость, так сказать, восторжествовала, после чего они себя возвысили до уровня уголовных авторитетов. А что делать? Таковы закономерности. После чего началась свобода, свобода беспредела… И вот, обозрев без удовольствия путь свободного от морали искусства до политики в рамках психбольницы, я подумал: а за что бороться надо нам, обычным людям? Может быть, против свободы для сумасшедших вожаков и харизматичных уголовников? И еще против тех, кто агитирует за такие свободы? Так сказать, против «птенцов гнезда кукушки»? У Ивана, похоже, вопрос сей был давно решен.
- Где либералы – там поражение, что при Горбачеве, что при Ельцине, что при Керенском, - продолжал Иван. – А уж про воровство под видом приватизации я не говорю. А потом деланно удивляются, что наша демократия разительно отличается от западной. Конечно, воровство на Руси дело богоугодное – страна вельми богатая. Не Швейцария, где воровать кроме красот горных нечего. Но оправдывать это интеллигенции, выражаясь современным литературным языком, – западло. Только либерализация продажи водки обходится моей стране в десятки тысяч жизней ежегодно.
Из духа противоречия надо было что-то возразить, я и возразил:
- А может, пусть такие мрут? Глядишь, на один гектар умных больше станет?
Он сверкнул на меня глазами, диссидент нового розлива.
- И мастера политического свиста также рассуждают. Гибнет промышленность? И пусть, что-нибудь да останется. Создали под маркой свободы систему паразитирования и растления. А систему, я тебе говорю, как чиновник, если она сложилась, видоизменить уже невозможно. Ее надо разрушать. А что это такое, разрушать во имя благих намерений, мы уже знаем. И создали такую систему приятные во всех отношениях индивиды, но наделенные талантами от дьявола.
Такого Ивана я еще не видел. Да-а, политика всех портит, ожесточает. Я счел своим долгом гуманитарного интеллигента заступиться за Балалайкиных. Да и хунту так можно накликать.
- Не преувеличивай: делом разрушения кто только плодотворно не занимался. Пальцы устанешь загибать. Разве державники не приложили руку к крушению державы? ГКЧП разве либералы организовали? Да все мы хороши. Либералы - милые ребята. Свободы для всех хотят, пусть и без разбора.
- Во-первых, они с 1986 года, а не кто либо другой, курс властей определяют. Во-вторых, если державники просты как репа, то эти уж больно хорошо защищены. Щитом им служит Сталин. Едва заходит речь об ответственности за свои дела, они кричат: «Вы что, тридцать седьмой год хотите?» А разящий меч их – вседозволенность, которую они нарекли «свободой».
- А прежняя идеология что, лучше была?
- Дело не в том, что прежняя была хуже, а в том, что новая не лучшей оказалась.
Я не стал более возражать. И так понятно, что это для страны еще горше, ибо надежды на будущее лишает. Вспомнилась повесть братьев Стругацких «Гадкие лебеди». Там описывается анклав в тоталитарном обществе, где некие очень умные мутанты учат детей грядущему светлому будущему, но при этом сами больны чем-то напоминающую проказу. Странный образ, учитывая, что авторы им симпатизируют. Хотя и сами Стругацкие к концу жизни стали либералами (типичный путь разочаровавшихся романтиков-коммунистов), но образ у них попал в десятку – больные проказой прогрессисты. Что значит художественный талант…
- Слушай, ты хоть литературу читаешь? – в свою очередь, словно уловив мои мысли, спросил Иван.
- Какую? Детективную?
- Научную!
- Да как тебе сказать… А зачем ее читать?
- Ты же преподаватель высшего учебного!
- Родной мой, забывший, что и как. Студентам интересно только экзамены сдать. У нас куча предметов. И рассчитаны они на пару семестров. Мы материал гоним. У нас программа, а к ней новая научная литература не нужна. Учебник бы осилить. Мой идеализм иссяк десять лет назад, а то все тоже почитывал, боялся отставшим показаться. Сейчас не боюсь. Хотя бы потому, что ныне на дворе плюрализм, знать всех не обязательно, своего мнения достаточно. Каждый читает только свою партийную, так сказать, литературу. Либералы – либеральных авторов, национал-патриоты – имперскую, а я беспартийный. Да и наука в России, по-моему, умерла. Остался карьеризм да пересказ западных книг.
- «Ну и ну», - сказала антилопа-гну», - задумчиво проговорил Иван.
- «Я и баранки гну и икру метаю», - продолжил я.
- «А зачем - сама не понимаю».
- «Оттого и зовусь – антилопой-гну».
Было у нас одно время, когда мы играли что-то вроде в буриме. Один начинал, другой спонтанно продолжал. Порой получались перлы, которые при желании можно было выдать за метафизические глубины. Кажется, это нам принадлежит авторство присказки: «Так-так, - сказал бедняк». Только в полной версии это выглядело следующим образом:
- «Так-так, - сказал бедняк. – Один миллион у меня скоро будет. Где бы второй достать?»
Мы этот метод назвали структурально-символической поэтикой. Разуваев даже серьезно-шутейную работу написал. Грозился на спор отослать на соответствующую конференцию, уверяя, что ее опубликуют, но спорить с ним на пол-литра коньяка никто не рискнул.
Иван разговор про познание продолжать не стал, но осадок у меня остался. Изложил я все логично и пафосно, но когда человек доказывает, как хорошо покрываться паутиной, это как-то не очень… Впрочем, не я один. Я и вправду не понимаю, зачем напихивать себя новой информацией, когда и со старой не знаешь, как распорядиться?
…Да, вспомнил вот еще что. А ведь Иван пару раз ко мне подходил с разными плодами своих размышлений. Просто я не придавал им значения. Слишком сырой материал был. Однажды протянул мне какой-то текст и говорит:
- Слушай, к тебе просьба – прочти вот это.
Я взял листочки и стал вчитываться в бледные буквы, оттиснутые на старой пишущей машинке.
Гениальность преходяща. Гениальность – не отпечатки пальцев. Она приходит на каком-то этапе духовного созревания и отлетает со временем, если только человек не умирает в свой золотой период. Гениальными умерли Моцарт и Чехов, Пушкин и Достоевский, а Гоголь, Толстой, Шолохов пережили ее. Гениальность иссякла в них, а жизнь их продолжалась. Гениальность может осенять личность в течение долгих лет, а может посетить на короткое время, как Грибоедова. Суть гениальности рационально непознаваема. Возможно, в сознании человека начинают работать определенные клетки мозга, которые у других никогда в их жизни почему-то не задействованы. Если это так, то со временем человечество узнает секрет этих биохимических процессов. Если же это «божье озарение», то дело
