отец Екатерины. Если полковник основательно возьмется за Брагина, то попробует разыскать Воробьеву, бывшую жену Сергея, а так как он ее раньше не знал, и следы ее затерялись, он может на том и остановиться. На всякий случай дед Михаил, конечно же, был подготовлен к такому повороту дела. Тем не менее, все хорошо понимали, если оперативники Шаронова докопаются до истины и станут расспрашивать жителей Михеевки или окрестных селений, то непременно информация о Коростылеве Михаиле, выплывет наружу. В этом деле члены «Черной молнии» готовились к основательному прикрытию.
Александр с Аленой и дочкой Лизой, тем временем проживали в Алтайском крае, но принимая во внимание тревожное для организации время, перебрались из Рубцовска в районный поселок. Александр по срочному делу поехал Новосибирск, у него назревало радостное событие, из мест заключения выходил его друг Владимир Волков.
Незадолго, как прозвучит «прощальный звонок» у Владимира, Александр предупредил друга, что его могут встретить бывшие дружки. Не исключалось и такое предположение, что это могут быть люди Аркана или Мераба. Хоть Аркан исчез и давно не появлялся, но друзья решили подстраховаться на случай внезапного появления Садовникова. Хоть связь Волкова с бывшими дружками вора давно прекратилась, но игнорировать подобную встречу, определенно не стоило. Потому Александр решил встретить друга, оказать помощь и на некоторое время приютить.
После того, как Александр Воробьев благополучно сбежал из колонии, Волков притих. Сгруппировавшись, первое время ждал ответной реакции вора Аркана. Но вскоре со свободы пришли новости, что вора раскороновали и он внезапно исчез, по всей вероятности он погиб. Постепенно улеглись волнения и Владимира в последнее время посещали иные мысли: он стал часто задумываться, как прожить остаток жизни на свободе. Если продолжать воровать, то так и останется в неволе до скончания жизни, а если найдет другой способ зарабатывать средства для существования, то возможно, ворота в зону захлопнутся у него за спиной навсегда. Вскоре Владимир заметил за собой одну особенность, он пристрастился к резьбе по дереву и кости и таким образом каждый день оттачивал талант. Главный оперативник колонии Цезарь до сих пор не верил, что Волков даже в малейшей степени остепенился и потому продолжал держать его под «колпаком». Но после того, как Волков по заказу начальника колонии вырезал из моржовой кости шахматы и инкрустировал доску шпоном, начальник оперчасти был вынужден отпустить «клещи». В последние годы Волков возглавил звено первоклассных резчиков и самобытных умельцев, производящих оригинальные шедевры своими руками. Участок по изготовлению сувениров, заключенные в шутку назвали «Рога и копыта».
Лагерная элита была не в претензии к Волкову, что он отошел от дел и стал честно зарабатывать, кое-кто из лидеров знал историю его жизни не понаслышке и не мешал ему спокойно досиживать срок. Остались в прошлом невзгоды и лишения. За время отбывания наказания Волков имел несколько постановлений за различные нарушения режима, но к концу срока его личное дело очистилось, и он выходил на свободу без «надзора» (административный надзор за освобожденным лицом, злостным нарушителем режима). На свободе, по решению работников районного ОВД к нему могли применить надзор за тяжелую статью, определяющую его особо-опасным рецидивистом. Но опять же, все было в руках администрации.
Всю ночь перед освобождением ворочался, спать не хотелось, в голову лезли разные мысли. Как сегодня встретит его свобода? В памяти всплыли годы молодости, когда он освобождался из-под Иркутска из наркотзоны и удивился, что у ворот его встретил Аркан с группой бродяг. Тогда вор прочел по памяти нерифмованное четверостишие в честь его освобождения, Волков до сих пор его помнил.
Итак, мой друг, пришла пора, тебе свободу повидать,
В счастливый час, во всей красе
И в ту минуту упоенья
Звоните все колокола, в день моего освобожденья!
Было еще одно освобождение после очередного срока, и с каждым разом трепет в груди не прекращался. Было, над чем задуматься, но трезвые мысли приходили в голову, только тогда, когда мозг не страдал от непрекращающихся пьянок и не изнывал от повседневного похмелья.
У человека, находящегося за колючей проволокой в определенной степени приостанавливается развитие, он не живет, а только существует. Он не может дышать свободно и ощутить себя вольным и счастливым. Особенно тому трудно, кто первый раз попал за решетку и еще не адаптировался к условиям тюремного проживания и к повседневному общению с такими же заключенными. Душа его томится, ум погружается в воспоминания, или как по-иному выражаются аборигены тюремных камер и завсегдатаи зон: «Крыша едет. Гусь летит». Кто уже неоднократно окунулся в обиталище маргиналов, даже потешается и подтрунивает над неопытными и убитыми горем первоходками (человек первый раз попавший за решетку).
Вот и Волков приспособился, заматерел, перестал маяться, неисчислимыми днями, прожитыми за колючей проволокой. Он стал поистине настоящим «волком» среди тюремного контингента. Тело привыкло к нарам, но душа по-прежнему тосковала по свободе и вот, очень скоро наступит эта долгожданная, счастливая минута. Его душа выпорхнет на волю, но, как и прежде, еще не осознает до конца, что впереди ее ждет тяжелый путь к адаптированию. Будут косые взгляды со стороны обычных людей, недопонимание, а то и недобрые высказывания в адрес бывшего сидельца. В лагерной жизни Владимир научился вести себя спокойно и рассудительно разговаривать с людьми. Это только обыватель может сказать, что человек, отсидевший большой срок, уподобляется дикарю или зверю и такие индивидуумы встречаются. Но на особом режиме, где отбывал наказание Волков, люди, учатся взаимно вежливому обращению и строго следят за чистотой речи, либо одно не правильно произнесенное слово может оказаться последним в жизни.
Волкову исполнилось пятьдесят пять лет, как говорится, мужчина в самом рассвете лет. На висках пробивается седина, даже заметная при короткой стрижке. Лицо волевое, взгляд твердый, разговор степенный и что удивительно, сохранилась осанка. Несмотря на годы лишений, он не сломался физически, не упал духом и всегда удивлял людей своей походкой и манерой держаться прямо. Годы, проведенные в неволе, сохранили его внешне, он смело мог сбросить лет семь-десять, так что для истинных лет, он выглядел моложавым и подтянутым. Владимир знал, что из родственников встречать его никто не приедет. Вся его родня проживала в Алтайском крае, откуда много лет назад несовершеннолетним подростком он впервые попал в колонию для малолетних преступников. Его фамилия по матери была Волков, а по отцу и его многочисленным предкам – Книс, так что к немцам он имел прямое отношение. Еще давно, до наступления Второй Мировой войны, родственников Владимира выслали из Ярославской области в Алтайский край. Среди пересыльных лиц были: Книс, Эрнст, Вайцели и как утверждали дед и отец Владимира, их фамилия была уважаемой среди немцев. На реке «Кизиха» немецкие переселенцы построили три деревни. Разводили птицу, скот, сеяли пшеницу и овес.
Володе Волкову в 1938 году исполнилось всего пять лет, когда арестовали его отца. Всех, кто имел немецкую национальность «перетрясли» и людей, работающих на оборонных предприятиях или подобных объектах, схватили. В лучшем случае отправляли за границу, в худшем, расстрел или отправка в лагеря. Эльмара, отца Володи, тоже не обошла жестокая участь, после ареста его след потерялся. Родственники не знали, куда власти его отправили, он пропал. Но однажды пришло письмо от Эльмара, он отправил его с этапа, когда его перевозили к западной границе, он предполагал, что его призовут на службу в Красную армию. Мать Волкова, оставив маленькую дочку на родственников, с родной сестрой Эльмара отправилась в Украину. Женщин, случайно оказавшихся в зоне оккупации, отправили в Германию.
В глубинке происходили невероятные события, советская власть, испуганная приближением фронта, решила избавиться от потенциальных врагов. Коммунисты согнали из трех деревень немецких переселенцев и депортировали их в необжитые казахстанские степи. Таким образом, предохраняясь от любых врагов советской власти, партийное руководство страны, считая немцев пособниками противника, выселяло их в 1941-1942 годах сотнями тысяч.
Конечно, семья Книс пережила немало бед. Невероятным образом в деревне тайно объявился отец семейства Эльмар. Он дезертировал из Красной армии и вернулся к семье. Узнав, что жена и родная сестра поехали его искать, он принял решение, вернуться и найти родных. Кто-то из односельчан узнал, что Эльмар прячется у своей племянницы Эльзы и навел милицию. Эльмару срочно пришлось бежать, оставив детей на двоюродную сестру.
Упустив Книса, оперативники забрали детей и поместили их в приемник, а затем Володю с родной сестренкой отправили в детский дом. Даже в детском возрасте, и то ощущалось, каково это, быть немцами. Когда дети и воспитатели смотрят на них, как на маленьких врагов народа и при случае обзывают фашистами. Особенно на праздновании дня революции или других государственных праздниках, брату и сестре приходилось терпеть презрительные взгляды детдомовцев, воспитанных в духе советского времени. Владимир уже тогда понимал, почему к нему и сестре так относятся сверстники, причина была одна, фамилия у них была отцовская – Книс. Это уже спустя годы, потеряв паспорт, он назвался Волковым, взяв девичью фамилию своей матери.
Еще до окончания войны три деревни на реке «Кизиха» попали под указ «верховного», и были разрушены, а земля распахана тракторами. Спустя годы, немецкие поселенцы, получив разрешение от властей, стали возвращаться в Алтайский край, но и здесь власть не захотела идти им навстречу: вернувшихся односельчан определили в одно место в степи, там, где не было нормальной воды, и назвали его – зерносовхозом «12 лет Октября». Там и появлялся у родственников Владимир Волков, пока не сбился с пути и не угодил на долгое время в лагеря.
С самого утра Волков был на ногах. Организовав прощальный «стол», пригласил бригадников, и тех людей, с кем несколько лет тесно общался и спал в одной секции. С приятелями, находившимися в разных отрядах, попрощался еще вчера и, обговорив кое-какие дела, предстоящие выполнить после освобождении, расстался.
Перед разводом на работу Волков сварил две трехлитровые банки чая и в проход, где он спал, подошли попрощаться все желающие. Разговоры, смех, сердечные пожелания и напутствия звучали со всех сторон.
В восемь тридцать утра, Волков зашел в столярный цех, попрощался с мужиками-работягами и в сопровождении двух друзей, Ашота и Борисенка, направился к вахте. У входа на КПП Владимир попеременке обнял Ашота и Борисова и, попрощавшись, подошел к капитану спецчасти, ожидавшего его с документами возле входа. Офицер открыл дверь, и они прошли в превратное помещение контрольно-пропускного пункта.
Несколько раз приходилось Владимиру открывать двери на свободу, и каждый раз он ощущал трепет в груди. Вот и теперь
