ДАРНИК Часть 2

приближении ромейского Ургана караван оповестили чайки. Их крики заставили бежецкого вожака внимательно осматриваться вокруг.
– Что смотришь? – рассмеялся случившийся поблизости Лопата. – Море близко.
В самом деле, едва дорога вывела их колонну на невысокую седловину между холмами, как впереди, насколько мог охватить взгляд, раскинулась на весь горизонт серо-голубая полоса воды. 
Сам Урган за своими пригородными садами бросался в глаза гораздо меньше. На земле Южного княжества это был полностью ромейский город со своим войском, законом, языком и обычаем. Лопата, бывавший здесь много раз, вновь почувствовал себя хозяином каравана, показывал куда направляться, где стать, что делать.
Дарник ему не мешал. Он внимательно смотрел на ровные прямоугольные дворища, окруженные каменными стенами, с прямыми проездами между ними, высокие храмы, украшенные крестами, и наконец на саму центральную крепость Ургана. Мало того, что она была вся каменная с сильно выступающими вперед башнями, так еще чтобы подобраться к ней надо было преодолеть две полосы препятствий: сухой ров с хищно наклонившимся над ним коротким частоколом и ряд чугунных столбов с натянутой между ними железной цепью. Оба препятствия на первый взгляд казались легко преодолимыми для любого ловкого парня, зато обремененное оружием и осадными лестницами атакующее войско наверняка превращалось здесь в медлительную мишень для крепостных лучников. Даже стражники стояли не у самых ворот, а как раз у защитных полос и только убедившись, что очередной гость имеет право проникнуть в крепость, вручную откатывали в сторону небольшую телегу, закрывавшую проход.
Пять дней пробыл в Ургане караван короякцев, и все пять дней Дарник не уставал кружить по городу, отмечая его отличия от Корояка и Гребня. Город представлял собой одно большое торжище. Торговали не только на отведенных площадях в посаде, но и везде, где придется. Казалось, что никто здесь больше ничем не занимается, как только приглядывается и приценивается к товарам. Если и были ремесленные мастерские, то торговали и в них. Кузнецы еще только доставали из горна раскаленную заготовку, а два-три покупателя уже ждали следующего заказа. Поражало, как все настойчиво пытались ему, Дарнику, всучить свой товар, с криками и хватанием за руки. Однако результат получался совершенно противоположным, под таким напором все предлагаемые товары казались весьма сомнительными.
Плавание в соленой воде и неумеренное поедание баснословно дешевых южных фруктов заняло все время свободных от охраны ватажников. Против этого не мог первые дни устоять и сам их вожак. Однако уже на второй день нашел себе более достойное занятие – ходить на военное ристалище, куда каждое утро выезжала для боевых упражнений часть гарнизона крепости. Ристалище находилось в обширной лощине, куда особые охранники не пускали посторонних зрителей. Дарник без доспехов и оружия в своей расшитой рубахе представлялся для них безобидным словенским подростком, поэтому они отнеслись к нему более снисходительно, позволив несколько раз понаблюдать за ромейскими воинами.
Впервые видел он настоящих катафрактов, закованных с головы до ног в железо и на таких же укрытых броней огромных лошадях. Все в одинаковых синих плащах, с одинаковыми рыжими хвостами на шлемах и синими флажками на длинных пиках. На ристалище имелось несколько пологих ям и горок. Четко по команде выстраиваясь определенным образом, всадники то шагом, то вскачь дружно преодолевали эти препятствия, добиваясь сохранения ровного строя. Так же стройно и слаженно конники разъезжались мелкими отрядами в разные стороны, потом съезжались. Или, выстроившись в линию и наклонив пики, неслись навстречу друг другу. Но настолько была хороша выучка их лошадей, что две линии проносились друг сквозь друга никого не задев. Это для того, чтобы лошади не пугались при настоящем столкновении, понял Дарник и даже засмеялся от своей догадки.
Устраивались и отдельные скачки мимо деревянных столбов, на которых стояли короткие чурбачки. Катафракты ловко сбивали их всем имеющимся у них оружием: булавами и топорами, пиками и кистенями, мечами и палицами. Упражнялись они и в метании на полном скаку сулиц и стрельбе из лука.
Боевые занятия пехотинцев впечатлили Дарника значительно меньше, хотя тут тоже было на что посмотреть. Многое из того, что он видел, Рыбья Кровь и сам выполнял со своей ватагой. Довольно ухмыльнулся, когда при наступлении плотным строем каждый второй воин из переднего ряда вдруг падал на землю, имитируя ранение, а задние переступив и, сомкнувшись, продолжали движения. Или движение «черепахой», когда отряд пешцев весь, и сверху, и с боков плотно закрыт щитами, а катафракты кидают в них комья глины, чтобы защита была более непроницаемой. Зато когда появились легкие конники с двойным седлом и, ловко подсадив «раненых» себе за спину, ускакали с ними прочь, он разинул рот от изумления. Все было понятно: специальные воины увозят раненых, чтобы не дать им истечь кровью и не быть затоптанными своими же соратниками, – и все было непонятно: что это за битва такая, где о раненых заботятся прямо в пылу сражения?
Притихший возвращался после «смотрин» Дарник к себе в стан. Рухнули все прежние россказни о ромеях, как о коварных и трусливых вояках, которые редко вступают в открытый бой, стремясь всегда побеждать лишь с помощью хитростей и подкупа. Просто они стремятся «побеждать без чрезмерности» – чтобы сберечь своих великолепных воинов. Дарнику даже не требовалось видеть их в деле – по опыту схватки с ивцами он уже знал, какая мощь может заключаться в дружной и слаженной массе хорошо вооруженных людей, неприступной для самых яростных, но разрозненных наскоков противника. Понял и то, что, если с пехотой еще куда ни шло, то умения ромейских катафрактов ему среди своих бойников не достичь никогда. Ведь даже на обучение полноценного боевого коня надо затратить не меньше двух лет.
Толкаясь среди ромейских горожан, Дарник чутко ловил, что они говорят о своих ратниках. К его великому изумлению, из обрывков разговоров стало понятно, что ромеи своим войском вовсе не гордятся, принимая то, что есть за должное и совсем не выдающееся, мол, так было всегда и всегда так будет. Это потому, сделал вывод он, что их войско больше не стремится к завоеваниям, а старается лишь сохранить имеющееся, значит, настоящая слава и честь бывают только в постоянном нападении. Ну что ж, тогда у него тоже есть свой шанс, успокаивал он себя.
Лопата, между тем, успешно торговал воском и льном, и закупал товары для обратного пути. Получив от него часть оплаты за службу, закупками занялись и остальные короякцы. Рыбья Кровь поручил Кривоносу продать все тарначское трофейное добро (кроме оружия, разумеется). На вырученные арабские и ромейские монеты он всеми правдами и неправдами раздобыл часть ромейской амуниции, в том числе двойное седло, три медные трубы, два барабана и катафрактный шлем с забралом-личиной.
Часть дирхемов Кривонос посоветовал Дарнику потратить на подарки Черне и Зорьке. Такая простая мысль сильно озадачила молодого вожака. В Бежети и Каменке никто никогда друг другу ничего не дарил. В Корояке он видел, покупали и дарили женщинами немало украшений. Взрослые мужчины так задабривали своих жен и наложниц. Но надо ли ему, Дарнику, походить на них? Не воспримут ли верные подружки его подарки как проявление слабости и зависимости от них? Два дня он боролся с собой, но все же купил два маленьких зеркальца и пару головных украшений. Однако деньги еще оставались, и было неясно, везти ли их в Корояк или потратить здесь.
Вскоре затруднение разрешилось само собой. Во время посещения торговой гавани Дарник стал свидетелем погрузки на ромейское судно живого товара: тридцати рабов-словен. Один молодой парень при этом попытался бежать. Его тут же поймали и в назидание остальным рабам подвергли жестокому бичеванию. Сразу стала видна разница между рабством у русов и у ромеев – в Корояке такого просто не могло быть.
Впрочем, на само бичевание Дарник смотрел достаточно равнодушно: раз не сумел убежать, то терпи и наказание. Точно так же не жаль ему было взрослых мужчин и женщин. Но вот малые дети – они-то в чем провинились? И вообще, разве это дело самим словенам продавать в заморскую страну других словен? Ведь на том же торжище ромеи и магометане стремились выкупать из рабства своих единоверцев, и только к судьбе словен и степняков все относились безразлично.
Непривычные мысли ворочались в голове у Дарника. Насколько же пуста была земля, по которой их караван двигался две недели, и почему никто не догадается возвращать и селить на нее своих единоплеменников? Эти размышления так переполнили Дарника, что он пошел на невольничий рынок и купил пятерых словенских мальчиков и двух девочек. Зачем? – не мог понять никто из ватажников. Лопатники, те даже откровенно посмеивались. Да и десятилетние выкупленные им дети вовсе не испытывали к своему освободителю благодарных чувств. Все они были из Гребенского княжества и перед далеким лесным севером испытывали страх не меньший, чем перед южной Романией.
В последний день своего пребывания в Ургане Рыбья Кровь заглянул также и в ромейский храм. Торжество церковной службы и красочное убранство храма мало тронули молодого вожака, зато он наконец понял, на что идет то огромное количество воска, которое отправляется к ромеям из словенской и русской земли – в одном только этом храме горело сразу не менее двух сотен восковых свечей.
Обратный путь в Корояк совсем не походил на дорогу в Урган. Лопата с готовностью переложил на Дарника бразды правления, а сам целые дни бражничал в одной из повозок с купленной в Ургане красивой булгаркой. Пешим уже никто не вышагивал по пыльной дороге: кто не ехал на значительно облегченных повозках, тот гарцевал рядом с ними на верховых лошадях. Понимая, что теперь нужно соблюдать особую осторожность, все беспрекословно соблюдали меры, предпринятые бежецким вожаком: высылали вперед и по сторонам дозорных, выставляли удвоенные ночные караулы, постоянно носили при себе оружие, и упражнялись во время стоянок. Постоянное напряжение, в котором находился Дарник, сильно изнуряло его, а повозки с купеческими товарами стали вдруг внушать отвращение: так волноваться из-за них! Никаких происшествий ни разу не случилось, хотя все ожидали, что тарначи обязательно попытаются отомстить обидчикам.
На купленных в Ургане детей он всю дорогу старался обращать как можно меньше внимания, и это оказалось лучшим способом приручить их. Глядя, как все вокруг уважают и слушаются их нового хозяина, они и сами привыкали смотреть на него точно так же. А их отношение в свою очередь действовало и на Дарника, несколько раз ему приходила в голову мысль сразу по возвращении отправиться в Бежеть за Маланкой и привезти ее в Корояк, где у него теперь есть и собственное дворище, и наложницы, и челядь, и даже дети. Вот уж она за него, да и за саму себя обрадуется. С улыбкой представлял он, как появится со своей ватагой в Бежети и Каменке. То-то спохватится Клыч, то-то