ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

- Да здравствует дембельский Новый год! Да здравствуют дембельские старики!!!  И парни ненадолго куда-то потерялись – вышли, якобы, покурить и вошли обратно в зал с уже масляно блестевшими глазами.  Некоторые из ребят осмелились приглашать на танец жен офицеров;  те, к своей чести, и удовольствию срочнослужащих, никому не отказывали и весело поддерживали разговор с ними.
    Была на вечере и Элионора. Она, чтобы досадить Алексею, а может, чтобы вызвать у него ревность,  плотоядно смотрела на  Марика Арутюняна, кучерявого красавца стартовика, до тех пор,  пока тот, краснея и смущаясь, не пригласил ее на танец.
   Алексею, отчего-то, стало, грустно и тоскливо.  Он пошел к себе в санчасть. Закрылся. Сел на кушетку, на глаза навернулись слезы, нестерпимо захотелось домой, захотелось поплакать.
    «Стоп, виконт, ты, что это так расклеился? – остановил он себя, - Пошел последний год службы, а ты сопли распустил!  Сходи- ка, дружок,  на узел связи - позвони Рите, маме.
     Прихватив бутылочку коньяку, пошел к связистам.
     -  Дай посуду, - попросил он своего тезку Алексея Твердохлебова из Запорожья, - давай, друг Леха, бахнем за наш дембель. Наконец-то, и мы дослужились  до дедов. Ты знаешь, - выпив, сказал он, -  я уже на пределе. Три года, все-таки,  служить тяжело,  а  уж если, почти три с половиной, как я - это, вообще каторга! Ну-ка, Ахмед, - обратился он ко второму связисту, - набери мне Херсон, а потом Кагул.
   Ахмед по военной связи вышел на Херсон, а там - по-городскому -  на квартиру Риты. Поздравив ее и родителей девушки с Новым Годом,  пожелал им всего, что полагается в таких случаях и, закончив, посмотрел на  Ахмеда.
   - Сичас, Леша. Сичас вийдем на Одессу…, Одесса у нас, кажется с утра,  
била «Тмин…»? Или «Анис»! Не-ет, точно - «Тмин».  Алло, «Тмин…»! «Тми-ин»? С Новым Годом тебя…! - Спасибо, спасибо, дарогой и ненаглядный «Тмин»!  Дай мне, пажалста, «Акацию».  Спасибо, друг.  «Акация»?  Э-эй,
«Акация», с Новим годом тебя! «Белой акации грозди душистые…», это не про тебя, случайно? Ладно, перехожу к делу: - вийди, пажалуста,  на город…,  -  Слюшай, что не положено…? - Знаю, что не положено,  а если «дедушка»  маму  с папой поздравить хочет с Новим годом…?! Неужели не соединишь?!  - Сам же, дарагой, на следующий год будешь «дедушкой»!  - Давай,  друг, соединяй!  - …Кто нас сношает?   -…«дедушка»…?!   - Не-ет, дорогой,  наш «дедушка» хороший,  лечит за нас всех, заботится про нас всех…  Да,  наш «дедушка» – дохтур,  хороший дохтур, так что соединяй!  - Ну, спасибо, дарагой «Акация»,   - Да не переживай - ми не долго, Леха, - повернулся Ахмед к Алексею, какой твой домашний номер…?  
   Мама, услышав голос сына,  расплакалась, расчувствовалась. Стала спрашивать, когда его ждать домой…, в общем, расстроились и мать, и сын, и отец…  
    - Ну, давайте  еще по единой, - сказал благодарный «военнослужащий сержант», - только вы тут поаккуратнее, чтоб без шума и пыли, – напутствовал он связистов и отправился в казарму….
  На следующий день, вечером, Черкасова вызвал к себе замполит дивизиона.         - Алексей, - спросил он, - ты в каких отношениях с Иваном Секриеру?
    - В нормальных, товарищ гвардии майор, а что?  
    - Да, понимаешь…, сегодня уже два дня, как его нет в расположении  дивизиона, - нервно ходил по комнате расстроенный  майор, - если не появится до двадцати четырех часов, то ему грозят лет пять отсидки в дисциплинарном  батальоне. А если появится до указанного времени, то наказание будет, не столь суровым.  Ну, посидит суток десять - пятнадцать на гауптвахте. Так, что поговори с ребятами, может, кто знает,  где он пропадает, - надо выручать парня.  Парень-то неплохой.
   Ребят, по предположению Черкасова  друзей Ивана, он нашел в жилом отсеке казармы. Парни  смотрели новогоднюю программу телевидения. Отыскал глазами Шарапова, того солдатика, который так удачно повстречался с родителями по пути следования полка на полигон Эшалук; он, как понимал  Алексей,  крепко дружил с Иваном.
   - Ну что, поехали? – спросил он солдата, отозвав его в сторону.  
   - И куда ж это мы поедем? – пряча глаза, но не очень удивленно спросил тот.
   - А ты не догадываешься? – спросил Алексей, - За Ваней поедем, – пояснил он солдату, упорно отводящему от него глаза, - Если не поедем, и к полуночи  его не будет в дивизионе, то загремит твой краснощекий «брат» лет на пять в дисбат. Ну, так  что, едем?
    Шарапов, досадливо покрутив головой, согласно кивнул.
    - Мы, что еще не уехали? - облегченно вздохнул Алексей, - Почему так медленно?  Иди заводи свою ТЗМку.
   Въехав в село, они подъехали к домику развалюхе.
    - Здесь, - кивнул в сторону «избушки на курьих ножках» солдат.
    - Пошли, - позвал его с собой Алексей.
    Вошли в сени, потом в комнату. Идти было мягко, но не из-за ковров персидских, щедро разбросанных там и тут, а из-за окурков, которыми густо был усыпан весь глиняный пол.  
     В углу, в грязной, протертой  до дыр постели, в объятиях, седой,  косматой старухи,  лежал наш красавец, наш  розовощекий Ванечка, тот самый, который хвастал своим  близким знакомством с Софией Ротару.
    Недалеко от кровати стоял стол, на котором разместилась большая бутыль с мутной, зеленоватого цвета  жидкостью, куски хлеба, банка рыбных  консервов  «Томаты в кильке», что-то еще.
    - Мда, - хмыкнул Алексей, - ну что, берем красавца под белы ручки? - обратился он к солдату.
    - Может попробовать потормошить его, чтобы он проснулся? - спросил Шарапов, желая привести друга в более или менее приличный вид, чтобы не везти его пред начальственные очи в столь плачевном состоянии.
   - Попробуй, - пожал плечами Алексей, поняв его.
   С какой бы стороны не подходил к Ивану его друг, как бы он  не тормошил он младшего сержанта – тот только мычал, что-то бессвязное,  переворачивался на другой бок, искал руками женщину, лежащую рядом с ним, нежно обнимая, называл ее Сонечкой, ластивкой*, как-то еще.
    Алексей, сочувствуя ему, наверное, и себе, тяжело вздохнул: - Все Шарапов, хватай дружбана - надо везти в дивизион - у него, брат, тяжелое  алкогольное отравление – вообще - может умереть, так что вперед…
   - Товарищ гвардии сержант, - обратился к нему, по дороге в дивизион, водитель, - не говорите никому, что он был в постели с такой пожилой женщиной.
   - Хорошо, - коротко и грустно ответил Алексей, - сам тоже туда ныряешь?
   Шарапов, сделал вид, что не расслышал,  и ничего не сказал.
   В санчасти, «военнослужащий сержант» тщательно промыл розовощекому гвардейцу желудок, кишечник;  позвонив  замполиту домой сообщил о том, что младший сержант Секриеру благополучно нашелся.
  - …был в селе, – отвечал он на вопросы  майора. - …да, без женщин не обошлось.   - … увлекся, не рассчитал силы….  - …а что делать, пусть отсидит свои десять суток…, - Ну почему сразу пятнадцать – сами же говорили, что парень не плохой!  - Нет, завтра он не сможет – сильное алкогольное отравление!  Пусть, хоть, денек полежит, чтобы очухаться… - Товарищ гвардии  майор, я против – он может умереть.  – Есть привести его в порядок.
   На следующий день, к одиннадцати утра младший сержант открыл глаза и тяжело застонал:  - Пи-ить!
   Алексей поставил перед ним на табуретку стакан с водой.
   Сержант, неуверенно сев на кушетке, схватил его и, расплескивая воду, трясущимися руками, жадно выпил всю жидкость до конца: - Ой, до-октор! Как мне пло-охо! – оглядевшись вокруг, и узнав, где он находится, пожаловался Иван фельдшеру.
    Черкасов сочувственно посмотрел на него: «вид у него был еще тот и обратно», как сказала бы  соседка Лехи, по той, старой квартире, тетя Фрида. Его трясло, дергало, швыряло, толкало и подбрасывало. Он был весь, как в лихорадке, особенно сильно тряслись руки.
    Черкасов, молча, налил ему в мензурку семьдесят пять граммов разведенного спирта и поставил его на столик, перед  изрядно побледневшим Иваном: - На, выпей, - сказал он младшему сержанту, - а то помрешь без очереди.
    Не дожидаясь пока тот выпьет, выставил перед ним на стол миску с гречневой кашей,  два солидных куска селедки, кружку компота и пару кусков хлеба.  
    - Спасибо, Леша, - благодарно произнес младший сержант, - если бы не ты, -  точно подох бы.
    - Ладно, поешь и еще чуток  поваляйся. На завтра готовься совершить во-
яж в славный город Херсон с целью некоторого пребывания на тамошней гауптвахте.
   - А чего? – не понял Иван.
   - Ты что, совсем ничего не помнишь?!
   Иван отрицательно помотал головой: - Не помню! Ни грамма!  Абсолютно ничего не помню!
   - О-о, друг ты мой, «душа лубэзный», - покачал головой Черкасов, - я  не завидую тебе и твоему состоянию здоровья! Ладно, рассказываю. Вызывает меня вчера вечером замполит, а к этому времени, мой краснощекий друг, – поясняет фельдшер, - тебя не было в дивизионе уже двое с половиной суток! Как, картинка?!  -  и говорит мне замполит, так доходчиво, ласково и вкрадчиво, что так, мол, и так, пропал  младший сержант Секриеру, и если к исходу третьих суток, то есть, сегодня,  до двадцати четырех часов,  он не объявится, то загорать ему пять лет в дисбате за дезертирство…
   - Ни фига себе?! – изумился Иван, - И где же я все это время пребывал?
   - А небольшой такой, покосившийся домик, в селе Чернянка, недалеко от сельсовета тебе, случайно, не знаком?
   - Это, что же получается…? Это получается, что я, все это время  был у Ирки?!- изумился хоть и краснощекий, но все-равно, бывший друг  Софии Ротару.
   - Да уж не знаю, как зовут ту пожилую женщину, - усмехнулся Алексей, -которую ты,  очевидно, яростно пользовал;  как сильно проголодавшийся солдат - усердно; как «врага» народа – беспощадно; и дабы в назидание всем другим, прочим - неоднократно.
   -  Это, это… ее мать, - засмущался Иван.
   - Так ты что, пользуешь и мать, и дочку? – прыснул от смеха Алексей.
   - Да, это все Ирка, ну ее на фик! Как-то по пьяни, заставила совершить это: - Мамо, ковбаскы хочешь? – передразнил он, Ирку, - Так  с тех пор и прыгаю с Ирки, на мамашку…
   - А ты что это, «душа лубезный», - вспомнил он опять Ахмедову поговорку, - в пьянку, из-за Сони  бросился?
   На глаза Ивана навернулись слезы, он, ни слова не говоря, молча, опустил голову.
    - Ладно, все, - положил ему руку на плечо Алексей, - успокойся -  сам через это прошел. Эта девушка, а теперь уже, наверное, женщина, - попытался объяснить он парню, - не нашего, Ванечка,  поля ягода.  Судя по ее выступлениям и тому, как ее принимают, у нее большое будущее! И в этом будущем - ее другу детства, нынешнему солдату Ивану,  места, попросту, нет.  Она сейчас купается в цветах и славе, и у нее совершенно другая жизнь! Так что, парень,  возьми себя в руки, и с этим делом, - щелкнул он себя по горлу, -  завязывай, а то и  сам не заметишь, как превратишься в обыкновенного алкаша…
     В середине мая, предваряя июньское трехлетнее пребывание в армии, Алексей начал звонить начмеду, настойчиво намекая на увольнение.
   - Товарищ гвардии подполковник, - взволнованно и нетерпеливо говорил он начальнику, - двадцать второго июня, согласно конституции,  истекает срок моей срочной и весьма сложной службы.  Я хотел бы уволиться, как и призывался,  именно в этом месяце, с тем, чтобы поспеть на вступительные экзамены в мединститут…
  - …Не понял, как это невозможно?  
  - …Я не грублю, но призвать в армию раньше времени было возможно, а отпустить невозможно?  
  -