переходили некоторой невидимой границы. Ни разу, насколько помнил Ральф, в этот день не случалось серьёзных потасовок, тем паче беспорядков. В этом была и его заслуга – ведь хорошо натасканные стражники не бездействовали, своевременно пресекая любые беспорядки. А заправлял ими он, не доверяя руководство никому другому.
Граф Аллира наблюдал с балкона за своим любимым городом. Тёплая летняя ночь навеяла воспоминания о днях, когда ему, тогда ещё простому стражнику, доводилось подолгу стоять у ворот, считая в небе звёзды и охраняя покой горожан от лихих людей.
К слову сказать, графство вот уже который год считалось самым спокойным во всей империи. И все отдавали должное стараньям правителя, который приложил немало усилий, чтобы его родина заслужила это почётное звание.
Мало у кого это получалось столь же успешно. Обычно, стоило вельможе взяться за подобную работу, как всё тут же шло наперекосяк. Но у Ральфа и ситуация была совершенно иной. Ведь он знал службу изнутри, как никто другой. К тому же, что немаловажно, ему было ради кого стараться. Две девочки и совсем ещё юный мальчуган мирно спали в своих комнатках. Чтобы быть спокойным за их безопасность в будущем, требовалось напряженно работать уже сейчас.
Красавица жена неслышно подошла сзади, нежно обняв любимого мужчину.
– Не спится?
– Вспоминаю...
Они редко говорили помногу, понимая друг друга без лишних слов. Эта удивительная связь была их тайной гордостью.
– Такая же ночь была перед тем, как...
Графиня не договорила, но Ральф прекрасно знал, о чём она думает. Прекрасное лицо омрачилось, словно женщину посетили дурные воспоминания. Мужчина нахмурился, но быстро взял себя в руки.
– Иначе мы не смогли бы быть вместе. – коротко отозвался он. Смерть первого мужа до сих пор не давала женщине покоя. Сомнения в правильности содеянного то и дело давали о себе знать. Вот этого Ральф никак не мог понять. Прошлое невозможно изменить, так для чего переживать о не свершившемся и печалиться о содеянном?
Прозвище Справедливый нынешний граф получил много позже того злополучного дня. Да и не ведал никто о тайне, хранимой двумя влюблёнными. Для всего Аллира граф погиб в бою от рук предателя Херведа. Другой правды людям знать не стоило.
Глория молча смотрела в ночь, но чувствовалось, что она не замечает ничего перед собой, погруженная в события тех давних дней. Даже говорить о них было непросто. О том, чтобы забыть не могло идти речи. Но Ральф видел, как изводится его супруга. Вот только поделать ничего не мог. Сам он смирился со своей судьбой и желал того же любимой.
– Помнишь, советника императора? – неожиданно спросил мужчина, желая перевести разговор в другое русло.
Женщина внимательно посмотрела на своего супруга, пытаясь прочесть в его глазах ответ на ещё не заданный вопрос. Их мысли определённо прошли схожими тропами. И всё же оставались сомнения.
– Тебе тоже показалось, что это он? – наконец, вымолвила она, плотнее кутаясь в шаль.
Ральф ничего не ответил, только усмехнулся в густые усы. Не запомнить узника, которого стражник решил освободить в злополучный и памятный день восстания, было невозможно. К слову сказать, если бы не помощь этого неординарного парня – нынешний граф мог бы никогда больше не увидеть свою возлюбленную. Что и говорить, внешность «охотника» навсегда осталась в памяти графа. А советник императора один в один походил на него. Пусть он не подал вида, что знаком с четой Аллирских правителей, на это наверняка имелся должный повод.
– А ведь его в тот раз обвиняли в связях с тёмным братством! – внезапно расхохотался Ральф.
Теперь за такое предположение можно было многим поплатиться. Ещё бы, назвать «тёмным» правую руку императора значило оскорбить самого правителя империи. Даже графу подобные слова не сошли бы с рук.
– Зато об убийцах уже давно ничего не слышно... – как бы между делом промолвила Глория, намекая на то, что противоречия между тёмным братством и ястребами, наконец-то, так или иначе, разрешились.
Ральф неодобрительно покосился на собеседницу, но промолчал. Слишком явно его жена намекала на «тёмную» сторону советника. А ведь доказательств никаких не было даже в те далёкие дни, когда он явился в Аллир подмастерьем охотника. Стоило ли говорить об этом теперь, когда даже у стен нередко появлялись уши?
– Впрочем, не будем об этом. – нашлась Глория, поняв обеспокоенность мужа. – Давай лучше порадуемся нашей новой главе церкви! Мне кажется, эта женщина многого добьётся!
– Вот уж не думал, что ты уверовала в эту нелепую идею единства Богов! – несказанно удивился мужчина. – По мне так эта Эталь, неизвестно откуда свалившаяся на наши головы, самая настоящая еретичка! Подумать только, заявить, что Господь всего один! – в голосе Ральфа слышалось подлинное негодование. Впрочем, приверженцев старой веры осталось немного. Утратившие своё волшебство церковники мало чем могли привлечь верующих, кроме напыщенных, но ничем не подкреплённых речей. Впрочем, никто не гнал староверов. По крайней мере, пока.
– А я слышала, что она была одной из тех, кто освободил дочь императора! – не сдавалась женщина. Ральф мог бы ей возразить, что подобный подвиг приписывает себе едва ли не всякий, сколь бы то ни было, видный деятель. Но Глория поспешно увела разговор в сторону: – Церкви нужны новые взгляды. Именно Эталь Светлая может провести реформу бескровно и мирно. Слышал же, что она не отрицает Сенарию! Просто Шестеро – не что иное, как разные воплощения Единого.
Ральф презрительно хмыкнул. Он был воспитан в сенарианской традиции и не желал меняться. Впрочем, мужчина прекрасно понимал, что в словах собеседницы есть определённый резон. Утратив волшебство, церковь начала беднеть. С этой точки зрения старая вера не годилась. Уловив изменение настроение мужа, Глория продолжила наступление:
– А как же её проповеди? Сколько в них добра, сострадания к ближнему! К тому же, с её приходом маги не смеют зазнаваться! Да что там – они попросту присмирели! И при этом, она многодетная мать!
Ральф насмешливо взглянул на супругу, наблюдая за её усердными попытками сделать невозможное. Особенно забавными ему казались приводимые аргументы. Отступать мужчина не собирался ни в коем случае.
– К тому же, Эталь была единогласно выбрана синодом! – не сдавалась женщина.
– Вот только среди архиепископов к этому времени почему-то не осталось ни одного приверженца старых добрых взглядов. – как бы невзначай заметил Ральф. – Одни почили, других назначил Тирем, бьюсь об заклад, с подачки этого своего советника…
– Давай прекратим этот спор. – тихо произнесла Глория. – Ты говоришь запальчиво и совсем не то, что подсказывает тебе твоё мудрое доброе сердце.
Ральф поцеловал супругу, про себя подумав, что она нашла отличные слова, чтобы напомнить ему, какой силой стала обладать новая церковь и сколь тонкий слух у императорского советника. Болтать лишнего не стоило даже у себя в покоях.
Одинокий вечер зябко ёжился за окном на холодном ветру. Но никто не спешил распахнуть ему навстречу свои двери. В тепле семейного уюта и горящего очага люди чувствовали себя куда комфортнее, нежели на улице. Впрочем, некоторые и там умудрялись находить своё одиночество.
Мужчина при мерцающем свете свечей склонился над рукописью, с увлечённым видом выводя всё новые и новые символы на желтоватом пергаменте. От усердия кончик языка чуть выступал наружу, будто тоже хотел помочь – поучаствовать в столь важном процессе.
Казалось, ничто в этом мире не способно отвлечь писателя от его труда, столь глубоко он погрузился в созидательный процесс. И не мудрено, ведь давно миновало и начало, и даже середина. Книга была почти закончена. Оставалось несколько последних штрихов.
– Пап, ну долго ты ещё будешь возиться? К нам дедушка пришел! – раздался хор звонких детских голосов из соседнего помещения. Семья не собиралась надолго расставаться со своим главой.
Дописав несколько последних предложений, мужчина взглянул на свой труд оценивающим взглядом и ещё раз пробежал глазами последнюю фразу: «Лита стала моей лучшей кражей!». Губы растянулись в довольной улыбке. «Что ж» – подумал он, – «Пожалуй, это стоит прочесть Миртису. Пусть задумается, чей куш был ценнее!»
Вот только отчего-то его не переполняла радость от завершения труда всей своей жизни. Напротив, мужчина ощутил небывалое опустошение. Словно кто-то выдернул у него из памяти большую часть прожитых дней и событий.
Вторя своим ощущениям, он негромко произнёс себе под нос с затаённой тоской в голосе:
– Вот и всё...
Пятерым детям требовалось внимание отца. И никакие дела не моги быть важнее этого. Семья всегда стояла на первом месте – так уж повелось. А это означало, что времени на собственные переживания остаётся в обрез. «Что ж, возможно, это и к лучшему?» – повеселев, рассудил мужчина.
– Иду-иду! – добродушно отозвался он в ответ на не прекращающиеся призывы малышни.
С каждым шагом прочь от стола прошлое уходило в небытие. Вместо этого близилось нечто новое, неведомое. Уже дойдя до двери, мужчина в последний раз оглянулся назад. Задорная мысль промелькнула у него в голове, вызвав невольную улыбку: «Книга закончена. Но ведь жизнь-то продолжается!»
