ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

кривыми, как ветки руками, качали тыквообразными и яйцевидными головами, наклонялись уродливыми телами влевую и правую сторону, вызвав неподдельное изумление у командира: «Что за чертовщина? – подумал он, - Черкасов в увольнении, машина из города, насколько я знаю, еще не прибыла. Очевидно – сломалась.  А кто, тогда, в таком случае, бродит там по кабинету?! Нет, надо проверить, – решил офицер и, резко изменив направление движения, решительно направился к казарме.
   Открыв дверь в помещение, подполковник встретился глазами с дневальным, стоящим у тумбочки.
   - Дивизио-он! – заорал солдат, очевидно, чтобы предупредить дедов в кабинете, - Смирно!
   - Тихо! Твою мать! – рявкнул офицер, - В ночное время не отдается команда смирно! Что, сучонок, предупреждаешь?! – рычал Колпаков. Он чувствовал, что здесь, что-то не так и заранее предвкушал удовольствие от того, что застукает сейчас кого-то в медицинском кабинете, и весьма возможно, что в этом «что-то не так», будет замешан фельдшер, который так удачно для себя сорвался два года назад с его «крючка».
    -  Погоди, я с тобой еще разберусь! Три наряда вне очереди! – бросил он дневальному, назад через плечо, направляясь к медицинскому кабинету.
   Когда командир, резко потянув дверь на себя, застыл каменной глыбой в дверном проеме – в кабинете, полном сержантов-дедов, наступила немая сцена, не уступающая по своей эффектности сцене из «Ревизора» Н.В. Гоголя.
  - Марш отсюда! – гаркнул Колпаков на сержантов, освобождая выход в
коридор.
   Сержанты, вмиг растеряв все свое праздничное настроение, сыпанули вон.  
   Колпаков вошел в кабинет, осмотрел стол; увидев початую бутылку коньяку, взял ее в руки: - «Арарат», - прочитал он на этикетке, - Мовсессяну, наверное, прислали- армянский; черт, еще и пятизвездочный», - отметил офицер про себя.  Осуждающе покачав головой, плеснул немного жидкости в стакан; ополоснув его, налил больше половины и опрокинул в себя янтарного цвета, солнцеподобную жидкость. По привычке, хотел было, сморщиться, но напиток был мягким, пился легко, так что обошлось без страдальческих гримас, и занюхивания рукавом, тем более что на столе было полно хорошей закуски.  Взял из тарелки ломтик лимона широко открыв рот, отправил  его по  назначению. Сел на стул, закурил.
    «Хороший коньяк, и закусь хорошая, - решил он, оглядывая стол, - ничего себе! Тут: и шпроты, и докторская колбаса, и черная икра!  Икру, верно, Шарапову прислали. А вот докторскую…, интересно, где они ее раскопали? Черт, весело ребята живут! Может зря я их прогнал, надо было посидеть с
ними, выпить грамм по пятьдесят, поговорить за жизнь, все-таки, как-никак три года вместе прослужили… Нельзя, Колпаков, нельзя! - одернул он себя, - Нельзя, потому что они – подчиненные!  А с подчиненными пить - устав не позволяет; и держать себя с ними надо настороже. Но, фе-ельдшер! Нет, как тебе нравится фельдшер?!  Хоро-ош, скотина! Это же он завез им водку, вино и закуску. Конечно – он, а кто еще может это организовать? Еще мог это сделать мой водитель, – возразил он себе.  Водитель? Вряд ли – трусоват он для этого, а вот Черкасов, Черкасов мог. Молодец, парень! Орел! И за это отсидит наш орел суток шесть на гауптвахте.  А может все-таки не он? Да какая разница, кто завез? - рассуждал офицер, наливая в стакан золотистую жидкость, - Пьянствовали-то в чьем кабинете? В его. То-то же. Ну, парень берегись, - мысленно обратился офицер к фельдшеру, - давно я до тебя добираюсь, и, наконец, кажется, добрался. Будь здоров, Черкасов, - победоносно усмехнулся он, -  счастливо отсидеть перед дембелем на “губе”!», - приветственно приподнял он стакан и опрокинул его содержимое в  себя.  
   «Хороший, коньяк, - помотал он головой, -  а вот еще бутылочка! И даже не открытая! А эту мы, рас! и в карманс! – появилось игривое настроение у Колпакова, - А остатки этой…, что мы сделаем с остатками этой…?  Подполковник, ну ты даешь, что за вопросы?! Наливай - давай - не каждый день такой коньяк пьешь, да еще и нахаляву!..».
   Послышался шум подъехавшей машины и веселые голоса солдат, приехавших из увольнения.
   Колпаков поспешно опрокинул в себя остатки из початой бутылки, завернул икру в вощаную бумагу, в которую она была запакована раньше: «Наталью угощу и сына, ему врачи, как раз рекомендовали ее для повышения гемоглабина и иммунитета», - подумал он, опуская сверток с икрой в карман шинели, нисколько не обеспокоившись тем, что забирает это все у человека, которого собирается посадить на гауптвахту. Послышались чьи-то шаги, направляющиеся к кабинету, потом, почему-то остановились…
    «Дневальный, сволочь, наверное, предупреждает»! - подумал Колпаков.
    Шаги опять, но гораздо осторожнее, застучали по полу - уже в обратную сторону, по направлению к спальному помещению.
    - Дневальный! – прорычал подполковник, выйдя в коридор, - Черкасова  
ко мне и немедленно!
    - Есть! – ответил дневальный и побежал вглубь казармы.
   «А тебя…, Бесстужев, - вспомнил он, наконец, фамилию дневального солдата, - сожру с потрохами! Обнаглел окончательно»!  - заходясь от ярости, решил он.
    Подполковник, еще раз внимательно оглядел стол; не найдя на нем больше ничего такого, что стоило бы его внимания, подошел к нему и потянул за край простыни, которой он был накрыт. Вся посуда, пустые, надпитые и недопитые бутылки, находящиеся на столе, с грохотом и звоном полетели на пол….  Из-за этого на нем, доэтого чистом и аккуратном, тут же образовалась отвратительная куча мусора, никак не красившая собой медицинский кабинет.
     - Товарищ гвардии подполковник, гвардии сержант Черкасов…
     - Хватит, твою мать!.. – начал командир, по своему обыкновению греметь голосом и гонять мат по казарме и ее самым потаенным углам.
- Да! - рявкнул в ответ Черкасов, - Хватит гнать мата, орать и тыкать, - с за-
таенным бешенством в голосе прошипел сержант, что есть силы, сжимая кулаки.
    Колпаков, оторопело посмотрел в ненавидящие глаза подчиненного и, поняв, по их выражению и гримасе лица, что сейчас может произойти непоправимое, а у Черкасова в свидетелях вся, настроенная против него казарма солдат и сержантов хмуро потребовал: - Ключи от кабинета.
   Черкасов полез в карман парадных брюк, извлек небольшую связку ключей и швырнул их на освободившийся от посуды стол.
   - Можете быть свободны, - спокойно, но многообещающе произнес офицер, забирая ключи в свою огромную руку, - идите.
   Черкасов повернулся налево кругом и пошел в казарму.
   - У кого-нибудь, что-то осталось от увольнения? – спросил он, войдя в спальное помещение.
   - На, держи, передал ему кто-то бутылку водки.
    - Какого черта вы балдели в санчасти? – спросил он одного из сержантов
участвующих в пиршестве в его кабинете. - В классе напротив вас бы никто  не увидел!
    - Да черт его знает! – виновато воскликнул тот, - Кто-то, из нас возмутившись, сказал, что не подобает старикам бегать, высунув язык по казарме и носить посуду из санчасти в класс и из класса в санчасть! Ну и решили остаться в твоем кабинете…
     - Спасибо, парни, что не подвели!  - отхлебнул прямо из бутылки Алексей, - Теперь сожрет он меня без соли и без масла, как говорил мой земляк Лунгу.
    - Извини, Леха, - повинился кто-то из сержантов, - мы не хотели тебя подставить, так уж получилось на радостях…
    А утром в дивизион приехал командир полка и его замполит. Первым, чем поспешил похвастать подполковник Колпаков, так это «безукоризненным» порядком в медицинской части дивизиона.
    - А вот так выглядит наш медицинский «образцово-показательный» кабинет. - Открыв дверь в медпункт, сделал приглашающий жест полковнику и его заместителю по политической части, командир подразделения.
   - Черкасов, это что за безобразие? – схватился за голову, замполит, увидев на полу, сваленныю в кучу: закуску, бутылки из-под водки, ложки, миски, тарелки и прочий, никак не красящий медицинский кабинет мусор, - Это что за служба?
    - Я, товарищ подполковник, - хмуро отвечал Черкасов, - отслужил свое еще в июне месяце, и настойчиво просил меня демобилизовать, для поступления в институт. Почему вам можно нарушать основной закон страны - конституцию, а мне нельзя нарушить устав внутренней службы девизиона? Чувствуете разницу?
   - Ты, сынок, не прав, – вмешался командир полка, - Да, мы не смогли уволить тебя вовремя, ну не нашли мы тебе замену. А за организацию пьянки придется тебе, все-таки, отсидеть трое суток на гауптвахте. Это же тебя Колпаков хотел посадить туда, еще на первом году службы?
  - Так точно, - нехотя ответил Алексей.
  - Ну так вот сержант, уважь подполковника – дай ему, наконец, осуществить свою давнюю мечту! – глядя в глаза Колпакову, усмехнулся командир полка, - Завтра с нами и отправишься, – решительно закончил полковник речь и сердито зашагал прочь.
   Колпаков, растерянно потоптавшись на месте, вернул Алексею ключи от кабинета и поспешил за командиром на позицию…
   …Подходил к концу второй день пребывания Алексея на гауптвахте.
   - Николай! – позвал начальника караула Черкасов. – Зайцев!
   - Че тебе? – спросил сержант, выйдя из комнаты отдыха.
   - Че, че, - передразнил его Алексей, - закурить дай.
   - Что-то ты больно часто и много куришь, - заметил начальник караула гауптвахты, протягивая ему сигарету, - а на губе, дружочек, ить, ну, никак низзя курить! Как я стихами? Ты, говорят, немного пишешь? Дарю! – сделал он щедрый жест рукой.
   - Спасибо. Посмотрел бы я на тебя, как бы ты себя чувствовал, если бы переслуживал уже третий месяц! - досадливо отвечал Алексей.
   Начкар сочувственно протянул: - Да-а, дружбан, досталось тебе.  
   - Слушай, Коль, сдашь караул - позвони из штаба по этому телефону. – Протянул он Николаю клочок бумажки, -  Спросишь Риту, передашь ей привет от несчастного сидельца и страдальца Черкасова!  Скажешь, что еще немного и он, то есть - я, - ткнул он себя пальцем в грудь, - от любви к ней, совсем скоро помру; помру навсегда и без очереди. Хоп? Я тебя очень прошу!
  - Хорошо, Леха, - пообещал Николай, - сменюсь и обязательно позвоню. На, держи, - протянул он пачку, - возьми еще пару сигарет, а то неизвестно кто придет меня менять…
   Часов в десять вечера, когда Алексею уже открыли лежак* в камеру вошел Николай,  с ним - новый начальник караула Резниченко Юрий, заканчивающий второй год службы и коллега Черкасова  фельдшер Николаша, тот самый, маленький и невзрачный красавец, что чуть симпатичней обезьяны. Вид у него был отчего- то виноватый и перепуганный.
   - Леш, ты не спишь? – спросил сержант, - Курить будешь? – как-то чересчур уж озабочено, с каким-то состраданием в голосе, спросил он, протягивая ему пачку сигарет.
    - В общем-то, я только что покурил, но раз нахаляву, да еще и за
компанию, то и покурю, - ответил Алексей, вытягивая сигарету из пачки, протяну-
*откидные нары, на день крепятся к стене, чтобы на них нельзя было сидеть и лежать.
той Николаем. - Коля-янь, очень интересуюсь спросить тебя: ты выполнил мою просьбу насчет звонка в город девушке Рите? – раскуривая сигарету, спросил он у Зайцева, который, как показалось ему, уже был слегка навеселе.
   Тот поспешно закивал головой: - Конечно, выполнил! Ты, Леша, что-то совсем плохо думаешь обо мне.  Слушай, - засуетился он вдруг, - а ты выпить
не хочешь?
    - А что,