Житие ты наше уральское. Ч.2

и тройками, как в дозоре. Лёшка напирал на молчаливого Николая.
  -Институт окончил - ох меня и распирало! Горы свернуть мог! И всё жить торопился! Думал, только идиоты в тридцать лет могут чувствовать себя молодыми! Тридцать лет - это же, тогда казалось… итог всей жизни подводить можно! Остальные годики - на доделку. Долюбить. Догулять. Доболеть. Шелуха, в общем… Доживание…   До требуемой кубатуры с мраморным столбиком у изголовья. А то, главное, ради чего родился -  и мимо! И уже не догнать, не сотворить… Каприз природы…
  А единственое доброе, на что способился - только дочка. Да и то в соавторстве с женой. Ох, и мучился от подобной  галиматьи  в башке!
  А потом деньжата пошли шалые. Загулял. Друзья появились какие то… одноразовые…   Повеселей  на душе стало, мысли разные не лезут под руку.  А если и лезут, то такие же… одноразовые… Хотя, проснёшься - волком выть хочется, жизнь воще никчемной кажется.-
  -Ты и сейчас не тверёзый… Что, опять  погано  на душе?-
  -Ну, ты скажешь!- Лёшка улыбнулся. – Мне сейчас с самим собой даже интересно!-
  -Ты не налима, ты окунишку лучше возьми. Он, копчёный- то, вкуснее всех.-
  Алексей послушно взял окунька, налил в кружки.
  -Ты, Николай, полжизни в тайге провёл…   Вот скажи: неужто правда «снежные люди» могут быть?-
  Николаю попало не в то горло. Он натужно закашлялся, застучал себя по груди, покраснел лицом. Лёха спокойно наблюдал за ним.
  -Помочь?-
  Тот активно закивал головой.
  Алексей аккуратно поставил на клеёнку непочатую кружку со спиртным, рядом, в чашку, окунька, размахнулся и жахнул Николу кулаком по спине. Николай мячиком исчез в ночной темноте. Ребята вскочили, бросились на поиски.
  -По уму- то, надо было одновременно и по животу и по спине  вдарить,- задумчиво произнёс вслед Николе  сидящий Лёшка. – Даже пятна из лёгких выпадывают…-
  Николая нашли неподалёку, принесли к костру, подсадили, удерживая.
  -Чего?..    Полегчало?
  Николай укоризненно глядел на него глазами реанимированного.
  -Так что   про  «снежного человека»? Расскажешь?-
  Тот с трудом выложил на заскорузлых пальцах корявую фигу и показал её всем, поводя рукой слева - направо и справа - налево.
  -Вот вам!- хрипло сказал он. – Пенсионеров сначала научитесь уважать! А то размахались здесь!..   Рукастые…
  -Да ты б задохнулся к чертям собачьим! И уважать некого бы было! Ухи попросить не успел бы! Обижается ещё…   Налейте ему! Аркадий, ты хоть расскажи! А то Вовка отмалчивается, этот дули строит, третий спать завалился!..-
  Аркадий поёрзал на бревне, передвинул коврик с сучка на гладкое   и произнёс:
  -Я готов! Это было в степях Херсонщины…-
  Через  десять минут уже все хохотали. Рассказчик из Шлимана был от бога: серьёзный, даже немножечко грустный. И
аргументированный. Он сыпал ссылками из «Норильского виноградаря», «Тянь - Шаньского хлебопашца», «Казахского водника», причём, с датами. Цитировал по памяти Кашпировского, Степаныча, Ульрику фон Модус и далай - ламу… «Грузил» всех собственными воспоминаниями и переживаниями, оканчивающимися почему то  всегда похоже: «на секунду не успели», «вот- вот, а его и след простыл», «я за камеру! Черт! Аккумуляторы сели! Только кусты шевелятся! И тишина!». Видимо, эта серьёзность вкупе со скурпулёзностью всех и подкупала, и смешила.
  Толя, похахатывая после очередной научной байки, отошел в кустики. Присел. И продолжал похохатывать. Ребята, даже сквозь ветви, хорошо просматривались на фоне костра. Посидел, глядя на друзей. Ещё посидел. Поднялся. Потянул брюки и нечаянно нажал курок давно забытой ракетницы.
  Знаете, как это иногда бывает?.. Идёт человек по улице. Прилично   одетый, при параде, даже, может быть, в галстуке. Идет, значит…   И вдруг, ни с того ни с сего, пинает пустую консервную банку. Из  - под «Килька в томатном соусе. Обжаренная. Разделанная». По восемь пятьдесят, допустим. Душа захотела! Вот так, просто! Д у ш а   з а х о   т е л а!!! Что, не случалось? Ну…   это, наверное… одеты вы неприлично были… галстука не было…
  Вот так и у Толи с ракетницей. Машинально… не со зла…   Но курок спустился и заряд полетел. Штаны, само собой, тоже вслед за курком спустились. А Аркадий в это время дошел до самого интригующего:
  -И вот, два дня назад, копаюсь в подшивках «Правда Башкортостана» и обнаруживаю заметку двухмесячной давности:
                  «Идрисовская трагедия. Явь или не явь?»
                              (Интервью с выжившими)

  «13 мая, в пятницу, в 23-55 после полудня жителей села Идрисово, что  раскинулось  аж на 200 метров вдоль реки Клюкли разбудил жуткий, леденящий кровь и ноги вой неведомого чудовища…-
  И в это время жахнула  Толина ракетница!
  Потом, спустя некоторое время, все сильно удивлялись, что остались живы! Что не было переломаных,  калечных, спятивших. Потому, что сигануть в кромешной тьме с трёхметрового обрыва без элементарного членовредительства нормальным людям невозможно!  
  Забег «в желтой майке лидера» возглавлял босячный Санька Жедяев. Грациозно поднял себя и грациозно исчез под обрывом. Следом мелкими блинчиками в реку ссыпались Серёжка с Вовкой. Никола с Лёшкой и Аркашей ломанулись в тайгу.
  А ракета, порикошетив средь берёз и сосен,  ткнулась  на излёте в костёр и замерла в родном семействе «легковоспламеняемых и взрывоопасных».
  Минута молчания.
  -Толя?!- опасливо подал голос Аркадий. – Толя?-
  -Здесь я,- раздалось с противоположной стороны поляны.
  -Никола, что это было?- шепот Аркадия был почти не слышен.
  Николай поднялся. Засмеялся нервно.
  -От,  …!  Ноги не держат, мать его!- Сел, хохоча. – Игрушку у ребятёнка  забрать забыл! О, ты,  …!  Не держат!-
  -Саня! Саня!- продолжал, не поднимаясь, перекличку Аркадий. – Как вы там?-
  -Пойдём, Лёха, ничего больше не будет.- Николай опёрся на Лёшку, заковылял к стоянке. –Сушняка то навалили…   На завтра ещё хватит. Вставай,   братва! Конец артподготовки! Патроны у Анки кончились. Кинщик спился, кина не будет… Толя, живой? Выходи!-
  -Мужики! Я ещё  посижу…  пейте пока без меня…- Голос бомбардира был прерывистым и жалобным.
  -Жив!- Степаныч радостно вздохнул. – Слава Богу!-
  Из палатки раздался дружный тройной храп.
  -Сильны, бродяги! Лёх, поставь уху, пущай греется. Пожрать надо. Толь, ты будешь?-
  Прислушались к лесным звукам.
  -Будет!- уверенно сказал Мамлин. Поставил котелок на костёр – Голодный сейчас придёт.
  Снизу, от реки поднялись «морские котики».  Сумрачные,   неразговорчивые, будто задание провалили. «Старший» группы сунулся поближе к огню. Сидел в мокрых шортах и ни с кем не желал общаться. Глинястый береговой «комуфляж» постепенно подсыхал тонкой корочкой на коленях, животе, шее…
  -Сань, у тебя и волосы в глине,- робко заметил Володька. – НА расчестку.-
  Тот взял. Но вместо «спасибо» почему то «покатил бочку» на Николая.
  -Коль, ты вот мне скажи: мы что, круглыми сутками «тренироваться» будем? То на скалы ползём, то от черепов бегаем, то, вон… заплывы ночные…-  В бурчании сквозила сварливость.
  -Доколе?- поддержал его «напарник» Серёжка.
  -Ох!- раздалось из кустов с Толиной стороны. Озябшие «котики» непроизвольно вздрогнули.
  -Свои  это, свои,- успокоил Лёха. – К ужину готовится.
  -Так вот: доколе?!- Саня запустил расчёстку в шевелюру и зашипел от боли. Володька с опаской отсел к  мощному  Мамлину. Тот незаметно отодвинулся от глинистого Вовки.
  -Всё, Саш, всё. Ещё одна ночка - и дома. Блаадать! Душ! Постель! Исподнее! Всё чистое!  Аж   хрустит! И арбузом пахнет!-
  Саня продолжал шипеть.
  -Не дуркуй! Высохнет - само отпадёт. Или иди, в речке промой…-
  -Холодно! Ладно, пусть сохнет. На!- Протянул Володьке расчестку с оставшимися семью зубьями.
  -Ты, Сань, про Запад лучше расскажи. Как там люди то живут? А то я дальше Чмаровки и не выезжал…
  -Думаешь, помню? Лет тридцать прошло…- Александр всё никак не мог оклематься от пережитого. – Выпьем, что ли?..- буркнул он вопросительно.
  -Выпьем, выпьем…   Сейчас ушица подогреется… Рассказывай!-
  -Да я, правда, не помню. Ну, во Франции дорого всё… не пошикуешь…   Не покупали почти ничего там. В кинушку только ходили, на эротику. И то - когда  за старшего кореш в «тройке» идёт.
  -Что значит: «в тройке»?- Серёжка уже окончательно отогрелся вместе с любопытством.
  -В увольнение группами ходили. Один обязательно как- нибудь с органами связан был. Чтоб не случилось чего…  Положено так было…-
  Вовка вспомнил, как они сидели с Сашкой году в восемьдесят третьем летним вечером во дворе на лавочке. Рядом стояла трехлитровая банка разливного «жигулёвского», нарезанный лучок, соль, хлеб. Сашка рассказывал про поездку в Одессу. По путёвке. С другом.
  -Люди стали жить лучше!- убеждённо говорил он, кося под одессита и манерой говорить, и выцветшей тельняшкой. – Одесса может купить всё! И не жмотиться! И продать всё! Мне продали Некрасовские «Окопы…» всего за  трёшку!
   -Ничего себе!- удивлялся Вовка, заглядывая тому в рот. – Это же дёшево!?-
  -Это даром!- отвечал Сашка, закуривая «Челябинские». – Я бы купил ещё дешевле, но мне стало стыдно!-
  -Может, ребята так шуткуют?-
  В представлении Володьки вся Одесса смеялась и шутила, начиная с докеров и кончая градоначальником. Благо, проверить это он не мог.
  -В Одессе шутят по - другому,-  отчего то угрюмо и мрачно ответил тогда Сашка. Повод для угрюмости отливал фиолетовостью под левым глазом.
  А случилось следующее.
  Путёвки, приобретённые по знакомству продвинутым другом, распространялись   Т О Л Ь К О  среди работников горкома и райкомов комсомола. А Саша, надо сказать, и в юности то не больно походил на передового комсомольца. Вот рожу кому- нибудь набить - это другое дело, это завсегда. А комсомолец…   Как то кощунственно всё это выглядело по отношению к авангарду молодёжи…
  Руководительница группы, видя незнакомое лицо средь честных и открытых знакомых лиц, начала зондаж: кто, зачем, почему,  и т.д.
  -Что- то вы не похожи на комсомольца,- сказала дама ему понимающе. Александр, сам не зная отчего, всё больше и больше тушевался, пока, наконец, не ляпнул «по секрету… как старшей группы…», что приставлен за всеми   присматривать.
  -Да вы что! Мы же не в загранпоездке!? В Союзе быть такого не может!-
  Она ничуть не испугалась. Она просто константировала не вызывающий у неё сомнений факт. Но она не знала, как Александр умеет усмехаться.
  Саша усмехнулся. И её пробило от этой усмешки до туфель на толстой подошве. Она поняла, что он,   м о ж е т   б ы т ь, говорит правду! И доверил эту правду только ей, старшей! Вот так.
  Об этом скоро узнали все. Саню с другом сторонились. Саню с другом уважали. Были корректны  и вежливы. Но в последний «отвальный» вечер дружок по нетрезвому делу ненароком проболтался о «электрослесаре  Юго  - Западной котельной Жедяеве Александре Анатольевиче».
  Повыпивший авангард молодёжи, беря больше числом, а не умением, не испугался пудовых пролетарских,  в  веснушках и волосиках кулаков Александра и потребовал объяснений и сатисфакций. Дело не дошло даже до   тривиального: «А ты кто такой?»
  Гнать  «авангард»  далее  вестибюля гостиницы Саше помешали заплетающиеся от выпитого ноги. Но досталось и ему. Причём, от старухи - вахтёрши, которая разогнала их допотопной  шваброй.
  Обратный путь на Родину наша парочка и остальная