дальше...
Только вытащили её за дверь из квартиры — порвалась вторая простынь. Остановились... Пришлось дать третью...
<...> сказала: «Не хотела уходить...»
Да, я подумал точно то же самое...
За железную дверь... В лифт...
Всё.
Плохо помню, что было дальше...
Помню, взял мусорный мешок и сложил в него всю мокрую, зловонную бумагу с её постели, вытащил в мусоропровод...
Слышу: «Потом, потом!.. Потом и матрац, и всю постель надо... А то — человек только умер, и...»
Родственники стали ложиться спать, сетуя, что не удастся хорошо выспаться...
Я сделал свою первую запись о произошедшем только в 09:43:06...
14 сентября 2015 года...
+ + +
К матери заходил, эти дни, в основном, ночью...
Мёртвая пустота и разгром в её комнате, остатки мусора на оголённом полу, на грязно-жёлтом линолеуме, где уже не было ни ковровой дорожки, ни старого ватного одеяла под столом у кровати, на которое мы оба ставили свои ноги... Ни самого стола, ни самой кровати...
В углу у шкафа — опустевшее от всего огромного вороха верхней и нижней одежды историческое самолётное кресло...
Такое чувство — что всё это с мясом вырвано из твоего сердца...
И постоянно открытая дверь на балкон...
Слева, на стене, на ковре, что завис теперь над пустым местом, где ещё только что была её кровать, ещё висит её прекрасный фотопортрет 1950 года...
И портрет отца на стене напротив, и фотографии его родни в рамках, и морской флаг с его наградами, всё это пока ещё продолжает висеть на прежних местах...
Опустевшая и омертвевшая комната по-прежнему, очень не ярко, освещается антикварным плафоном, что когда-то покупала тётя Инна...
Тупая боль...
Что-то, разные мелочи, обречённые на гибель, постарался унести к себе...
Где-то позавчера, ночью, когда готовил себе на кухне, вдруг вспомнил: а где же материн радиоприёмничек над изголовьем её кровати?!. Вбежал в её комнату — да, его нет, голая стена!..
В исчезновении этого очень старого, простого, советского одноканальника, работавшего от радиоточки, и что пристроил над кроватью отец, и который был единственной ниточкой, что связывала мать с внешней жизнью, было нечто настолько символическое, и пронзительное...
Я не могу обо всём писать... Не могу...
+ + +
Вчера захожу в комнату матери — на грязном, пыльном подоконнике, среди пустых банок и прочей мелкой бытовой рухляди, стоит на краешке рюмочка, прикрытая сверху маленьким кусочком чёрного хлеба...
Мне вспомнился случай из 19-го века, описанный Достоевским в его «Дневнике писателя». Мужик зашёл в избу, где в это время была только девочка 8-10 лет, убил её, и забрал еду, что нашёл в доме: немного хлеба, свёклу; а яйца не тронул. Кто-то из адвокатов на суде спрашивает его: «А чего яйца-то не взял?». Говорит: «Так как же? Постный день был!»...
+ + +
На улице пасмурно... Но на завтра дождя не обещали...
19.09.15 16:02:27
Перед тем, как сесть за комп, как всегда, взял с полки Новый Завет, чтобы прочесть хотя бы один-два стиха. Беру... И вдруг вспомнил, что это баптистское издание Нового Завета, журнального формата, в чёрной тонкой обложке, принесла мне как-то мать, говорит: нашла внизу на батарее...
Да, я это воспринял тогда как благословение...
А сейчас мне открылось:
«...Ты ли Тот, Которому должно придти, или другого ожидать нам?» (Лука 7:20).
ТЫ ЛИ ТОТ?..
Кстати, Тот — это ещё ведь и египетский бог мудрости и письма. Это, в определённом смысле, и имя Гермеса Трисмегиста, автора «Изумрудной скрижали»...
Действительно, надо вплотную, плотно-преплотно, заняться своими «электронными скрижалями»...
19.09.15 16:44:43
Недавно наверху заверещала дрель — а у меня сразу же рефлекс: как отреагирует мать? Она этого так не любит и боится!..
А сейчас включил радио, поют что-то народное, звонкими голосами; и у меня опять этот рефлекс: не слишком ли громко для матери?..
+ + +
Сейчас отредактировал и опубликовал четыре фрагмента своей «Хроники Апокалипсиса». Из июня прошлого года. С картинками. Пока ни одного лайка...
Надо работать дальше...
19.09.15 20:52:35
Привёз урну. Больше и тяжелее, чем была у отца. Почти кубическая коробка с двумя ручками по бокам. На верхней крышке с нижнего краю металлическая табличка с гравировкой: «Веретенникова Тамара Павловна 1930 — 2015».
<...> хотели забрать её сами, по дороге в магазин; но, оказалось, выдают только тому, на кого оформлены документы. Всё равно, пришлось ехать мне... <...> остался ждать в машине, а мы <...> пошли туда, где «Выдача урн»...
Погода была хорошая, +18-20; но меня знобило, возможно, оттого, что почти не ел; надо было одеться потеплее...
Территория крематория очень большая, по своему, интересная; но оформлено очень слабо, пустовато...
Пришлось отстоять небольшую очередь...
Пригласили. Захожу... Очень большое помещение, слева длинный ряд столов, кучи бумаг, папок... Вежливая молодая чиновница. Переписала мои паспортные данные. Оформила бумагу для кладбища. Принесла урну...
Вынес её в «предбанник». Чёрный пластиковый пакет я приготовил заранее, держал его в руке. Уложили <...> в него урну. Только-только: и по размерам, и по весу, чтобы выдержали ручки...
<...> сказал, что ходили мы полчаса...
Вернулись назад без приключений...
+ + +
Урну поставил на свой стол, за своим компом, слева у заднего края стола, у своей старой Тошибы, которой давно не пользуюсь. Справа будут стоять наши два морячка, которых так любили и она, и отец. Пусть её охраняют...
Мать, когда была ещё в достаточном сознании, много раз говорила и о смерти, и о том, как бы она хотела, чтобы мы <...> с ней затем распорядились, и говорила всё время по-разному. То хотела, чтобы её сожгли, то не хотела; но чаще признавала, что это, конечно, лучше. Так же и насчёт места захоронения: иногда хотела к бабушке Вале, но это редко, гораздо чаще к отцу с бабушкой Верой на Южное кладбище; но потом, всё чаще, хотела просто остаться дома, как отец стоял у неё на балконе, год, или два...
...И всё чаще жалела, что и отца не оставила, а захоронила, послушалась тётю Олю...
Отец вообще, чаще всего, хотел, чтобы его прах развеяли над Невой, с того спуска, что у нашего Мраморного переулка... Когда-то он там купался, и катался на лодках, и ловил разный топляк на дрова... Тётя Оля, опять-таки, воспротивилась...
А когда с матерью, почти два года назад, в конце 2013 года, произошло это расстройство сознания, она уже больше не вспоминала об этом. Иногда говорила, что скоро умрёт, но как-то почти механически...
Ещё буквально с месяц назад, когда у неё было некоторое улучшение, и физическое, и душевное, и погода была на улице отличная, Солнце, о чём я как можно чаще старался ей говорить и напоминать; и я обнимал и целовал её, когда она сидела за столом, и говорил, что у нас всё будет хорошо, и что мы оба будем здоровенькие и весёлые, и будем с ней жить и радоваться...
...А она всё повторяла тихо: «Как мне с тобой хорошо!.. Как мне с тобой хорошо!..»
И говорит: «Как бы мне хотелось ещё пожить!.. Хотя бы ещё лет с пяточек!..»
И сколько надежды мне это тогда внушило!..
Я действительно надеялся, что мы с ней ещё встретим в ноябре её день рождения: 85 лет. И что я успею — СКАЗАТЬ. И что меня — УСЛЫШАТ...
...И появятся на горизонте Красные Всадники...
Не успели...
А про мой — последний для неё — День Рождения, она уже — так и не вспомнила...
+ + +
Завтра с утра надо ехать <...> в Пенсионный фонд. На автобусе, машины не будет...
А я дико измотан. И главное — мне нельзя перед долгим выходом в город ни есть, ни пить, иначе может прихватить, с моей аденомой... А я и так уже почти не ел и не пил изрядно сколько времени... И попробуй всё рассчитай...
Надо через всё это пройти...
Через всё это — надо пройти...
За все мои 64 года я ещё ни разу, до сих пор, не терял по-настоящему очень близкого мне человека.
Когда умер Юра Андреев — я об этом ничего не знал, и уже сколько лет вообще его не видел...
В 2000 году умер отец — но почти все заботы о нём были на матери...
Потом умерла тётя Оля...
Потом умерла Люся...
Потом умер Дима...
Ничего не знаю о многих родственниках и друзьях!.. Страшно и вспомнить!..
А эти 12 лет при больной и беспомощной матери — они не могли не сделать её бесконечно дорогой для меня...
И Высший Промысел — совсем не зря устроил мне это испытание!.. По сути — в этом мире каждый должен пройти через это... Иначе — не поймёшь очень многого... Не поймёшь самого главного: и что такое Жизнь, и что такое Смерть, и что такое Любовь...
Мы все ещё встретимся!..
+ + +
Надо хоть немного чего-нибудь поесть... Как-нибудь сушняком... Иначе, чувствую, будут проблемы со здоровьем...
Утром, за столом на кухне (как неудобно и непривычно!..), делал небольшой перекус; и вдруг почувствовал и подумал: как это страшно — что мне не надо больше никого кормить!.. И собственная еда, и сама жизнь, без этого — теряют всякий смысл!..
+ + +
Итак — я следующий?..
Чувствую себя индейцем в последней резервации. В резервации — подлежащей ликвидации...
И прах моей матери — всё, что у меня осталось...
+ + +
Надо работать с текстами...
Чую, что должно родиться нечто Новое!..
Мать для того и умерла — чтобы стать твоими мыслями и чувствами, и твоими словами...
...И твоими делами...
Твоим Словом и Делом...
Твоим Откровением...
20.09.15 18:41:05
Господи, благослови!.. И позаботься о матери!..
Ездили <...> сегодня в Пенсионный фонд на пр. Энергетиков. Получили компенсацию за мать (это уже на почте) 5000 рублей — а потратили на вывоз, морг и крематорий (и это без похорон!) мы 60 000 рублей с лишним. Сказали, что можно получить ещё 6000; но это такая тягомотина с бумагами, что проще плюнуть на эти 6000. А саму пенсию матери (там должно было накопиться за две сотни тысяч) можно выцарапать только через нотариуса и, скорее всего, это, в целом, будет на практике не раньше, чем через полгода...
Слава Богу, очередей не было...
И погода была, хоть и очень пасмурная, но без дождя...
Туда ехали на 102-ом автобусе, обратно — на 37-ом...
Как давно я не ездил на автобусе!.. Они уже сильно другие, более комфортные... Билет сейчас стоит 28 рублей... Свой район тоже узнавал с большим трудом, и почти не ориентировался...
Вышли на нашей остановке: угол Ударников и Коммуны... Как от всего этого отвык!..
Хотел зайти в аптеку и в магазин. Но напротив был наш лесопарк — решил ненадолго зайти и в него... Погода — позволяла; дождя ещё не было...
Устроил там небольшую пробежку. И опять почувствовал, что без предварительной пробежки чувствую себя плохо, и ходьба получается какая-то очень вялая и нездоровая...
Добежал до речки. Потом вернулся немного назад, за одноколейку, и прошёлся по тропке вдоль рва, по когда-то очень любимому мною маршруту. Переправился через ров по жердям в знакомом месте на другую сторону рва, и вернулся на главную дорожку, по которой вернулся к «Сталинским воротам» на пр. Коммуны...
Народу гуляло довольно много, и с детьми, и с собаками... Много пенсионеров... Бегали иногда и спортсмены: одной парой уже на выходе — просто залюбовался!..
Жёлтых листьев уже много; и с ними — такой их характерный, чудный, терпкий запах... Запах ранней осени... Нашей русской осени...
И опять это незнакомое и непривычное чувство: что торопиться мне уже больше некуда, что дома меня уже никто не ждёт...
Подгонял себя — в основном просто по привычке, по инерции: вперёд, вперёд, время не ждёт! А тебя —
