только внешне, всякий рифмоплет внутренне будет бесконечно уязвлен.
Горька та правда, которая указывает на твое бескрылое место в жизни. Не рыпайся, мальчик, выше головы все равно не прыгнешь, ты такой же смертный, как и все... Твой удел прост и обыден — добывать в поте лица хлеб свой, плодить детей, короче, быть как все. А как не хочется парню, мнившему себя поэтом, относящего себя к избранникам духа, спуститься с небесных эмпиреев на грешную землю, лишиться сладких надежд на людское признание, самому растоптать свою лиру. Обидно и несправедливо...
Ох, как несправедливо — ощущать себя творцом, видеть мир через поэтическую призму, иметь в душе сокровенные мысли и чувства, которые следует лелеять как искру божию, и в тоже время, оставаться в глазах людей просто Лехой, обыкновенным человеком.
Непосвященные считают, что за дурацкая блажь — кропать стишки, лучше бы настоящим полезным делом занялся. Кому нужно пустое бумагомарание — если тебя и печатать-то не собираются? А ты пытаешься доказать профанам, что в редакциях не боги сидят и не им судить, кто истинный поэт. Приводишь примеры из истории литературы о не признанных поначалу гениях, но слабы твои аргументы, они в прах разбиваются о людское недоверие и даже презрение. В глазах окружающих выглядишь блажным чудаком, как тот прорицатель Баллах, бродивший в сирийских пустынях, выдавая себя за кого-то великого. Неужели тебе не суждено влиться в славный цех литераторов, в когорту небожителей, на «законном» основании творящих поэзию? И меркнет день, и горечь терзает душу, и белый свет не мил...
По-моему, безжалостно подвергать ближнего подобным пыткам. Вот и нахваливал я стихи Алексея, правда, не слишком уж восторженно, давая понять, что пока он еще не Пушкин, но не все сразу... Алексей очень внимательно, не перебивая, выслушивал мою «критику», уточнял отдельные моменты, затем в чем-то соглашался, а где-то и недоумевал: «Неужели не ясно?! Должно быть именно так, и вот почему...». Не каждый самодеятельный автор ведет себя подобным образом, иные просто «усераются», доказывая свое видение, Алексей же был внешне скромен, он прислушивался к чужому мнению, одним словом, не был высокомерным.
Процесс обстоял приблизительно так... Сочинив новый «опус», зачитав его, выслушивал отзыв и, коли тот целиком положительный, перебелял стихотворение, писал дарственную надпись (обычно в шутливом тоне), кудряво расписывался и вручал оригинал кому-нибудь из благодарных слушателей. Если стих не получался, он подолгу вымарывал его и, если все-таки не выходило, прятал в свой архив. Пока мы лежали в больнице, у него скопилась вполне увесистая пачка разномастных листков с удачными и неудачными виршами. Впрочем, и у меня собралась небольшая подборка Лехиных стихов. Потом иные из них потерялись. Впрочем, и не жалею особенно, но кое-что сохранилось. Не хочу быть голословным, вот одно из них:
К листопаду...
Не засти глаза, будто я ослеп
Хрусткой пеленой эти две версты...
Желтая метель, замети мой след
Мраморной тоской, шелестом листвы.
Что я потерял, в чем я обеднел?..
Желтая метель, отведи мой вздох,
Лучше заблуди в хороводе дней,
В немоте страниц, в шуме поездов.
Растравить бы душу щелочью обиды,
Разрубить бы сердце напрочь, как чурбан...
В ежике травы для меня забытый
Желтая метель, разыщи наган.
Бесприютен я, лишь об этом разве,
Можно потужить, вздор все остальное.
Желтая метель, подари мне праздник,
Душу отогрей, пусть она не ноет.
Впрочем, и не надо... Просто "се-ля-ви"...
Сыплет золотыми осень, не жалея,
Звон стоит упругий, только знай — лови!
Эти две версты — чудная аллея,
Чудная аллея — эти две версты
Вот, пожалуйста, образчик Лехиной поэтики. Правда — это высокий «штиль». Часто он ухарствовал, сочинял слишком уж натуралистические стихи о кутежах, драках и женщинах, но сам сознавал — подобные строки так, шалость. Надо заметить, что особенно пошлые стихи он никому не дарил.
Помимо того, что Алексей был стихотворцем, он являлся отличным рассказчиком. Второе качество, несомненно, больше привлекало к нему людей. Я тоже любил слушать его истории.
Он мастерски пересказывал прочитанные книги, повествовал в лицах, с жаром, с каким-то кипучим артистизмом, отчаянно жестикулировал руками, даже вскакивал с постели в одном нижнем белье. Его темперамент завораживал слушателей, они как бы становились соучастниками описываемого действия. Созерцать его было одно удовольствие. Когда же Алексей поведывал истории из своей жизни, то тут эмоции уходили на задний план. Он как бы заново перепроверял имевший место факт, заново осмысливал происшедшее, оценивал причастных тому людей, анализировал, соглашался, отвергал. Вспомнив ускользнувшую ранее подробность, недоуменно разводил руками. В общем, заново переживал случившееся с ним, эта особо примечательная его черта, поблажки он никому не давал, в том числе и себе.
Алексей, не скупясь, описывал свою жизнь, приводил нелестные подробности, другой на его месте был бы менее откровенен. Леха же — сама простота, вот, мол, весь я тут, нечего мне скрывать от честной компании, вся моя жизнь на распашку, потому как нечего мне стыдиться. Много чего порассказал он нам, даже как-то неловко, с его же слов, пересказывать «житие» парня. Хотя и не отрицаю, возможно, и приукрасил он кое-какие моменты, утаил уж вовсе неприглядные инциденты. Оно и понятно — в таком деле без вранья не обойтись, поэтому и прощаю парня. Хотя, на мой взгляд, он не любил рисоваться, всякая показуха глубоко претила ему.
Лучше будет, если я попытаюсь по его рассказам восстановить общую канву его биографии, подобно тому, в чем преуспели наши кадровики...
Итак, Алексей единственный ребенок своих родителей.
Его отец, номенклатурный работник, в последние годы занимал крупный пост в областном центре, имел персональную «Волгу». Про отца Алексей совсем не рассказывал, оставалось только гадать, что это за личность. Скорее всего, и сам Алексей не мог дать адекватной оценки своему родителю, видел его урывками, больше по вечерам, вечно занятого, усталого, немногословного, абсолютно равнодушного к делам своей семьи. Смыслом существования отца была работа, фанатичный трудоголик, он отдавался ей без остатка, оттого и сгорел раньше времени: инфаркт, еще инфаркт, в итоге — кусок серого гранита на воинском кладбище в тенистом углу, где покоятся представители областной элиты.
Мать — музейный работник. Эстетка — так называл ее сын. Не в обиду матери, Алексей считал ее полной противоположностью отцу. С его слов, она витала в каких-то заоблачных далях, читала в основном писателей девятнадцатого века, воздыхала по их наивным сентенциям, не будучи религиозной, много рассуждала о поиске нравственных основ, хотя абсолютно не понимала ни своего века, ни людей, окружавших ее. Жила в какой-то придуманной сентиментальной идиллии, где все честно и порядочно, если же на ее пути встречалась грязь, она спешила скорей переступить ее, делая вид, что теневых сторон бытия как бы и не существует. Одним словом — тепличный цветок.
По окончании средней школы Алексей, вопреки желанию отца и матери, поступил в Рязанское десантное училище и успешно закончил его. Он не пояснил причину своего выбора, скорее всего, это была свойственная парням его круга жажда истинно мужского дела, потребность проявить себя героически. Честно сказать — достойный поступок. Не каждый отпрыск благополучного семейства польстится на карьеру офицера-десантника, где главную роль играют не связи родителей, а то, каким ты сам сделал себя.
После училища Алексей служил в Прибалтике, в городе, неисправимо погрязшем в местном национализме, но впечатляющем пряной благородной стариной, украшенной католической экзотикой. Здесь-то и начинается загадочная полоса его жизни, толком он ничего не рассказывал. Из вскользь брошенных замечаний у меня сложилось мнение, что, обретя долгожданные звездочки на погонах, он, возомнив себя гусаром, пустился в загулы: рестораны, уик-энды на побережье, белокурые девочки с прелестным акцентом. Погорел он на какой-то драке с морячками, похвалялся, мол, сильно они тогда наподдали зарвавшимся «торгашам». Алексея, разжаловав, выгнали из армии. А затем, как говаривали древние греки: «Покатилась амфора бездонная...».
Кем только Алексей не работал: был снабженцем, поднялся от простого экспедитора до начальника отдела в заводике запчастей Минавтопрома. Но опять не повезло. Успел, по его словам, «с дуру ожениться», но семейного счастья не получилось, пошли бытовые неурядицы, женины истерики — супруга, как я понял, «известная артистка», да еще подзуживала стерва-свекровь, развод оказался неизбежным. Потом Леха инженерил в каком-то вычислительном центре, трудился проектировщиком в железнодорожном строительном тресте, проектировал теплотрассы (эва, куда жизнь закидывает человека), работал даже главным энергетиком в НГЧ (контора гражданских сооружений отделения дороги). Потом соблазнился длинным рублем и ушел в шабашники, бросил прежнюю жизнь к чертовой бабушке и уехал на все четыре стороны. По возвращению с заработков устроился в отдел железнодорожной охраны — оперативником.
Я как-то неподдельно поинтересовался, как ему удавалось работать на ответственных инженерных должностях, не имея специального образования? Алексей простодушно усмехнулся:.
— А причем здесь образование? Ты полагаешь, коли человек имеет соответствующие корочки, ему можно доверить любое дело? Как бы не так...
— Ну, это и дураку ясно, по Сеньке и шапка...
— Вот и сам понимаешь. Конечно, без корочек неловко, особенно поначалу, любой гад норовит наплевать в душу, старается поставить на место, особенно жмут кадровики. Ну а потом свыкаются, убеждаются в итоге, что я дельный малый, — он невесело усмехнулся, провел рукой по своей шевелюре, — вот такие дела...
— Послушай, я не о том, как тебе удавалось войти в курс дел? Сам посуди, ведь нет никакой связи между снабжением, энергетикой и строительством? Объясни, если я неправ...
— Ну как сказать, снабженец он всегда в курсе насущных проблем, а они везде одинаковы: нехватка стройматериалов, всяких там труб для инженерных коммуникаций, запчастей к автотранспорту, а уж комплектующие для производственного цикла, те по договору поставят. Да и связь вполне очевидная: снабжение, строительство, энергетика — по сути вехи одного процесса. А вот сноровка снабженца — ей цены нет, для любого начальника толковый снабженец уже полдела. Сам посуди, находясь в автономном режиме, ему необходимо быть не только инициативным и предприимчивым, но изворотливым и хитрым. Контактируешь с людьми разного ранга, к каждому нужно найти подход, втереться в доверие, умилостивить, порой и взятку дать, а уж проставить выпивку, само собой. Настоящая «школа производства», куда там профсоюзам...
А чтобы вникнуть в обыденную инженерскую работу, особого ума не надо, есть наработки твоих предшественников, всякая там
