совершенно не виноват. Скорее наоборот... Я вам сейчас все подробно расскажу, — и она вполне адекватно поведала о случившемся, так как была очевидцем драки с самого ее начала.
Выходило, что троица в рабочих робах и примкнувшая к ним девица распивали за углом бормотуху, потом у них произошла ссора — двое стали избивать своего собутыльника, а женщина-алкашка звать на помощь. Вот тут некстати и оказался Алексей со своим заступничеством.
Молодой лейтенант теперь уже по-другому оглядел Алексея, однако порядок есть порядок — в салон милицейского Рафика затолкали всех пятерых. Ожившие шаромыги пытались взять свое отборным матом и угрозами, но Алексей не реагировал на их злобный клекот. Так что пьяное отребье, малость повыступав, успокоилось, двое — совесть которых была относительно чиста, даже чуток вздремнули, пока их везли в отделение.
Дежурный капитан быстро разобрался в случившемся, выразил Алексею свое сочувствие, даже пожурил — незачем, мол, связываться с шантрапой...
Пока дежурный фельдшер обрабатывал его рану, троих в зюзю окосевших парней отвели в кутузку, дурно пахнувшую алкашку выпроводили вон, чему поспособствовал пожилой старшина из спецприемника, он мудро заметил:
— Ну ее, стерву к бесу! Не хватало нам возжакаться с ней. Эти швали заблюют камеру, обсерутся — после не продохнешь... Пусть ее... валяется на улице, чище воздух будет.
Таким образом, пока писался протокол, пока правился, пока наводились справки — прошло часа полтора. Выходит, что доставили Алексея в больницу часа через два после драки. Хирург посмотрел, обработал рану и отправил Алексея в наш город, так как в районной больничке не оказалось настоящего ЛОР-отделения.
И вот теперь лежит он на продавленной кровати и пытается разжевать ослабшими челюстями упругую резину дешевой колбасы и слежавшийся кусок ржаного хлеба. На праздный вопрос: откуда у него такая каратистская сноровка, это надо — уложить трех здоровых верзил, Алексей с улыбкой заметил, что в его практике встречались эпизоды покруче. Впрочем, выходил он всегда сухим из воды, сегодня же сплоховал. Откуда ему было знать, что те парни — осмотрщики колесных пар на железной дороге, и молоток их рабочий инструмент, они носят его в голенище сапога. Откуда ему знать-то... На вопрос — что станется с теми парнями, Алексей, не задумываясь, ответил:
— Ну, уж тому, кто меня огрел, определенно «светит срок». Правда, не знаю сколько? Я его... (последовало непечатное слово) за здорово живешь, не прощу. Каково мне теперь всю жизнь ходить с перебитым носом? Всю красоту потерял... — закончил он, невесело усмехнувшись.
Глава вторая
— Послушай, Лёх, почему на твоем лбу такая засечка?
Мы все посмотрели на Алексея. Верно, над правой бровью рельефно оттенялся изломанный шрам. Днем он мог сойти за складку кожи, в вечернем же свете любой прыщ становится фурункулом, любая отметина на лице приобретает значение, невольно притягивает взор, интригует воображение.
— Да, есть такое дело... Бандитская пуля, одним словом, — Алексей шутливо подначил нам. Однако он не прочь был поведать ту историю.
— Ну, не тяни душу, рассказывай, — выдал тучный гайморитник.
— Ну, чего уж там, давай! — подали голоса остальные.
Алексей уселся в постели поудобней, выжидающе замер, искушая нас. Наконец, в звенящей тишине, хрипловатым баском он приступил к рассказу:
— В общем, получилось так, что я остался на мели. Денег взять неоткуда, занимать у приятелей, — он пожал плечами, — не в моих правилах. Да и сумма требовалась немалая, вряд ли кто из них способен одолжить ее. Чтобы не тянуть резину, сразу поясню, что я окончательно порвал с женой, короче говоря — развод. Но сами понимаете, куда прогонишь взбалмошную бабу с ребенком, не выгонишь ее на улицу, в чем мать родила. Естественно, пришлось уйти самому. Квартира, мебель — все осталось ей. Ну, мы тогда условились, чтобы она ко мне не имела никаких претензий, я разом отвалю ей семь кусков, как говорится, «зад об зад и в новую жизнь вольной птицей». Три косых у меня имелось.
Я не долго ломал голову, вспомнил былые связи по шабашке, созвонился с ребятами — меня тиснули в одну артель. Договор дороже денег — пять штук мне дали авансом, парни знали — все будет о’кей. Ну, и почапал я в Казахстан осваивать целинные и залежные земли.
Вкалывал там, наверное, уже с полгода. Все было пучком. Но вот однажды выпало мне ехать за лесом в соседний район. На шабашке-то как — сам себе экспедитор, шофер и инкассатор. Дело прошлое, сами понимаете, порой случалось катать кругленькую сумму, без этого не обойтись — весь подряд наш. Так вот, кругом голая степь на сотни верст, безлюдье, вроде как в той пословице: тайга — медведь начальник. Долго ли напороться на каких-нибудь архаров, ну и держали мы для такого случая артельный наган.
Значит, еду уже с лесом обратно. Кузов под завяз. Душа поет — дельце я обделал славненько. Удачно выпил там с мужиками, раскумарились мы, ну и сумму мне по дружбе скостили. Не подумайте, что я жлоб какой — деньги артельные, утаивать их не собирался, просто предвкушал заслуженный триумф.
Ну и с дуру решил обернуться побыстрей. Расстоянье совсем ерунда, к утру должен быть на месте. И как бес попутал, прохлопал ушами — не залил запасную канистру водой. А денек выдался — не приведи Господь, адское пекло. Свой промах я клял уже через час. В радиаторе выкипала вода, возвращаться обратно не имело смысла, думал одолжить воду у первого встречного, сам не раз помогал водителям в такой беде, авось пронесет, Бог даст... Но вообще-то брала оторопь — места глухие, встречной машины может и не быть. Но делать нечего, где наша не пропадала, придется ехать с передыхом. Кое как, с грехом пополам пропилил сотню километров, паркую грузовик в тень, благо нашелся приличный курган. А сердце ноет, разрывается, ругаю себя на чем свет стоит: «Дурачина ты, простофиля!» — а самому не до смеха, что пришлось «Золотую рыбку» цитировать. Молю Бога, в прямом смысле молюсь, чтобы хоть какой-нибудь завалящий «захар» показался на горизонте. Но тщетно. Хоть надуй в радиатор, да не чем, сам весь потом изошел. Делать нечего — придется ждать, пока спадет жара. Мотор гробить никак нельзя, да и особенно не горит. За ночь с Божьей помощью доеду до бетонки. Обидно, конечно, но что поделать?..
А сам то и дело взбегаю на курган, оглядываю окрестности — не пылит ли там какой-нибудь «студебекер». Так промаялся часа три. Но, видно, не судьба. Жарища стоит: «Фу, — думаю, — хватит себя мучить». Сошел к машине, постелил фуфайку у колес. Только присел, чу?.. Гудит что-то, словно шмель. Навострил уши, различаю урчанье: «Ура, машина!».
Взлетел я на холм, махаю остервенело фуфайкой, ну прямо как «робинзон» на необитаемом острове. Меня заметили, смотрю, Газик поворачивает в мою сторону. Слава Богу! Бегу что есть мочи ему на встречу, ног под собой не чую — повезло! Подбегаю. Из кабинки выползает парень лет двадцати пяти, лицо скуластое, но не казах — глаза васильково голубые, чуб белесый, а кожа аж багровая — упарился молодец.
— Слушай, друг, выручай... — я к нему сразу со своей бедой. Гляжу, а парень что-то не того... Мнется, переступает с ноги на ногу.
Я ему, мол, да ты чего, да ты не дрейфь, я заплачу, раз такое дело.
Слышал я, попадаются в степи порой куркули — воду продают. Сам думаю, черт с ней, десяткой, зато на день раньше буду. Червонец муть — дело не встанет...
Парень попался какой-то непонятный. И да и нет... Я ему:
— Да чего ты жмешься-то, в самом деле, сегодня я, завтра ты — люди должны выручать друг друга, без этого нельзя в дороге, пропадем... — Чувствую, уговорил. Он только жалится, якобы у самого воды в обрез. Я посмотрел, мать честная (!) — у него две бочки столитровки полным полны. Ну, думаю: «Язви твою в корень, набить бы тебе хавку, скотина, да ладно, провались ты, пес...»
Парень, видно, просек мои мысли. Стал оправдываться, что везет воду туда-сюда... Все равно вижу, что врет подлец. Налил он мне канистру. Надо с ним рассчитаться. Лезу в бумажник, отщелкиваю ему червонец. Спрашиваю — хватит ли? Вижу, он весь аж дрожит, увидев у меня такую кучу деньжищ. Так бы и проглотил целиком весь лопатник, но еще не совсем успел рехнуться, сообразил: «Хватит, хватит...» — щебечет пересохшим ртом. А сам не может взгляд оторвать от бумажника, сглатывает пресную слюну.
— Что, много денег, — игриво спросил у парня, — вот бы тебе все, да? — хитро посмеиваюсь. Откуда мне знать, что своей дурацкой шуткой я разбудил в нем зверя.
— Ну, бери, бери десятку, — и довольно радушно предлагаю. — Давай закусим. У меня вот имеется сухая колбаса, помидорчики, хлеб свежий... ну, а вода, стало быть, твоя.
Парень отупело кивает. Тут, я его уже разглядел. Неказистый малый, роста небольшого, коротконогий, тощий какой-то, в общем, совсем неухоженный.
— Ты что, по вербовке? — Спрашиваю его, он утвердительно кивает, я продолжаю по свойски. — Ну, а как житуха, не жалеешь, что подался в Казахстан? Много на лапу выходит?..
Парень неохотно цедит сквозь зубы, вижу, не ахти много. А меня, словно черт разжигает, нарочно сотворив серьезную мину, деловито замечаю якобы, сегодня ни за что, ни про что, а десятку положил в карман. Развиваю мысль дальше, мол, в степи на одних таких «десятках» можно «Жигуль» сбить.
Малый недоверчиво посапывает. «Эх ты, пентюх сопатый...» — смеюсь я про себя. Рассупонив рюкзак, достав провизию, зову пацана. Он сел бочком, но не решается первым ухватить кусок.
— Бери, бери — не стесняйся...
Дело налаживается, малый жует, аж за ушами трещит. Знакомства ради выясняю — кто, да что? Он из Нечерноземья, закончил СПТУ на водителя, отслужил в армии, потом решил сбить деньжат к свадьбе. Он уж и домик в деревне приглядел, ладный домок — пятистенка. Да вот, только зря он приехал на целину, думал — здесь деньги лопатой гребут, а она (деньга-то) за здорово живешь в руки не дается, вкалывать надо... Было собирался — разорвать контракт к чертовой матери, да не гоже возвращаться на село с пустыми руками — люди засмеют.
— Да, дела... — начинаю я философствовать. — Так не годится. Впрочем, ты еще молодой, здоровый, чего голову-то повесил — веселей смотри на жизнь, деньги веселых любят!.. А если, по правде сказать, то и не в них проклятых счастье. Пока молод, старайся увидеть мир, с людьми больше знайся, жизнь прекрасна сама по себе. Вот мы с тобой закусываем здесь, в выгоревшей степи, нам жарко, нам душно, но поверь, когда-нибудь лет через двадцать ты непременно вспомнишь этот день и поймешь: «Это здорово, когда в жизни есть такие дни, а не одна тишь, гладь, да божья благодать!»
Парень понимающе кивал головой, но я понимал, он не разделял моего оптимизма, какая-то забота угнетала его. И вдруг, ни с того, ни с сего он спрашивает меня:
— А много у вас денег при себе? Не страшно в степи постольку возить?
Не придав значения его вопросу, я, балагуря, ответил:
— Да, тысяч пять — шесть наберется. А кого бояться, сам видишь — ты да я, а кроме нас — живности разве лишь одни байбаки. Да, и почем кто знает — какие деньги я везу?..
